Штурман дальнего плавания - Клименченко Юрий Дмитриевич - Страница 69

• Предыдущая
• 69/122
• Следующая

Игорь повернул за угол и оказался на маленькой, тускло освещенной площади. Его внимание привлекла группа людей, стоявших у входа в винный погреб. Свет вырывался из открытых дверей и ложился на тротуар ярким пятном.

В центре этого пятна на земле сидел одноногий солдат. Вторая нога у него была отнята выше колена. Рядом валялся костыль. Солдат плакал пьяными слезами и ругался, поднимая кулаки к небу.

Вокруг него стояли несколько мужчин и женщин и молча, с сожалением смотрели на калеку. В дверях погребка виднелась могучая фигура хозяина в грязном, когда-то белом, фартуке.

Уперев волосатые руки в бока, он с интересом наблюдал за происходящим. Около солдата суетилась маленькая, красивая, плохо одетая женщина. Она о чем-то просила его, пытаясь закрыть ему рот ладонью. Но солдат злобно отталкивал ее руку и продолжал выкрикивать ругательства.

Игорь не стал ждать, чем кончится эта сценка, и начал подниматься по каменным, истертым и поломанным, ступеням лестницы в верхнюю часть города. Скоро он очутился на главной улице. Здесь все выглядело по-иному. Широкий асфальтированный проспект был залит электрическим светом, магазины и рестораны сверкали разноцветными неоновыми огнями.

У кафе «Италия» прямо на тротуаре под полосатым тентом стояло несколько десятков плетеных столиков, Игорь выбрал угловой столик, сел и заказал ситро. Народу было много, и никто не обращал на него внимания.

Разгрузившись, «Кола» вышла в обратный рейс на Одессу. Море было спокойным. Его нежная голубизна пропадала в дымке где-то на горизонте. Солнце, — точно вымытое прозрачной водой Средиземного моря, ослепительно сверкало и лучилось.

Даже старенькая «Кола» приобрела праздничный и нарядный вид. Блестели на солнце белые надстройки, выкрашенная в Генуе черным лаком труба, палевые мачты. Из повернутых против хода судна раструбов вентиляторов доносились голоса кочегаров и скрежет лопат о железные плиты. Боцман и вахтенный матрос раскатывали на кормовой палубе брезенты для просушки.

От хода рождался еле заметный ветерок и приятно освежал лицо. Микешин прохаживался по мостику и думал о Дробыше. В последнее время капитан старался совсем не разговаривать с Игорем. Был официален больше чем всегда, придирался к мелочам. «Ах, в конце концов наплевать. Закончим это плавание — и в отпуск».

Микешин вошел в рубку и осторожно, как показывали в училище, вынул из ящика секстан. Игорь еще очень неуверенно чувствовал себя в астрономии: надо «набивать руку».

На мостике Игорь накинул на зеркала секстана цветные стекла и начал «ловить солнышко»; никак не хотело оно садиться на горизонт. Наконец Микешин приспособился. Солнце на горизонте. Сейчас он возьмет точную высоту.

Неожиданно Микешин услышал голос капитана:

— Положите секстан.

Игорь растерянно обернулся:

— Я определяюсь, Георгий Георгиевич…

— Я вижу, что вы делаете, Игорь Петрович. Положите секстан.

Микешин взглянул в насмешливые глаза Дробыша, медленно пошел в рубку и уложил секстан в ящик. Когда он снова появился на мостике, Дробыш раздельно сказал:

— Запомните, Игорь Петрович: мне ваши определения не нужны. На вахте вы должны смотреть, внимательно смотреть вперед и назад, проверять рулевого и докладывать мне о встречных судах.

— Да… но, Георгий Георгиевич… Я ведь так никогда не научусь быстро и хорошо определяться, а главное — отвечать за точку, которую я поставил. Кроме того, сегодня… Смотрите, какая обстановка. Никого в море…

Микешин обвел вокруг себя рукой. Он никак не мог понять, чего хочет от него капитан. Неужели он это серьезно?

— Делайте то, что вам приказано, — сухо сказал Дробыш и направился к трапу.

Кровь бросилась в лицо Игорю.

— Одну минуту, Георгий Георгиевич.

— Ну что еще?

— Я думал, что могу рассчитывать на вашу помощь.

Мне еще многому нужно учиться.

Дробыш холодно посмотрел на помощника:

— Учить вас должны были в мореходном училище, а здесь вы должны работать. Понятно?

