Резец небесный - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 31

• Предыдущая
• 31/51
• Следующая

– Фигня все это! Значит, всегда так было! Что ни случись, как говорится, все катит, все к лучшему. Ты что – думаешь, мог бы вытворять, что вздумается, не будь так предначертано свыше? Да кем только ты себя возомнил? Заруби на носу – ничто и никогда не происходит без ведома Провидения. И чему быть, того не миновать. Какая, к чертям собачьим, разница, назовешь ты это сном или реальностью? Все это один фиг, и не спорь со мной!

– Не знаю, не уверен… – прошептал Орр со смертельным надсадом. И жалость, неодолимая ее вспышка, бросила вдруг, притянула Хитер к нему; она обняла Джорджа и стала ласкать, баюкать – как мать дитя, как девушка угасающего возлюбленного.

Джордж уронил голову на ее мягкое плечико, его левая ладонь с аккуратными изящными пальцами вяло примостилась на ее коленке.

– Ты засыпаешь, – подергала его Хитер. Джордж не реагировал. Пришлось тряхнуть пожестче.

– Нет, я не спу… – выдавил Орр, пытаясь выпрямить спину. – То есть не сплю… – И поник снова.

– Джордж! – Имя помогло, он разлепил ресницы, всматриваясь в Хитер, как в окно. – Не спи! Не засыпай, потерпи еще немного! Прежде мы должны успеть с гипнозом. Тогда и сможешь выспаться. – Хитер еще надеялась согласовать с Джорджем содержание сна, обсудить детали, но он пребывал уже в дали, для нее недосягаемой. – Слушай, Джордж! Сядь ровно на койке, выпрямись и всмотрись в огонек лампы! Смотри на лампу, но не смей пока засыпать! – Хитер быстро передвинула керосиновый светильник на середину стола, в самый ворох яичной скорлупы и прочих обломков гастрономического кораблекрушения.

– Сосредоточь взгляд на лампе и ни в коем случае не засыпай. Ты почувствуешь сейчас приятное томление и упоительную легкость, но не заснешь, пока я не скомандую «Спать!». Только по команде! Ты расслабляешься, тебе начинает становиться легко и приятно… – Ощущая некую театральную условность. Хитер разворачивала свой гипнотический спектакль. И результат сказался немедленно. Не доверяя собственным глазам, она решила в том убедиться. – Ты не в силах поднять левую руку, ты пытаешься, напрягаешься что есть мочи, но рука точно налилась свинцом… А теперь снова вдруг полегчала, и ты с ней совладал… Отлично! Через минуту ты заснешь и будешь видеть сны, обычные сны, какие видят все, ничем особым не выделяющиеся, не… не эффективные – все, кроме одного. Один сон окажется эффективным. И в нем…

Хитер осеклась. Сердце пронизал жгучий холод, на лбу выступила испарина, к горлу подкатил липкий желчный комок. Что она творит такое? Это уже не игра, не спектакль, не детские проказы. Джордж в ее власти теперь, а его мощь не поддается даже примерной оценке. Что за неимоверный груз ответственности решила она взвалить на хрупкие свои плечи?

Тот, кто уверовал в предопределенность бытия, как она, и ни на йоту не сомневается, что существует нечто целое, часть которого он сам и любой другой, а каждая отдельная частица, в свою очередь, тоже целое – тот не станет, никогда не посмеет играть в подобные игры, не осмелится изображать из себя всемогущего Творца. Лишь отрицающий достоверность собственного бытия рискнет пойти на такое…

Но события неумолимо влекли ее за собой. Захваченная выпавшей на ее долю судьбоносной ролью, Хитер уже не могла пойти на попятный.

– В этом единственном сне ты увидишь доктора Хабера… Он будет теперь действительно благородным, больше не станет пытаться причинить тебе вред и ничего от тебя не будет скрывать. – Хитер терялась в догадках, что бы еще сказать и как говорить, зная, что любое неосторожное слово может отозваться неисчислимыми бедствиями. – И пусть тебе еще приснится Луна, вновь свободная от пришельцев, – добавила она скороговоркой, уж такой-то груз ей наверняка по плечу. – Утром ты проснешься вполне отдохнувшим, свеженьким, и все будет в полном ажуре. А теперь – спать!

Ох, дьявол, она же позабыла сперва велеть Джорджу улечься!

