Штурман дальнего плавания - Клименченко Юрий Дмитриевич - Страница 56

• Предыдущая
• 56/122
• Следующая

Через два часа в океане творилось что-то невероятное. Казалось, что где-то совсем рядом стреляют сотни орудий. Огромные, высотой с четырехэтажный дом, валы с длинными, пенящимися, всеразрушающими гребнями шли в атаку на маленький «Гдов».

Горизонта не было видно. Только страшная зеленая стена, увенчанная белой ревущей верхушкой, грозила подмять под себя судно. Еще минута — и все будет кончено… Волна подкатывает под корпус, «Гдов» оказывается на вершине, бешено вращаются оголенные винты; еще секунда — и пароход катится с горы в зеленую пропасть. И снова, похожий на маленькую, но упрямую букашку, он взбирается на следующую гору.

Только разъяренные гребни краем переваливаются через фальшборт и катят тонны воды по палубе, разрушая все на пути.

Уже срезаны поручни на полубаке, оторван приклепанный к палубе железный трап…

Это еще пустяки. Не вскрыло бы трюмов! Но крепко держат сетки из пенькового троса, добавочно положенные на люки Павлом Васильевичем.

В рубке капитан, старпом, третий помощник. У всех серьезные, напряженные лица. Ветер дует с такой силой, что на мостике находиться невозможно.

Страшный удар зыби. «Гдов» ложится на левый борт, черпает воду и не хочет вставать.

У третьего помощника бледнеет лицо и на лбу выступают капельки пота. Наверное, и у меня такой же вид. Секунды кажутся часами.

Пароход медленно поднимается. Так бы и помог ему своими руками. Он похож на боксера, который получил сильный удар, но еще не нокаутирован. Потоки воды сбегают с палубы, и «Гдов» снова влезает на волну.

Не поверю тому, кто мне будет рассказывать, что нестрашно попасть в ураган в океане. Страшно!

Через стекла рубки мы видим, как на мостик, борясь с ветром, чуть ли не на четвереньках поднимается Павел Васильевич. Он никак не может выпрямиться и открыть дверь в рубку. Ему помогает старпом. Ураган врывается в рубку и сдувает со стола карту, линейку, транспортир.

Павел Васильевич обтирает мокрое лицо:

— Фу ты черт! Невозможная погода; Андрей Федорович, шлюпку правого борта разбило в щепы.

Капитан махнул рукой:

— Как трюма?

— Пока в порядке…

Все замолчали. Пока… Теперь я понял, что значит разъяренный океан. На тысячи миль вокруг ни души. Никто не поможет, если что-нибудь случится с нашим судном. Только маленький экипаж «Гдова» своей выдержкой, умением, отвагой должен отстоять судно.

Смена. На руль пришел совершенно мокрый Журенок. Он не успел укрыться от волны. Осторожно вылезаю на мостик.

Ветер подхватывает меня и несет вниз по трапам. С трудом удается задержаться у входа в помещения. Рывком открываю дверь и впрыгиваю в коридор. Ветер бешено захлопывает ее за мною. Заглядываю в каюты. Никого нет. Спускаюсь в столовую.

Там собрался весь экипаж «Гдова». Сидят, лежат на скамейках и просто на палубе. Всем хочется быть вместе. В столовой душно и дымно. Плотно задраены чугунные «глухари» на иллюминаторах.

Каждый раз, когда волна с грохотом бьет о борт, притулившаяся в углу Зиночка вздрагивает. Она сидит с закрытыми глазами, бледная, осунувшаяся. Меня встречают вопросами:

— Как там, Игорь, наверху? Не лучше? Сколько баллов?

— Пока все так же, — говорю я и опускаюсь на палубу.

Я чувствую страшную усталость во всем теле. Хорошо, что здесь не слышно воя ветра, товарищи рядом, и от этого как-то легче на душе.

— Так, дальше, — слышу я спокойный голос Белова, рассказ которого прервал мой приход. — Ну я и говорю: «Если ты хочешь выходить за меня замуж, то выходи». Леночка говорит: «Хочу». Тогда я еду…

— А теща? Теща что? — с нескрываемым интересом спрашивает Каракаш.

Зиночка открывает глаза.

И от этого спокойного, монотонного голоса Белова мне тоже делается спокойнее и океан не кажется таким страшным.

Нужен, очень нужен такой голос в опасную или тяжелую минуту. Он поддерживает в людях бодрость и заставляет забывать о настоящем.

В дверях показывается Тубакин. Против обыкновения он серьезен:

— Ребята, барометр медленно пошел вверх. Я только что был в кают-компании и смотрел сам.

— Давно пора. А если к стрелке привязать нитку и тянуть ее наверх, погода не улучшится быстрее? — шутит Шмаков. Все оживляются.

Океан продолжает неистовствовать, но мы повеселели. «Гдов» надежный пароход, а ветер не будет дуть вечно.

…«Жемчужина Тихого океана» — так называют американцы остров Оаху, где расположен город Гонолулу… Буруны тянутся вдоль прячущихся в воде рифов. Они вкатываются кружевом пены на пологий берег. Пальмы образуют зеленый венок на холмах. Плантации с ровными рядами ананасов. Коричневые люди, нагнувшись, работают между ними. Белые каменные пирсы блестят на солнце. Остров поднимается из моря, как изумруд, брошенный чьей-то могучей рукой между воли океана. Ворота порта, на башне которых написано по-гавайски «Добро пожаловать», и цветы. Цветы везде: на улицах, площадях, в порту… Нежная туземная музыка. «Земной рай», как оповещают кричащие рекламы многочисленных отелей, расположенных на берегу.

«Гдов» стоит в Гонолулу у пирса номер пять: зашли пополнить наши запасы, сменить пресную воду и сделать кое-какой ремонт.

После двух часов мы с Тубакиным свободны. День в вашем распоряжении. Спускаемся на белый пирс, выходим из порта и идем по обсаженной кокосовыми пальмами аллее. Город имеет вполне европейский вид. Не верится, что всего несколько десятков лет назад здесь жили в хижинах свободные гавайцы. Улицы залиты асфальтом, по ним катятся современные автомобили; много зелени и цветов.

Гонолулу похож на Колон, но значительно красивее его. Дома своеобразные: низенькие и широкие. Есть несколько шестиэтажных. Там помещаются учреждения. Рынок, старинный «Пассаж» под деревянным навесом.

На каждом шагу маленький салунчик. Там продают холодное пиво и ананасовый сок со льдом.

Много матросов американского военного флота в белых шапочках и широчайших белых клешах. Рядом знаменитая база Пирл Харбор — стоянка флота.

Попадаются и солдаты, но их меньше. В Гонолулу царствует флот. Здесь говорят на разных языках, но государственный язык — английский. Мы встречаем японцев, китайцев, негров, американцев, но коренных гавайцев не видно.

Андрей Федорович говорил, что они почти все вымерли. Гавайцев осталось всего двенадцать тысяч на островах. Мы разочарованы.

Кругом пестрит неизменная реклама кока-колы и сигарет «Верблюд». С плакатов улыбаются джентльмены и мисс, показывая белоснежные зубы и настойчиво предлагая чистить их только пастой фирмы «Нивеа». Все это мы уже видели в Колоне.

Мы идем по зеленому благоухающему парку. Цветы, пальмы, какие-то неведомые мне растения. Цветы огромные, самой причудливой расцветки. Сквозь густую листву пробивается солнце. Асфальтированные дорожки покрыты светлыми солнечными зайчиками, как будто бы на дорогу высыпали золотые монеты. Крошечные попугаи парами сидят на ветках. Несмотря на тень, становится жарко.

Идем на пляж.

Вайкики-бич. Огромный голубой полукруг вдается в сушу. Купальщиков почти нет. Время ужина. Высокий шумящий прибой накатывает на песок. Далеко в океане виднеются черные точки. Внезапно они выпрямляются, превращаясь в маленькие фигурки, и, стоя, как наездники в цирке, летят на пенящихся гребнях на берег. Когда волна вкатывается на пляж, из нее выпрыгивает бронзовая фигура и тащит за собой широкую заостренную доску, похожую на лыжу.

Это «всадники океана». Любимый спорт на Гавайях. Мы садимся и любуемся этим красивым зрелищем.

Большая сноровка нужна, чтобы оседлать волну.

Слева от нас синеет мыс Даймонд. На нем загорается свет. Проблески и затемнения. Это маяк указывает вход в Гонолулу идущим в океане судам.

Гавайи благоухают запахами цветов и моря. Всходит луна. Мы, как зачарованные, идем по серебряным от лунного света аллеям.

«Земной рай»… Для кого? Только не для гавайцев, которых осталось всего двенадцать тысяч на всех островах…

• Предыдущая
• 56/122
• Следующая