Герои и антигерои Отечества (Сборник) - Чуев Феликс Иванович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/106
- Следующая
Если, встречаясь с солдатиком, Михаил Дмитриевич замечал, что у того что-нибудь не в порядке, то не бранил, не кричал на него, не грозил всевозможными карами.
— Как же это ты так, братец? — журил он виноватого. — И не стыдно это тебе? Вот уж от тебя-то никак ничего подобного я не ожидал!
— Виноват, ваше превосходительство! — чуть не плачет солдат, удивляясь и в то же время гордясь, что генерал от него не ожидал неисправности…
— Только что разве виноват! Даешь слово, что в другой раз этого не будет?
— Так точно, ваше превосходительство, даю.
— Ну, смотри! Не давши слова крепись, давши — держись!
Чаще всего бывало, что после подобного генеральского выговора солдат исправлялся и становился образцовым…
Когда в Сан-Стефано среди солдат вдруг началась эпидемия тифа, Скобелев плакал, узнав, что и среди его корпуса есть заболевания. Слезы этого железного человека, проливаемые о подчиненных, все более и более увеличивали любовь к нему. Солдаты не только что 4-го корпуса, включавшего 16-ю и 30-ю дивизии, но и чужие начинали боготворить Михаила Дмитриевича…
В поездках в Константинополь, «после мира», Михаил Дмитриевич нередко завертывал к туркам. Когда приходилось попадать туда в обеденное время, «белый генерал» прямо отправлялся к котлам, брал у ближайшего повара ложку и пробовал варево. Если он находил в нем какой-нибудь недостаток, то немедленно присылал к туркам свой провиант, а иногда и своих кашеваров, угощавших с русским радушием недавних врагов кислыми щами с кашей. Благодаря этому и среди турок росла популярность М. Д. Скобелева.
Осень быстро переходила в зиму. Начинали трещать морозы, шел снег. Скобелев ухитрился раздобыть для солдат полушубки.
— И меня, господа, — обратился он однажды при обходе траншей к офицерам, — можете поздравить с обновкою! Отец мне прислал прекрасный полушубок и просил, чтобы я постоянно носил его. Только мне он не нравится: весь черный.
Скобелев был несколько суеверен, верил приметам, предчувствиям. Через несколько дней его легко контузило неприятельской пулей, и он, смеясь, говорил, что это произошло из-за черного полушубка.
Однако случай напугал окружавших его офицеров.
— Друзья, — сказал Куропаткин, когда Скобелев несколько отошел, — если генерал будет становиться на банкет и выставлять себя таким образом на показ неприятелю, становитесь и вы тоже. Я уверен, он реже станет рисковать собой.
Так и сделали. Когда немного спустя Скобелев со дна рва взобрался на банкет и начал рассматривать неприятельские позиции, сопровождавшие его тоже влезли вслед за ним. Пули турок сейчас же засвистели над их головами. Скобелев несколько удивленно посмотрел на офицеров, но слез, не говоря ни слова, с банкета и пошел дальше. Через несколько шагов он повторил то же его спутники немедленно вслед за ним подставили и себя под расстрел турецким пулям.
— Да чего вы-то торчите здесь? Сойдите вниз! — недовольным тоном сказал генерал.
— Мы обязаны брать с начальства пример, — иронически заметил Куропаткин. — Если вы подвергаете себя опасности, то и нам, подчиненным вашим, жалеть себя нечего!
Михаил Дмитриевич только молча пожал плечами, соскочил в ров и пошел далее.
Но предназначенной ему пули генерал все-таки не миновал. Прошло несколько дней, и он снова был контужен в спину, как раз тогда, когда сходил с банкета в ров.
Контузия на этот раз оказалась сильной. Скобелев упал. С воплем отчаяния кинулись к нему ближайшие офицеры, но генерал уже очутился на ногах. Лицо его резко побледнело.
— Ничего, братцы, пустяки! — произнес он, видимо, перемогая страшную боль. — Я даже не ранен.
Но страдание оказалось сильнее этого железного человека. Скобелев чувствовал, что оставаться далее в траншеях не может и, поддерживаемый Куропаткиным и еще одним офицером-казаком Хомячевским, покинул позиции.
В ближайшем населенном пункте Брестовце Скобелев разместился в довольно просторной хате и лежал в постели, видимо, сильно страдая от контузии. Но он старался быть спокойным и даже шутил с приходившими навестить его офицерами.
— Это все, господа, черный полушубок, — говорил он, улыбаясь, — не надень я его, наверное, ничего не произошло бы… Но, во всяком случае, скоро снова я вернусь к вам в траншеи!
Однако, и лежа в постели, Скобелев не переставал распоряжаться делами. Он устроил еще батарею у Брестовца, позади нее расположил перевязочный пункт и через неделю, благодаря своей крепкой натуре, оправился настолько, что смог сесть на коня, и явился на позицию.
— Что же, братцы, — рассуждали, увидя его, солдаты, — если сам генерал наш идет прямо под пули, так нашему брату, простому нижнему чину, и подавно жалеть себя нечего.
Ноябрь подходил уже к концу. Плохо приходилось Осман-паше в осажденном городе. Близкая развязка чувствовалась всеми. Особенно напряженно ожидали «конца Плевны» на Зеленых горах. Частенько теперь попадали в руки скобелевцев турецкие беглецы, не выдерживавшие тягостей блокады. Эти голодные, оборванные люди были так жалки, что их, прежде чем отправлять далее, русские солдаты досыта кормили из своих котлов, оделяли табаком, а иногда давали и одежду.
Около полуночи на 28 ноября (10 декабря) казачий разъезд привел в Брестовец к Скобелеву захваченного им в плен турка, и тотчас же в зеленогорском отряде разнеслось, что турки уходят, бросив все свои траншеи, окопы, редуты.
Осман-паша действительно решил уйти, прорвавшись через блокирующие войска. Авангард его армии уподобился могучему тарану. Таборы скатились с высот, перешли через реки и со страшной силой ударили по передовым русским полкам. Османовы бойцы шли, обрекши себя на смерть. Их удар был столь стремителен, что первые две линии русских траншей оказались прорванными. Издали, с тех высот, откуда глядел на бой Скобелев, казалось, будто кровавая река вдруг вырвалась из Плевны и бурными волнами ударила на русских. Казалось, ничто не могло сдержать ее. Осман-паша, уже вполне уверенный в своем успехе, спустился к реке Вид и подъезжал к мосту, когда случайная пуля свалила его с коня.
Подошедшие резервы русских обрушились на неприятеля с трех сторон. Турки, охваченные паникой, обратились в бегство. Противник потерял убитыми и ранеными около 6 тысяч человек. Русские потери составляли 1700 человек. Раненый Осман-паша, поняв, что ему не вырваться из окружения, в 13 часов 28 ноября (10 декабря) выслал к русскому командованию своего адъютанта с объявлением о капитуляции. В плен сдались 10 генералов, 2128 офицеров, 41 200 солдат, сдано 77 орудий.
Скобелев послал свои полки занять павшую Плевну. В городке валялись неубранные трупы людей, животных; всюду были видны груды развалин, разрушенные дома, обгорелые бревна.
На реке Вид русские войска окружили уже со всех сторон сорокатысячную турецкую армию; Осман-паша, раненный в ногу, отдал свою саблю победителям.
В сумерки в караулку, где находился турецкий командующий, примчался «белый генерал», назначенный военным губернатором Плевны. Скобелев порывисто вошел в караулку и устремил свой взор на Османа; тог тоже поднял понуренную голову и взглянул на своего самого страшного противника.
Взгляды обоих генералов встретились.
Через мгновение Скобелев порывисто двинулся вперед, протянул турецкому командующему руку и, обращаясь к переводчику, сказал:
— Передайте паше, что каждый человек по натуре более или менее завистлив, и я, как военный, завидую Осману в том, что он имел случай оказать своему Отечеству важную услугу, задержав нас на четыре месяца под Плевной.
Паша слушал внимательно переводчика, потом он вскинул глаза на Скобелева, скромно улыбнулся и проговорил:
— Генерал еще так молод летами, а между тем он успел сделать столь много и так хорошо заявить о себе на военном поприще, что я не сомневаюсь, что если не я, так, может быть, дети мои отдадут ему почтение, как фельдмаршалу русской армии.
Наверное, предсказание турецкого командующего сбылось бы, если бы жизнь Скобелева трагически не оборвалась на взлете военной карьеры.
- Предыдущая
- 46/106
- Следующая
