Выбери любимый жанр

Клятва рода - Мазур Степан Александрович - Страница 4


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

4

Седой воевода, «правая» рука Владимира, загудел густым басом:

– Не престало собаке велеть Красно Солнышко. Как наш богатырь поборет вашего, не уйдёте, а по конурам попрячетесь.

Моложавый засмеялся:

– Кто богов своих предаёт, силы теряет. Так и вы, русичи, слабы теперь. Мёртвому вверились.

– Мы и под мёртвым не слабей степных псов, что и крова своего не имеют, по полям бегают. Мы же дома имеем и будем защищать их, не жалея животов[2].

– Нет при вас больше Святослава. Погубит вас Владимир. Сегодня богов меняете, завтра ножи друг другу в спины вонзите. Угробит вас далёкий бог незнаемый. Как можно мёртвому кланяться? Позорите предков.

– Больно длинный у тебя язык – жизнь укоротит. Чего попусту молоть? Пусть всё решит поединок. Выбирай оружие, а там и посмотрим, наш распятый возьмёт или ваши живые.

– Мой князь выбирает битву без оружия. Пусть могучие воины борются один на один. «Сам на сам».

– Быть посему, – отрезал воевода, и «дипломаты» развернули коней.

Сёма, как бесплотный дух полетел следом за воеводой.

«Владимир? Византийский агент уже надоумил принять христианство и в мнимом величии князь рассорился с побратимами? Эх, а ведь ещё с десяток лет назад рука об руку на Константинополь ходили. Оттолкнул Владимир от себя степняцкую конницу, что как остриё копья служило прошлым князям». – Продумал Семён.

Воевода, добравшись до Владимира, с ходу бросил князю:

– Бороться желают.

– Выбирай кого из дружины, кто в борьбе умел.

Едва слова воеводы и ответ князя прокатились по строю, как со стороны печенегов вышел в поле могучий богатырь, поперёк себя шире. Волосатая, как медвежья грудь перевита жилами. Вышел в поле, покачиваясь. Умелый взгляд зрел поступь могучего борца. Видно было по тому, как переступает – словно медведь перекатывается. Одет борец был в одни лишь портки. Ноги босые. Выглядел великаном. Вёл себя уверено – знатный боец.

Степняк выделялся не только среди собратьев, но и на фоне рослых русичей. Он возвышался почти на голову, если поставить всех в ряд.

Сёма расслышал по рядам шёпоток дружины:

– Богумир…

– Могучий борец…

– Со Святославом на Царьград ходил…

– Воротился без царапины…

– Заговорён, не иначе…

– И печенегов едва ли не единственный воротился…

– Эх, в дружине Святослава знатные борцы сгинули…

– Волхвы бы указали на борца, да нет больше божьих посланников…

К князю пробился сухонький старичок, залепетал, кланяясь:

– Княже, вели слово молвить!

– Ты почто, холоп, на колени не падаешь перед князем?! Али не христианин?! – Взревел бородатый, лысый мужик подле князя в чёрной рясе. Был он жирен, как не престало разумному человеку, что должен держать себя в рамках умеренности. Конь под ним одним едва спину не прогибал.

Старичок упал в ноги коню, достал из-за пазухи деревянный крест, лопоча:

– Как можно, святой отец, христианин. Как есть, христианин. И ноги распятью целую, и на коленях перед старшими… Бог поставил людей в разные условия: одним кланяться, другим поклоны принимать. Одним слушаться, другим поучать, слово божье нести нам, неучам малограмотным.

Сёма услышал звуки сплёвывание среди рати, недовольный шёпот. Было от чего. Скорп всегда говорил, что родные боги издревле другому учили – почитанию мудрых, равенству и уважению к тем, кто проявил доблесть, кто делами своими заслужил похвалу и честь. А грамоте волхвы учили всех желающих, коли желание было, и к тому стремление. Но, то ли не слышат старые боги, то ли Дый на глаза повязку набросил. Не видят, что с внуками их делается и позволяют учителя-волхвам на кострах гореть, да под лезвиями кровью истекать, когда в диспутах с чернорясными у тех слова заканчиваются.

Видел Сёма отчётливо, что не все ещё приняли нового бога и не свыклись с унижением. На лицах тех воинов читалось, что князь теперь всех вокруг в грязь вбивает, а новую свиту свою превозносит. А на лице князя читалось (который недовольно посмотрел на сплёвывающих) что в бой радетели старой веры пойдут в первых рядах. Так скоро и сгинут, забираемые в Ирий детьми Рода первыми. Если вначале в дружине христиане были в диковинку, то со временем состав обновлялся.