Орр мгновенно обмяк, плечи подались вперед, затем поплыли в сторону, и он бесчувственной теплой грудой мягко осел на пол.

Джордж весил не более ста пятидесяти фунтов, но показался Хитер не легче рухнувшего слона. Забросив на койку сперва одну ногу уснувшего, она взгромоздила затем неимоверным усилием его плечи, едва не опрокинув при этом шаткое ложе. После попыталась выдернуть из-под него спальный мешок. Койка вновь едва устояла. Отчаявшись, Хитер прикрыла бесчувственное тело лишь краешком спальника и оставила Орра так, безмятежно спящим. Пот струился по лицу, она задыхалась от непривычных усилий, а Джордж спал себе как сурок.

Сев за стол и переведя дух. Хитер задумалась, чем же ей занять себя дальше. Для начала, решив прибраться, нагрела на плите воды и вымыла посуду. Затем, подбросив в печку дров, порылась на полке с книгами и брошюрками – чтивом, которым Джордж, видимо, предусмотрительно запасся, чтобы веселее коротать свою беспримерную вахту. Черт, никаких детективов – бойкий кровопролитный «дефективчик» сейчас пришелся бы как нельзя более кстати. Под руку подвернулся роман о России, еще одно из последствий Пакта о защите космических рубежей, американские власти более не делали вид, что в промежутке между Иерусалимом и Филиппинами ничего не существует – как прежде, когда усматривали в этом регионе лишь угрозу американскому образу жизни. В последние несколько лет на каждом углу вы могли приобрести себе японский бумажный зонтик, набор индийских благовоний или русский роман. Как вещал с экранов этот краснобай Мердли, всемирное братство людей реально становилось новым образом жизни.

Потрепанный томик, принадлежавший перу автора с совершенно непроизносимой фамилией – что-то там на «евски» – повествовал о жизни в маленьком закавказском городке в самые страшные моровые годы. Весьма грустная история, но почему-то она взяла Хитер за живое, захватила полностью – начав читать ровно в десять. Хитер не отвлекалась до полтретьего. Все это время Джордж дышал легко и размеренно. Отрываясь изредка от перипетий жизни и смерти в кавказской деревушке. Хитер ясно видела его лицо, в дымчатом свете керосиновой лампады как бы удрученное некоей виной. Если и видел он сейчас какие-то сны, то лишь спокойные и мимолетные. Когда все в горном селении, кроме лишь одного деревенского юродивого (чье равнодушие перед лицом неизбежного живо напомнило ей Орра), отошли в мир иной, Хитер потянулась к кастрюльке с остатками остывшего кофе, но тот оказался горьким, как ложь. Тогда она поднялась и постояла немного на пороге хижины, вслушиваясь в лесное безмолвие. Пенный ручей возбужденно выкрикивал свой вечный урок славословия. Казалось неправдоподобным, что этот неумолчный гам раздавался здесь за века до ее рождения и будет звучать после ее смерти, что ручей продолжит свой гомон, пока не рухнут сами горы. Странно, но в этот поздний час в многоголосом контрапункте ручья на фоне гробового молчания леса Хитер почудились новые необычные ноты – будто где-то далеко вверх по течению нестройные рулады выводил хоровод резвящихся детишек.

Хитер пробрала мелкая дрожь; наглухо отрезав себя дверью от призрачных голосов нерожденных еще детей, она вернулась в тепло и покой, к своему спящему подопечному. Подобрав книгу с крышки ящика с плотницким инструментом, купленного Орром, видимо, тоже чтобы не сидеть сложа руки, она попыталась вернуться к кавказской жизни. Но сразу же стала клевать носом. Черт возьми, почему бы и самой не поспать? У нее-то что за вахта? Вот только где?

Надо было устроить Орра дрыхнуть на полу – он ничего бы и не заметил. Несправедливо выходит, однако, – у него и спальный мешок, и раскладушка.

Поколебавшись, Хитер рывком выдернула из-под Джорджа спальник и прислушалась – он не издал ни звука. Накрыв его взамен сразу двумя дождевиками, она юркнула в мешок. Боже, до чего твердый и холодный здесь пол! Гасить лампу она не стала. Забыла. «Почему ты не прикрутила фитиль? Ты постоянно забываешь это сделать!» – всплыли воспоминания из коммунального детства. Она всегда побаивалась темноты. О дьявол, как же все-таки холодно здесь на полу, бр-р-р!

• Предыдущая
• 31/51
• Следующая