Микешин стоял на мостике растерянный. Теперь ни море, ни солнце не радовали его. На душе было скверно.

По проложенному курсу, в восьми милях от Босфора, на карте значилась жирная стрелка и под ней неразборчивым почерком Дробыша написано: «Разбудить капитана».

Игорь нервничал, — он боялся допустить какую-нибудь неточность.

Ночь выдалась ясная, но, как всегда бывает в этих широтах, темная. Море плескалось у бортов. Топовый огонь бросал вперед расплывчатый белый свет. В рубке было темно и тихо.

Микешин до боли в глазах вглядывался в невидимый горизонт. Ждал, когда откроется самый сильный из береговых маяков — «Сыглывортокос».

«Только бы вовремя увидеть маяки и навести точку», — думал Игорь, не отрывая бинокля от глаз.

Через полчаса слева на горизонте возникло еле заметное белесое зарево, и почти сразу же Игорь увидел слабенькую вспышку. Она появилась и исчезла.

— «Сыглывортокос», — облегченно вслух сказал Микешин, и, поймав следующую вспышку, пустил секундомер. Вспышка появилась ровно через пятнадцать секунд. Ошибки не было. Это — «Сыглывортокос».

Игорь поднялся к главному компасу, взял пеленг и проложил его на карте. До стрелки, где нужно разбудить капитана, было еще далеко. Зарево увеличивалось. Скоро оно превратилось в цепь огней. Город будто выходил из моря в своем сверкающем убранстве. Вспышки маяка становились все ярче. Оставалось найти еще один, более слабый маяк «Ешилькей», взять два пеленга и поставить точку. Но этот маяк пока не открывался. Вдруг слева вспыхнул яркий огонь и погас. Игорь подождал. Огонь снова вспыхнул.

«Хорошо! «Ешилькей». Сейчас будет точка», — решил Микешин и поднялся к компасу. Но огонь больше не появлялся. Так прошло около двадцати минут.

Теперь уже вокруг сверкало много огней. Они то вспыхивали, то гасли. Игорь проверял их секундомером. Иногда они соответствовали «Ешилькею», но потом снова исчезали или меняли период. Вспотевший от волнения Микешин носился от главного мостика к рубке и лихорадочно прокладывал пеленги. Большой неуклюжий треугольник ложился на карту совсем не там, где шло судно. Или пеленги были неверными, или Игорь брал не те маяки. До «капитанской стрелки» оставалось не более четырех миль, а точки все еще не было.

Микешин совсем растерялся. Он уже не мог сказать точно, где находится «Кола»: правее или левее курса.

«Если у вас будет хоть малейшее сомнение, немедленно зовите меня…» — вспомнил Игорь слова бывшего капитана «Колы». Но тут же откинул эту мысль.

Нет, Дробыша он не позовет. Опять будут насмешки. «Но что же делать? Что? Так оконфузиться! Это называется — штурман», — думал Микешин, в двадцатый раз прокладывая единственный надежный пеленг «Сыглывортокоса».

И тут Игорь вспомнил: «Карташев! Он поможет!» Вытащил из кармана свисток, и резкий переливающийся звук нарушил тишину. Только бы не пришел капитан! Из темноты на мостик взбежал вахтенный:

— Я вас слушаю, Игорь Петрович.

— Позовите Ивана Александровича на мостик. Скажите, что я прошу, — сказал Микешин как можно спокойнее и безразличнее. Никто не должен знать, что он запутался. Через несколько минут Игорь услышал быстрые шаги старпома и в темноте различил белое пятно рубашки Карташева, поднимавшегося на мостик.

— Ну, что у вас случилось? — строго и недовольно спросил он.

Микешин отвел старпома в крыло.

— Запутался, Иван Александрович. Никак не могу найти «Ешилькей». Столько огней на берегу. Брал какие-то — не получается, — виновато сказал Игорь.

— Ах, вот в чем дело. Ну, ничего. Сейчас разберемся, — уже без тени недовольства проговорил Карташев и вошел в рубку. Он наклонился над картой, прикинул расстояние циркулем, посмотрел на веер пеленгов Микешина и снова вышел на мостик.

— Дайте-ка бинокль, Игорь Петрович, — попросил он.

Обстановка была знакомой: Карташев проходил это место десятки раз. Его глаза быстро нашли нужные маяки. Он взял Игоря за плечи и повернул его по направлению к городу:

• Предыдущая
• 69/122
• Следующая