Я вещаю из гробницы - Брэдли Алан - Страница 51

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая

Но кто в наши дни в Бишоп-Лейси может раздобыть эфир? Очень немногие.

На самом деле, если задуматься, врач — это единственный человек на земле, который регулярно носит с собой в чемоданчике это вещество.

Мне надо поговорить с доктором Дарби.

Завтра пасхальное воскресенье. Он почти наверняка будет дежурить в церкви на случай медицинской необходимости, как обычно, организуя игры с пасхальными яйцами. Можно поймать его у покойницкой и мимоходом поинтересоваться, не пропадало ли у него что-либо из его чемоданчика в последнее время.

Но сначала мне надо поспать.

Должно быть, это Доггер принес Эсмеральду из оранжереи, потому что я обнаружила, что она с довольным видом взгромоздилась на железное кольцо лабораторного стенда, снеся свежее яйцо мне в кровать.

Сохраню его на утро, решила я. Завтра предстоит долгий день. Отец разбудит нас в пять утра, чтобы мы могли легко позавтракать перед трехчасовой службой.

Будучи католиками, мы обязаны поститься как минимум с полуночи, перед тем как получить святое причастие. Только те, кто был очень болен или находился при смерти, могли съесть тост с мармеладом.

Однако отец был с этим не согласен.

«Горячий завтрак необходим, если не обязателен, — говаривал он нам. — Никогда не знаешь, когда ты поешь в следующий раз и поешь ли ты вообще».

Это мудрость, которую он, по-видимому, сформулировал во время военной службы, но мы были достаточно умны, чтобы не задавать вопросы. В дискуссии с викарием он установил срок в три часа, достаточный, чтобы удовлетворить и желудок, и дух закона.

Должна сказать, что отец намного опережает время. Он не видит ничего плохого в том, чтобы принимать святое причастие у алтаря англиканской церкви, вместо того чтобы ездить за этим в Хинли в Деву Марию Семи Скорбей.

«Это наш непременный долг, — вечно твердит он нам, — поддерживать местного производителя».

Что ж, да будет так.

В восемь утра мы будем присутствовать на утрене, а в одиннадцать примем участие в литургии, где будут задействованы все: хор, орган, псалмы с традиционными ответами, первоклассная проповедь — в общем, весь парад.

Я откопала под кроватью коллекцию пластинок, позаимствованных из спальни Фели: «Концерт для фортепиано ля минор» Грига, который, по словам Фели, изображал солнечный свет и тени в ледяных фьордах, где в море падают блестящие, как бриллианты, куски льда размером с Букшоу.

Я завела граммофон, поставила иголку на бороздки пластинки, нырнула под одеяло и подтянула его к ушам, когда зазвучала музыка.

Под колыбельную в исполнении струнного оркестра Лондонской филармонии я уснула мертвым сном еще до начала весны.

Мне снилось, что я на кладбище Святого Танкреда, где среди могил были расставлены столы, примерно с дюжину. За столами сидели жители Бишоп-Лейси и окрестностей, все одетые в костюмы Арлекина с ромбовидными узорами. Цвета их шелков были настолько роскошными, что люди казались фигурами на витражах.

На столе перед каждым игроком — или участником соревнования, я не уверена, — стояли одинаковые пазлы, запечатанные, и за каждым человеком стоял рефери с пестрым флагом.

О, вот так веселье, — подумала я. — Турнир по сбору пазлов.

Раздался свисток, флаги метнулись вниз, и игроки открыли коробки и начали, как безумные, лихорадочно разбирать части пазла. Один или два человека уже нашли детали, образующие край картинки.

Судья в напудренном парике и пенсне прогуливался между столами, останавливаясь за спиной каждого игрока на пару секунд, чтобы сделать какие-то заметки в огромной старой папке.

Когда я приблизилась, чтобы рассмотреть пазлы получше (похоже, они изображали либо святого с золотым свечением вокруг головы, либо залитую лунным светом скалу, выступающую из полуночного моря), темная фигура в церковном облачении (это викарий?) жестами дала понять, что мое вмешательство тут же будет пресечено человеком с лопатой.

Я резко повернулась и оказалась лицом к лицу с надсмотрщиком — человеком с лопатой. Мисс Танти.

Тут я проснулась и села в кровати с колотящимся сердцем.

Если до этого момента я не понимала до конца, как и почему был убит мистер Колликут, теперь я это знала точно.

Часы показывали без десяти пять. Слишком поздно, чтобы еще вздремнуть.

Я выпрыгнула из кровати на холодный пол, облила холодной водой из кувшина руки и лицо и влезла в накрахмаленное белое платье, отделанное оборками, которое приготовила для меня миссис Мюллет.

Приготовленное на пару яйцо Эсмеральды и парочка тостов, поджаренных на бунзеновской горелке, сошли за плотный завтрак.

Я достала пробку из ящика стола и обуглила ее в огне горелки. Когда пробка остыла, я повозила ею по своим векам, уделяя особенное внимание нижним, потом втирала сажу, пока она не приобрела правдоподобный пурпурно-серый оттенок.

В качестве финального жеста я взбила волосы в воронье гнездо и побрызгала холодной водой на лоб.

Я взглянула на себя в зеркало.

Довершенный остатками яйца, прилипшими к губам, эффект был поразительно убедителен.

Отец, Даффи и Фели уже сидели за столом, когда я, спотыкаясь, вошла в столовую и удивленно осмотрелась.

Я села на свое место, не говоря ни слова, и не двигалась, уныло сложив руки на коленях.

— Господи! — воскликнула Фели. — Ты только посмотри на себя!

Отец и Фели подняли взгляды от сухих тостов.

— Я… я… боюсь, я не в состоянии, — выдавила я. — Простите. Я почти не спала. Кажется, я съела что-то не то.

Я поднесла ладонь ковшиком ко рту и надула щеки.

— Съешь кусочек тоста, — сказал отец. — И отправляйся обратно в постель. Я зайду взглянуть на тебя, когда мы вернемся домой.

— Спасибо, — ответила я. — Но я не голодна. Сон — лекарство от всех болезней, — процитировала я слова миссис Мюллет.

Наверху я переоделась из пасхального платья в юбку и свитер и сменила туфли пай-девочки на более удобную обувь.

Через несколько минут я уже вылезала — тихо, осторожно — из окна портретной галереи на первом этаже.

Ночью шел дождь, и «Глэдис» промокла. Я встряхнула ее хорошенько, и холодные сконденсировавшиеся капли полетели с нее, словно дождь из бриллиантов в лунном свете.

Меньше чем через десять минут мы будем в Святом Танкреде.

Со стороны реки, протекающей за церковью, поднимался изменчивый туман, дрейфуя среди могил, словно серый дым, и заглушая бормотание бегущей воды.

Церковное кладбище, залитое лунным мартовским светом, испугает кого угодно, только не меня.

В конце концов, я тут уже бывала.

Я постучала кулаками по груди и глубоко вдохнула влажный утренний воздух — смесь сырой земли, мокрой травы и старого камня с легким оттенком увядающих цветов.

Понятно, почему многие священники любят свою работу.

Скоро здесь будут две леди из алтарной гильдии, принесут пасхальные лилии, так что мне надо поспешить. Если мне повезет, до их прихода у меня будет час, максимум полтора.

Не то чтобы мне требовалось так много времени. Мой сон помог мне собрать последние части пазла в единое целое. До этого, хотя у меня были все факты, я не могла их сложить.

Но теперь все было ясно, как божий день, я точно знала, что и где искать.

Я ступила на порог и включила фонарик, стараясь светить им только на пол. Легчайший отблеск света на витраже — и снаружи церковь засияет, как лампа Тиффани.[54]

Я открыла дверь и с крыльца перешла в основную часть церкви, или, как сказала бы Фели, из нартекса в неф. Когда дело касается церковной архитектуры, Фели любит швыряться техническими терминами с таким видом, будто болтает за чаем и печеньем с архиепископом Кентерберийским, если не с самим папой римским. Пьет ли папа чай? Не знаю, но уверена, что Фели сможет поддержать беседу до второго пришествия.

Я остановилась в центральном проходе и прислушалась.

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая