Кладбищенский фантом. Кошмары Серебряных прудов - Устинова Анна Вячеславовна - Страница 61
- Предыдущая
- 61/61
— Ну, — улыбнулась Пелагея, — сработало?
— Стекло треснуло, — уточнила Жанна. — А так я вроде бы ничего особенного не чувствую.
— И не надо чувствовать, — вновь улыбнулась колдунья. — Ну, заходите в дом.
— Пусть Жанна зайдет, — быстро проговорил я, — а мы лучше тут погуляем.
— Как хотите, — на сей раз не возражала Пелагея. — Пойдем, пойдем, — перевела она взгляд на Жанну. — Оберег тебе еще один дам. Чтобы больше…
Конца фразы мы не услышали. Дверь захлопнулась.
— Фома, шуруем к сараю, — скомандовал Макси–Кот.
За дом вела свежерасчищенная тропинка. Видимо, кто–то с утра хорошо поработал лопатой. Обогнув избу, мы увидели в глубине двора среди по–зимнему голого кустарника небольшой покосившийся сарай. Подойдя к нему, мы на всякий случай огляделись. Никого. Ни на дворе Пелагеи, ни у соседей. А окна колдуньиной избы по–прежнему были занавешены изнутри.
Мы осторожно толкнули дверь сарая. Она со скрипом отворилась. Внутри царил полумрак. Свет пробивался лишь сквозь открытую дверь да крохотное узкое окошко под самой крышей. В дальнем от двери углу и впрямь стоял невысокий топчан. Мы на цыпочках подошли к нему. Топчан был застлан куском грязно–серого искусственного меха.
— Видимо, тут они и сидели, — задумчиво провел рукой по меху Макси–Кот. — Ой! — вдруг вырвалось у него восклицание.
Я заметил: в руке у него что–то блеснуло.
— Вы часом не заблудились? — раздался за нашими спинами мужской голос.
Мы оба вздрогнули. В дверном проеме стоял человек.
— Здравствуйте, — первым нашелся Макс. — Да мы просто так.
— А вот просто так и не наадо, — строгим голосом протянул мужчина. — Идите, откуда пришли.
— Да мы к Пелагее пришли, — первым протиснулся мимо мужчины на улицу я.
— Тогда вам в дом надо, — ответил он. — Каким вас ветром в сарай занесло?
— В доме уже наша подруга сидит, а мы тут ее ждем, — объяснил Макси–Кот, а я в это время таращился на мужчину.
Он был высокий, плотный и… с черной повязкой на глазу. Голову его увенчивала шапочка–петушок, из–под которой выбивались ярко–рыжие пряди волос. «Шапка, как у Толяна», — отметил про себя я. И тут мне вспомнилось: «А Толян–то к нам прибежал тогда без шапки». Я перевел взгляд на уши мужика и едва подавил в себе крик. Одного уха не было. Я покосился на Макси–Кота. Он замер, разинув рот.
— Чего вылупились? — ухмыльнулся в рыжие усы мужик.
— А вы кто? — вдруг спросил его Макс.
— Я–то? — хохотнул мужик. — Хозяин здешний. Муж Пелагеи. Борисом зовут. Филиферовичем.
— Оч–чень п–приятно, Б–борис Ф–филиферо–вич, — заикаясь, произнес Макс.
— Чего–то у тебя с речью плохо, братец, — заботливо покачал головой мужик. — Может, тебе к Пелагее пойти полечиться?
— Н–нет, — продолжал заикаться мой старый друг. — Эт–то у м–меня в–временно. 3–замерз.
— Бывает, — не стал спорить мужик. На протяжении всего этого разговора он как–то ловко и очень настойчиво теснил нас обратно к крыльцу. Нам оставалось лишь пятиться. Когда мы поравнялись со входом в дом, дверь распахнулась. По ступенькам сбежала Жанна.
— Ребята, я все. Пошли?
Я оглянулся. Рыжего мужика нигде не было.
— Пошли, — мигом исправилась речь у Макси–Кота.
— До свиданья, Пелагея, — помахала рукою стоявшей на крыльце колдунье Жанна.
— Спасибо! — крикнули мы с Максом.
— Заходите, если чего! — прокричала нам вслед она. — Дорогу знаете.
Дверь захлопнулась. Едва мы вышли в переулок, Жанна с волнением сообщила:
— Я рассказала ей про Толяна. Ну, естественно, только о том, что он вернулся.
— А она? — спросил Макси–Кот. Жанна, совсем как Пелагея, насупила брови и голосом Пелагеи произнесла:
— А я что говорила.
— И все? — удивился я.
— Все, — кивнула Жанна. — Больше Пелагее почему–то на эту тему разговаривать не захотелось.
— А мы с ее мужем познакомились, — похвастался я.
— Пелагеиным мужем? — изумилась Жанна. — Разве он у нее есть?
— Оказывается, да, — кивнул я. — Зовут Борисом Фелиферовичем.
— Рыжий, одноглазый и без уха, — перечислил особые приметы мужа колдуньи Макси–Кот.
— Но это же Барсик, — охнула Жанна. — Вы что, надо мной смеетесь?
— И не думаем, — очень серьезным тоном изрек Макси–Кот. — Но это не главное. Вот. Поглядите.
Он раскрыл перед нами ладонь. На ней ярко поблескивала под лучами солнца диковинная шестиугольная золотая монета.
— Откуда? — не мигая, разглядывала монету Жанна.
— В сарае на топчане нашел, — принялся объяснять Макси–Кот. — Видимо, этот гном–миллионер все–таки что–то посеял от своих миллиончиков.
— Выходит, Толян не врал, — прошептала Жанна.
Взяв в руки монету, я начал внимательно ее разглядывать. Ни разу таких не видел.
— Как ты думаешь, — посмотрел я на Макса, — в какой стране такие делают?
— Да, похоже, где–то на Востоке, — ответил Кот. — Видишь, какие буквы странные. Ничего, разберемся. Съездим в магазин «Нумизмат» на Таганке, там нам наверняка все про эту монету расскажут.
Съездить–то мы съездили, но так ничего и не выяснили. Оказалось, подобных монет никто никогда не видел. А многочисленные надписи на ней не относились ни к одному из известных науке языков. Как современных, так и древних. В магазине, конечно, очень заинтересовались монетой. И сперва долго расспрашивали, откуда она у нас, а когда Макси–Кот нахально соврал, что это семейная реликвия, предложили отдать на экспертизу, но мы категорически отказались. Торопиться нам некуда. Можно сказать, вся жизнь впереди. Может, когда–нибудь и удастся выяснить, откуда она появилась.
С той поры жизнь у всех нас вроде бы вошла в привычное русло. Жаннина мама вернулась домой и даже начала ходить на работу. Толян, выдержав жуткий скандал дома, проявил стойкость. Он так и не рассказал никому, кроме нас, про лилипутов с золотом, которым Пелагея предоставила временное жилище в своем сарае. Предки Волобуя категорически запретили ему заниматься «бизнесом». Мало того, он теперь не имел права даже близко подходить к Серебряным прудам. Макси–Кот периодически приезжал ко мне на выходные. И все зимние каникулы провел у меня.
Единственное, пожалуй, что расстраивало Жанну, это отсутствие Дианы Кирейцевой. На следующий день после, можно сказать, чудесного воскрешения Волобуя она заболела. Причем так серьезно, что ее даже к телефону не подзывали. Затем она вроде бы поправилась, но на каникулы ее отправили к бабушке. После каникул в наш класс она не вернулась. Ее родители неожиданно решили поменять квартиру. Им вроде бы разонравился наш район.
— Самое обидное, — как–то пожаловалась Жанна нам с Максом, — что Динка даже со мной не попрощалась. Ну хоть бы позвонила. Я ведь обо всем только от Светки узнала. Но даже Светке она не удосужилась оставить ни телефона, ни адреса. Теперь у меня на память об этой дружбе одна только кукла.
Подойдя к стенке, она отодвинула стекло, чтобы вытащить подаренную на день рождения куколку, однако, едва взяв ее в руки, с ужасом вскрикнула. Кукла на наших глазах рассыпалась в прах. Горстка серой пыли на ковре, и только.
— Ребята, — часто моргая, смотрела на нас Жанна. — Что это значит?
Макси–Кот, не произнося ни слова, подошел к стенке и потрогал старинных Жанниных кукол. Они оказались целы и невредимы.
— Видимо, подарок был сделан совсем не от чистого сердца, — многозначительно проговорил мой старый друг. — Вспомни, ведь неприятности у тебя начались с дня рождения.
Жанна в ужасе зажала рот рукой. Затем прошептала:
— Неужели Динка?
Именно в этот момент у меня в памяти отчетливо всплыли слова, случайно брошенные недавно Светкой Полежаевой:
— Знаешь, Федор, а ведь Кирейцева была по уши в тебя влюблена и страшно завидовала Жанне.
- Предыдущая
- 61/61