Одинокий голубь - Матц Тамара П. - Страница 123

• Предыдущая
• 123/238
• Следующая

Когда Август убедился, что лошадь уже не встанет, он поднял ружье. Индейцы беспорядочно стреляли, хотя все еще находились слишком далеко. И снова он слышал свист пуль, пролетающих сквозь траву прерии. Он положил ружье поперек умирающей лошади и стал ждать. Индейцы приближались с воплями, у одного или двух были копья для устрашения или для того, чтобы проткнуть его, если им удастся поймать его живьем.

Но, как он и рассчитывал, не доезжая пятидесяти — шестидесяти ярдов до него лошади уловили запах свежей крови, которая все еще толчками вытекала из горла умирающего мерина. Они замедлили бег, стали пятиться и взбрыкивать, и тут Август открыл огонь. Индейцы растерялись, били лошадей прикладами, но те были слишком напуганы. Две встали как вкопанные, и Август немедленно сбил всадников. Трудно придумать лучшую мишень, чем индеец на лошади, которая отказывается двигаться, всего на расстоянии пятидесяти ярдов. Два индейца упали и больше не шевелились. Август перезарядил ружье и вытер пот, стекающий на глаза. Кровь дала ему шанс, в противном случае они все набросились бы на него и убили, вне зависимости от того, как быстро он стрелял. Теперь индейцы пытались заставить лошадей идти вперед, но не могли, те продолжали пятиться и взбрыкивать. Некоторые даже делали попытку повернуть на юг, и тут Августу удалось подстрелить еще двоих. Один из индейцев оказался сообразительным: он накинул одеяло на голову лошади и попытался заставить ее идти вперед вслепую. По-видимому, то был предводитель, во всяком случае, он держал самое длинное копье. Он ринулся к впадине, в одной руке ружье, в другой копье, но когда он попробовал стрелять одной рукой, то уронил ружье. Август едва не рассмеялся, но индеец продолжал рваться вперед с одним копьем — весьма храбрый, но безрассудный поступок. Август подстрелил его, когда он был уже в тридцати футах от него: он рассчитывал потом поймать его лошадь. Индеец свалился на землю, но лошадь бросилась в сторону, и Август не рискнул погнаться за ней.

Оставшиеся в живых индейцы растерялись. Пять ми нут битвы, и пятеро уже убиты. Август перезарядил ружье и убил шестого, пока индейцы отступали. Он мог бы увеличить счет, но решил не стрелять с большого расстояния, да еще и в неопределенной ситуации. Поблизости могли оказаться еще индейцы, хотя он считал это маловероятным. Скорее всего, они бросились на него полным составом, а это означало, что он убил ровно половину.

Поскольку стрелять больше было не в кого, Август попробовал оценить ситуацию и решил, что самое в ней скверное то, что не с кем поговорить. Он только что был на волосок от смерти, тут скучать не приходилось, если говорить правду, но даже в самой отчаянной битве чего-то не хватало, если не с кем было ее обсудить. Все эти годы самым интересным во всех его сражениях были не его соперники, а его товарищи. Поразительно интересно было наблюдать, во всяком случае ему, как те, с кем рядом он сражался, реагировали на опасность.

К примеру, Пи Ая всегда больше всего беспокоило, как бы не кончились патроны. Он отличался странной придирчивостью в выборе цели, и случалось, что всю схватку выбирал себе противника, а на курок так и не нажимал.

— Мог зря потратить патрон, — объяснял он, если кто-то укорял его. И то верно, уж коли он стрелял, то почти никогда не промахивался, но это потому, что он крайне редко стрелял по цели, находящейся от него на расстоянии, превышающем тридцать футов.

За Каллом тоже любопытно было наблюдать во время схватки. Ему нужен был бой, чтобы он проявил свои бойцовские качества, а таковых у него имелось в избытке. Он обожал атаковать. Едва завидев противника, он обычно устремлялся за ним, иногда против всякого здравого смысла. Он мог заниматься тщательным планированием перед схваткой, но стоило ему в нее ввязаться, думал лишь об одном — догнать и уничтожить врага. Калл отличался тягой к разрушению и мог убивать, даже если в этом уже не было необходимости. Если уж его кровь взыгрывала, требовалось время, чтобы она остыла. Калл никогда не допускал полного поражения, только смерть могла победить его, вот он и считал, что если враг жив, то, значит, не побежден, во всяком случае, окончательно.

Август знал, что такая точка зрения не всегда соответствует истине. Люди иногда уставали от битв и не принимали в них больше участия. Некоторые шли на все, только бы больше не испытывать связанного со сражениями чувства страха.

Дитц это понимал. Он никогда не стал бы стрелять в спину удирающему врагу, тогда как Калл мог преследовать противника миль пятьдесят и убить, если только этот человек посмел бы напасть на него. Дитц воевал осторожно и умно, он бы тоже сообразил насчет свежей крови. Но величайшим талантом Дитца была его способность избегать засад. Он чувствовал их нутром, иногда за день или два, когда и опереться было не на что.

— Откуда ты знаешь? — спрашивали они его, но Дитц не мог им вразумительно объяснить.

— Знаю, и все, — говорил он.

Шесть оставшихся индейцев отступили далеко, куда из ружья не достать, но не уехали. Он видел, как они совещаются, но благодаря волнам жары и тремстам футам между ними их фигуры колебались в глазах Гаса.

Август считал, что, если к индейцам не подойдет подкрепление, его положение вполне приемлемое. Правда, было жарко, и на труп лошади уже стали слетаться мухи, но это все ерунда, небольшое неудобство. Он утром наполнил фляжку водой, да и река находилась всего лишь в десятке миль к северу. Вероятнее всего, индейцы решат, что они упустили свой шанс и уберутся восвояси. Они могут попытаться добраться до него ночью, но он не собирался здесь так долго оставаться. Как только стемнеет, он направится к реке.

Всю вторую половину дня индейцы не двигались с места. Время от времени кто-нибудь стрелял в его сторону, надеясь, что повезет. Наконец один из них направился на восток и через час вернулся с белым человеком, который установил треножник и принялся па лить в Гаса из ружья для охоты на бизонов.

Такой ход событий не устраивал Августа. Он быстренько вырыл себя ямку поглубже с другой стороны лошадиного трупа, где было больше крови и соответственно мух. Но о них не стоило и упоминать в сравнении с ударом пули пятидесятого калибра. Не сколько таких пуль попало в лошадь за следующий час. Август продолжал копать. К счастью, тот белый оказался не слишком хорошим стрелком. Многие пули просвистели над головой, хотя две попали в седло и срикошетили.

Август выбрал момент, когда охотник на бизонов перезаряжал ружье, приподнял свое, чтобы хоть не много компенсировать расстояние, и быстро выстрелил. В белого он не попал, зато ранил лошадь одного из индейцев. Крик лошади заставил стрелка за нервничать, и он отодвинулся со своей треногой футов на пятьдесят назад. Август не поднимал головы и ждал, когда стемнеет.

Стрелок не давал ему высунуться до полной темноты, но, как только стемнело настолько, что стрелять не имело смысла, Август сдернул свое седло с мертвой лошади и пошел на запад, остановившись, чтобы забрать у убитых им индейцев оставшиеся патроны. Они могли ему еще пригодиться. Их оказалось немного, но у одного было приличное ружье, и Август прихватил его для большей надежности. Он страшно злился, что приходится тащить седло, но оно служило ему своего рода щитом. Если его подловят на открытом месте, больше ему не за чем будет укрыться.

Пока он ходил между покойниками, собирая боеприпасы, с удивлением услышал выстрелы где-то на востоке. Странно. Либо индейцы дерутся между собой, либо на сцене появились новые персонажи. Затем выстрелы прекратились, и он услышал топот бегущих лошадей — вероятно, удирали индейцы.

Он не знал, что ему делать. Он приготовился тащиться с тяжелым седлом к реке, но если где-то поблизости есть люди, они вполне могут оказаться доброжелательными, и тогда ему не придется тащить седло на своем горбу. Возможно, разведчик какого-нибудь стада наткнулся на враждебно настроенных индейцев, хотя Август хорошо знал, что основная тропа, по которой гнали скот, пролегала восточнее.

• Предыдущая
• 123/238
• Следующая