Я вещаю из гробницы - Брэдли Алан - Страница 54
- Предыдущая
- 54/61
- Следующая
Мисс Танти полезла в карман за ключом и открыла замок, и мне показалось это странным, поскольку никто в Бишоп-Лейси не запирал двери.
Когда мы вошли внутрь и она задвинула засов, из зимнего сада крикнул попугай:
— Привет, Квентин! За дело! — И просвистел четыре ноты, в которых я узнала начало Пятой симфонии Бетховена: — Да-да-да-ДУМ!
Привет, Квентин! — задумалась я. Эти же слова птица сказала, когда я была здесь в прошлый раз. Этим именем мисс Танти назвала Бенсона. Нет, погоди-ка, Бенсона зовут Мартин.
Должно быть, она обращалась к члену городского магистрата?
— Садись, — скомандовала мисс Танти. Теперь мы волшебным образом оказались у нее на кухне. — Я поставлю чайник.
Я осмотрелась и увидела, что все вокруг голубое. Странно, но это так. Основное, что я помню о кухне мисс Танти, это то, что она в голубых тонах. Раньше я этого не заметила.
На столе стояли кувшин для молока, полный увядающих лилий, маленькая доска для хлеба и половинка буханки «Ховис»,[57] электрический тостер, оловянный подсвечник с частично оплавившейся свечой и коробок спичек.
Очевидно, что мисс Танти ест в одиночестве.
Потом, словно по мановению волшебной палочки, передо мной оказалась дымящаяся чашка чаю, и я ощутила особую благодарность.
— Пей, — сказала мисс Танти. — Вот, бери.
Она сунула мне под нос блюдечко с песочным печеньем, потом отвернулась и начала копаться в буфете.
— Эти люди, — заговорила она слишком небрежно и слишком между прочим. — Эти люди в церкви. Что они с тобой делали?
— Они думали, что я кое-что нашла, — ответила я. — Они хотели, чтобы я это отдала.
— А ты?
— Нет, — сказала я.
Огромные круглые линзы повернулись и уставились на меня.
— Нет, ты не нашла ничего? Или нет, ты не отдала?
Я завороженно смотрела ей в глаза и не смогла произнести ни слова.
— Ну и?
Слишком поздно, правда вышла наружу.
— Мне пора идти домой, — сказала я. — Мне нехорошо.
Внезапно руки мисс Танти вылетели из-за спины. Одна сжимала стеклянную бутылочку, другая — носовой платок.
Она плеснула жидкость на ткань и прижала платок к моему носу.
Ага! — подумала я. — (C2H5)2O.
Опять диэтиловый эфир.
Я узнаю его сладковатый щиплющий пищевод запах повсюду.
Химик Генри Уоттс однажды охарактеризовал его запах веселящим, а «Энциклопедия Британника» назвала его приятным, но ни профессор Уоттс, ни «Энциклопедия Британника» явно не оказывались в ситуации, когда им прижимает эту штуку к носу в выкрашенной в голубой цвет кухне массивная и удивительно сильная сумасшедшая женщина в толстых, как донышко бутылки, очках.
Он обжигал.
Прожег мои ноздри и взорвался в мозгу.
Я попыталась встать на ноги, но не смогла.
Мисс Танти согнула руку вокруг моей шеи и сзади вдавливала меня в кресло. Второй рукой она крепко удерживала платок у меня на носу.
— Я проучу тебя! — говорила она. — Проучу!
Я замахала руками и ногами, но бесполезно.
Прошло меньше десяти секунд, и мой мозг погружался в сладковатый тошнотворный водоворот забвения. Все, что мне надо сделать, — отдаться ему.
Отпустить себя.
— Нет!
Кто это прокричал?
Это я?
Или Харриет?
Я слышала голос как будто на расстоянии.
— Нет!
Теперь она отпустила мою шею и начала копаться в моих карманах — сначала в одном, потом в другом.
Я дернулась вперед, растопырив пальцы, и сбила очки с лица мисс Танти.
Немного, но уже кое-что. Я повернула голову в сторону и втянула полные легкие свежего воздуха — один быстрый глубокий вдох, другой, третий.
Лишившись своих мощных линз, мисс Танти осматривала кухню, и ее безумные глаза были огромными и усталыми, слабыми, водянистыми и несфокусированными.
Пытаясь выбраться из кресла, я сделала маневр влево, но она блокировала меня бедрами, словно игрок в регби.
Я подалась вправо, но она была и там.
Пусть даже я виделась ей не более чем размытым пятном, эта женщина умудрялась перегораживать мне дорогу при каждом моем движении.
Выхода нет. Задней двери нет.
Вот она снова схватила меня рукой за шею, крепче, чем прежде.
Я увидела только один шанс.
В отчаянии я потянулась за спичечным коробком. Рванула, и деревянные спички посыпались на стол.
Когда мисс Танти снова занесла надо мной массивную руку с носовым платком, я чиркнула головкой спички по боковой поверхности коробка и неуклюже подняла ее за спиной.
Она потухла.
Я слишком быстро двигалась.
Я схватила еще одну спичку, зажгла и медленно, до боли медленно согнула локоть, поднося спичку к мисс Танти.
На секунду показалось, что ничего не произошло, а потом раздался звук, как будто очень большой сенбернар сказал: «Пф!»
К низкому потолку поднялся огромный клуб пламени, словно оранжевый воздушный шар, потом пламя волнами черного жирного дыма скатилось по стенам на пол и закрутилось у наших лодыжек густым удушающим дымом.
Бесконечно долгую долю секунды мисс Танти являла собой застывшую статую, в одной руке держащую горящий факел над головой, словно Деметра, спустившаяся в подземный мир в поисках потерянной дочери Персефоны.
А потом она заорала.
И все орала и орала.
Она уронила пылающий носовой платок и начала метаться от стены к стене, закашлявшись.
Кашель… вопль… кашель… вопль…
Этого достаточно, чтобы кого угодно довести до белого каления.
Она носилась кругами по комнате, налетая на мебель, словно чудовищная обезумевшая трупная муха, и билась то об одну дымящуюся стену, то о другую.
К этому времени я уже и сама кашляла, а мое лицо пекло, как будто я часами спала на пляже под августовским солнцем.
Я затоптала горящий носовой платок.
Мисс Танти продолжала орать.
— Прекратите, — сказала я. — Дайте мне посмотреть.
Я уже увидела, что у нее обожжена рука.
— Прекратите, — повторила я, но она продолжала вопить. — Прекратите!
Я ударила ее по лицу.
Может быть, я не такой хороший человек, каким предпочитаю себя считать, потому что я вынуждена признать, что это действие доставило мне большое удовольствие. Не потому, что это создание только что пыталось меня убить, и не потому, что моими действиями руководила месть, а потому, что в данных обстоятельствах это казалось правильным.
Она сразу же умолкла и уставилась на меня так, будто ни разу в жизни не видела.
— Сядьте, — приказала я, и — чудо из чудес — она смиренно повиновалась. — Теперь дайте руку.
Она вытянула покрасневший кулак, глядя на него с таким видом, будто это не ее рука — кого угодно, только не ее.
Я обыскала с полдюжины кухонных ящиков, пока не нашла марлевую салфетку, которой накрыла ее запястье. Взяла бутылочку с эфиром, которую она поставила на сушилку.
Я вытащила пробку и налила эфир на салфетку, наблюдая, как по ее лицу распространяется равнодушное облегчение, и она посмотрела на меня с немым обожанием или чем-то в этом роде.
Я открыла шкафчик под раковиной и наконец в проволочной корзине нашла то, что искала: картофелину.
Наполовину очистила ее, потом порезала на настолько тонкие ломтики, что сквозь них можно было бы читать Библию. Соорудив из них влажные припарки, я, убрав салфетку, разложила их на ее руке и запястье.
— Больно, — сказала мисс Танти, уставившись в мое лицо огромными лунными глазами, ее очки валялись на полу осколками.
— Не повезло, — ответила я.
28
Я вылетела из дома мисс Танти, будто за мной гнались все гончие ада, и не исключено, что так оно и было.
Я помчалась за угол и на Хай-стрит и через минуту уже колотила в дверь коттеджа констебля Линнета, часть которого служила полицейским участком Бишоп-Лейси.
Через на удивление короткое время взъерошенный констебль был уже в дверях, натягивая синюю форму, нахмурив лоб и выгнув брови.
57
«Ховис» — британская марка хлеба, существующая с 1886 года.
- Предыдущая
- 54/61
- Следующая