А с Алёшкой мы друзья - Мамлин Геннадий Семенович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/31
• Следующая

— Я бы, Алёша, с твоей сестрою и часа вместе не прожил.

— Что же ты думаешь, я её сам выбирал?

Но всё это мы говорили для того, чтобы уколоть Маринку. За этими словами мы пытались скрыть смущение: девчонка ставила условие, и нам приходилось его принимать.

— Вот уж не думал, что ты в редколлегию попадёшь, — говорил Алёша, роясь в карманах, — пишешь ты, как курица лапой, рисуешь так, что паровоз от слона нельзя отличить…

— Во-первых, — сказала Маринка, принимая первый гвоздик, — рисую я в два раза лучше тебя, потому что у меня по рисованию пятёрка, а у тебя тройка с минусом стоит. Во-вторых, — Маринка получила второй гвоздь, — в редколлегию меня никто не выбирал. Это Вера попросила меня вместо неё стенгазету принести, потому что некогда ей…

— А в-третьих что? — презрительно скривив губы, спросил я, передавая ей единственный гвоздь (я нашёл его в кармане Алёшиных брюк, которые я носил уже два дня и почти привык считать своими).

— А в-третьих, читайте скорей. Меня редколлегия ждёт.

Маринка передала нам стенгазету и исчезла. Мы развернули огромный лист и сразу наткнулись на карикатуру.

— Здорово изобразили они тебя! — засмеялся Алёша. — Уши, как у осла, нос морковкой, а ножки тоненькие, как у паучка… А где же я? Ага, вот и моя нога из-за дерева торчит.

Алёша очень обрадовался, не найдя на карикатуре своего лица, и даже загордился.

— Это они меня за дерево потому спрятали, что на меня карикатуру очень трудно нарисовать. Ничего смешного в моём лице нет. Это, наверно, про то, как мы вчера утром от зарядки прятались с тобой. А что это изо рта вылезает у тебя, будто мыльный пузырь?

— Это не пузырь, — хмуро ответил я, — это как будто я говорю. Видишь, слова написаны в нём.

— «Выходи, Толя, — прочёл Алёша, — зарядка окончилась, можно завтракать идти…» Здорово! Что же это получается? Выходит, ты сам себе это говоришь?

— Это получается, — сразу просветлел я, — что это не ты, а я за деревом стою.

Алёша обиделся и стал ощупывать свои уши и нос.

— Когда у художника таланта нет, он обязательно всё шиворот-навыворот изобразит.

И тут под карикатурой мы прочли: «Братья-разбойники».

Значение этой подписи сразу дошло до нас, и мы застыли с раскрытыми ртами, глядя друг на друга. Потом я опомнился и сжал кулаки.

— Говорил я тебе, что ей надо по шее надавать! А ты психологию развёл. — Я достал из Алёшиной тумбочки ножницы и кинулся к стенгазете.

— Ты что?

— Пусти… Пусти, тебе говорят! Я сейчас эту мазню вырежу и на мелкие кусочки разорву.

— Болван! — Алёша толкнул меня так, что я полетел на кровать. — За такие дела, если хочешь знать, могут и из пионеров исключить.

— А если про наши подвиги узнают? — всхлипнув, сказал я. — Думаешь, благодарность будут нам объявлять?

— Одну карикатуру вырежешь — они сто других нарисуют. Да ещё презирать будут, что ты от критики спрятаться захотел.

— Мораль ты, я вижу, научился читать. Лучше скажи, что дальше?

— Ничего, — вздохнул Алёша и, сжав кулак, потряс им.

— Придётся с этой Веркой по-другому поговорить. Может, она ещё не всё успела ребятам рассказать. Марина!

— Что? — спросила Марина, появляясь в окне.

— Верка твоя где?

— Убежала.

— Куда?

— В лес.

— Куда?!

— Я же тебе рассказывала уже. Она после ужина прибежала и говорит: «Газету ребятам отнеси! А спать меня не жди, не приду». Я спрашиваю: «Куда ты?», а она говорит: «Некогда мне, потом расскажу».

— Врёт она всё! — убеждённо сказал я. — Это Верка придумала, чтобы мы не искали её.

Но Алёша только отмахнулся от меня.

— А ты не заметила, в какую она сторону побежала?

— А тебе зачем? — подозрительно спросила Маринка.

— А ты не спрашивай, когда тебе самой вопрос задают! — угрожающе надвигаясь на Маринку, сказал я.

Маринка посмотрела на меня с удивлением и спросила у брата:

— Это она тебе нужна или ему?

— Ему, — ответил Алёша и усмехнулся. — Он твою Верку к скале прикуёт и калёным железом будет ей язык выжигать.

Маринка, прежде чем исчезнуть, сказала:

— И когда, Алёша, ты научишься товарищей себе умных выбирать?

— Маринка эта твоя! — в сердцах сказал я и ещё раз сплюнул, — Ни одному её слову верить нельзя. Какая же это девчонка осмелится ночью в лес убежать?

Вместо Алёшиного ответа я услышал отдалённый гром. Алёша подошёл к окну и поглядел на небо.

— Ну, а если она действительно в лес ушла? — спросил он. — Ты плечами не пожимай… Собирайся!

— Куда?

— В лес.

— В лес?!

Алёша уже рылся в своём рюкзаке. Он извлёк оттуда кепку, компас, фонарик и плащ-накидку, которую швырнул на мою кровать.

— Никогда не думал, что Веру можно до такого состояния напугать. Понимаешь, как было дело? Сперва она по девчоночьей привычке, проговорилась про нас, а потом вспомнила, каким наказанием ты ей угрожал, когда комедию ломал, и побежала куда глаза глядят. Разве я мог подумать, что она это твоё кривлянье примет всерьёз!

— Ты что же, — заикаясь, спросил я, — хочешь за нею в лес отправиться? Так я всё это должен понимать?

— А ты что же, собираешься сидеть дома, когда из-за твоей глупости человек может заблудиться и погибнуть в лесу? Палку захвати — я у тебя под кроватью палку видел.

Я выглянул в окно и увидел низкие чёрные тучи. Я, конечно, не боюсь грозы, но гром действует мне на нервы. Я представил себе, что меня ждёт в лесу, но, подчиняясь неизбежному, полез под кровать за палкой. Я пошарил рукой и вытащил рюкзак. Эта находка до того ошеломила меня, что несколько секунд я стоял над ним, как над бомбой, готовой вот-вот разорваться. Потом я подбежал к двери и закрыл её на крючок.

— Это зачем? — спросил ничего не понимающий Алёша.

— А затем, что пропали мы с тобой, — дрожащим голосом ответил я. — Нам, может, ещё несколько минут осталось на свободе жить. — Я раскрыл рюкзак и вытащил из него панаму, на которой было вышито моё имя. — Видал? Это мой рюкзак. Тот самый, что в милиции остался тогда. Не веришь? Да провалиться мне на месте, если не он!

Алёша повертел в руках мою панаму и задумчиво сказал:

— Так… Значит, выследили они нас.

— Бежим!

— Куда? Они, наверно, с ищейками по нашему следу пришли. Марина где?

— Вон под навесом стенгазету прибивает к щиту.

— Марина! — закричал Алёша в окно.

— Чего?

— Иди сюда, если брат зовёт.

— Так ведь дождь… — появляясь у окна, сказала Марина.

— Не сахарная. Ну-ка, припомни, тут по лагерю никто подозрительный не ходил?

— Ходил.

— Кто?

— Я же говорила тебе: разбойник ходил вчера.

— Да разве, дурья голова, — вскипел я, — он про разбойников спрашивает тебя?

— Может, сегодня кто из посторонних по лагерю ходил?

— Ты Тольке своему скажи, если он будет меня дурьей головой обзывать, я к вашему окну совсем никогда не буду подходить.

— Ладно, скажу. Потом… Ходил или не ходил?

— Ходил. Милиционер один приехал.

— С собаками? — воскликнул я.

Марина, не желая разговаривать со мной, повернулась к Алёше:

— Какие собаки, если он на мотоцикле приехал!

— А ну-ка, лезь сюда! — сказал Алёша и втащил Маринку через окно. — Теперь слушай. Будешь в комнате сидеть. Если милиционер постучится, скажешь, что видела, как мы с Толей по дороге на станцию шли.

— Зачем же на станцию? — тихо, отведя Алёшу в сторону, сказал я. — Надо его со следа сбить, сказать, что мы совсем в другую сторону ушли.

— С тобой посоветоваться забыл! Так и выходит у нас: он за нами на станцию отправится, а мы за это время Веру успеем в лесу разыскать.

Ну что же, это было правильно. Нам с Алёшей всё равно погибать. Надо было перед этим хоть Веру вызволить из беды.

Маринка сидела на стуле и, хлопая глазами, смотрела то на меня, то на брата. Алёша захватил фонарик, и, предоставив Маринке думать о нашем поведении всё, что ей вздумается, мы выскочили в окно.

Возле калитки стоял мотоцикл с коляской. Уже шёл дождь, но на мотоцикле сидели братья Рыжковы. Старший наклонился и вцепился в руль обеими руками. Младший сидел сзади и тарахтел, изображая мотор. Увидев меня и Алёшу, они соскочили с сиденья и, выхватив деревянные пистолеты, бросились к нам.

• Предыдущая
• 28/31
• Следующая