– Говори, раб… божий, – без эмоций, но с небольшой запинкой ответил Владимир.

– Всякий знает, что сын мой меньшой борец добрый. С детства положить на землю его никто не мог. Вели ему бороться. Твоего слова не ослушается. А коли не веришь, так испытай его.

И старичок, подскочив с колен, подбежал к строю и выхватил за руку ничем не выдающегося мужа. Был парень в светлой рубахе и кольчуге поверх её. Отдёрнул он руку старика и отбросил с презрением:

– Не отец ты мне, прихвостень. Умер отец мой, а тебя леший привёл. Нашёл бы того лешего – как есть убил бы.

По строю прокатился здоровый, раскатистый смех. Плечи подтянулись, спины расправились. Словно светлее стало на поле ратном.

Священник новой веры поднял к небу здоровый золотой крест, инкрустированный драгоценными камнями, заорал, брызжа слюной:

– Ты борец?! Да этот старик больший борец, чем ты!

Дружина снова поникла, скрипя зубами на слова священника.

– Испытай его, великий княже, – упорно процедил сквозь зубы старик с земли.

– Ведите быка. – Ровным голосом приказал Владимир, поглядывая на нетерпеливых степняков. Те начинали разогреваться недовольными выкриками. Ждать не любили.

Гридни стеганули коней к стенам Переяславля и через некоторое время смерды вели в четыре руки здорового, чёрного быка. Глаза того были красны и размах рогов поражал. Тур, а не бык.

– Победишь быка и выйдешь против степняка, – обронил воевода борцу. – А проиграешь – лишишься языка. Больно длинный. Как у псов степных.

– Не велика честь животину заломать. Почто тварь родову мучить? Не велит бог, кабы не обряд, – раскатисто обронил борец и скинул кольчугу, оставшись в рубахе, да закатав рукава.

– Так и скажи, что борец только на словах, – хмыкнул священник. – Может бог твой и слова твои подтвердит?

Борец лучезарно улыбнулся и подошёл к быку. Дружина расступилась, давая круг для боя. Смерды отпустили верёвки, держащие быка, и разбежались.

Рогатый зверь вырвал копытом дёрн земли и ноздри выпустили тяжёлый воздух. Борец хлопнул в ладоши, растёр ладони и пошёл на быка. Дал рогатый резвый старт на жертву и Сёма едва не вскрикнул, когда рога почти что поддели мужика. Но борец извернулся, обхватил одной рукой за рог быка, а другой рукой схватил за мохнатый бок. Рогатый застыл, затем взревел – в руке борца оказался кусок бока: кожа с мясом и обломки рёбер. Внутренности посыпались наружу.

Жалобный вскрик копытного прокатился по округе, бык припал на колени и завалился в траву, истекая кровью. Борец обошёл быка, взял за рога и, шепча о прощении, вывернул шею, избавляя животное от мучения долгой смерти.

Затем победитель повернулся к князю и бросил кусок мяса под ноги его коню. Животину повело в сторону и гридням пришлось подскочить к Владимиру, чтобы удержать.

– Знатный борец, – обронил сухо Владимир. – Иди и принеси нам победу.

– Не буду драться, – обронил борец.

– Отчего же? – донеслось от воеводы.

– На кой мне за чужого бога жилы рвать? Нападут, буду биться, а пока стоят, чего мне в битву первым лезть?

– Так не за бога дерись, за князя своего, за землю родную. Переяславль отдадим, ещё придут. – Перебил отец борца. – Не те они уже, что при Святославе. Осерчали.

– Не буду драться, пока князь не поклянётся, что не заставит меня никогда клятву новому богу давать, – обронил борец и добавил. – Пусть позволит мне держаться старых устоев.

– Да как ты смеешь, смерд?! Головы лишиться захотел! – Вскипел священник. – На колени и моли о пощаде!

– Не престало русичу на коленях стоять. А за правду и головы не жалко. Ты же за своего бога волхвов рубишь, на кострах палишь, так и я за своего голову оторвал бы тебе, кабы ты не подле князя был, кабы не клятва. Только клятву я давал старому князю, Владимиру, а не Василию, как ныне нарёкся крещёный. Смотри, монах, могу и передумать.

4
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело