Волки и волчицы - Ветер Андрей - Страница 13

— Откажу? В чём?

— В любовной связи.

— Так вы, оказывается, не абстрактно рассуждаете, а предлагаете мне заняться с вами сексом?

Она кивнула. Она не выглядела шлюхой и не была похожа на одуревшую от восторга девчонку, сгоравшую от желания отдаться своему кумиру. Нет, она была нечто особенное. И Алексей не знал, как ответить. Перевести всё в шутку или поцеловать её в губы прямо здесь, у всех на глазах?

Он заметил, что продолжал держать в левой руке бокал с шампанским. Он сделал маленький глоток и предложил бокал Наташе. Она отпила, наклонив голову к руке Алексея. Он увидел её затылок, прихваченные небрежно волосы и обнажённую шею. Девушка отстранилась от бокала и выжидательно посмотрела на режиссёра.

— Вы же не хотите, — проговорил он медленно, — чтобы мы ушли отсюда прямо сейчас?

— Не обязательно. Я с удовольствием дождусь конца банкета. Здесь же кругом люди, которые делают с вами кино. Мне это очень интересно. Незнакомый мир, незнакомая атмосфера. Мне всё здесь кажется именно таким, каким должен быть богемный мир, но вместе с тем здесь нет ничего нового. Тут точно так, как везде. В студенческих общежитиях тоже так, только размах иной, помельче…

Постепенно становилось шумнее. Скрипачи вскоре отложили инструменты и ушли. Задребезжала ритмичная электронная музыка. Наряженные в римские туники девушки бродили, пританцовывая, среди гостей, приковывая к себе взгляды охмелевших мужчин. Изредка сквозь общий гам слышалось, как где-то разбивалась рюмка. Ближе к ночи многие пошли в бассейн, громко хохоча и раздеваясь на ходу.

— Ну вот, теперь можно спокойно уходить, праздник завершился, началось распутство, — сказал Алексей, подойдя к Наташе. — Или вы хотите поближе познакомиться с римскими оргиями?

— Думаю, что у вас в фильме всё будет выразительнее.

— Хочу надеяться на это, — Алексей взял девушку за руку. — Мне кажется, что я вполне дозрел до поцелуя.

Она подняла к нему лицо, светлое, гладкое, чистое, и он оцепенел от пронзившего его чувства любви к этому лицу.

— Я бы отдал жизнь за то, чтобы это чувство никогда не покидало меня, — шепнул он.

— Какое чувство? — шёпотом спросила она.

— То, которое проснулось сейчас во мне. Острое и сладкое. Нежное и могучее. Пожирающее меня всего. Я не знаю, что это за чувство.

Он взял её лицо в свои ладони и прикоснулся ртом к её блестящим губам.

— Поехали отсюда, — сказал он.

Когда они подъезжали к дому, Алексей едва сдерживал душившее его желание наброситься на девушку и смять её в объятиях. Едва закрылась за спиной дверь, как они оба стали торопливо срывать с себя одежду, перебивая себя жадными поцелуями, распаляя друг друга прикосновениями горячих языков, громко дыша.

После нескольких стремительных натисков Алексей на некоторое время успокоился, но всё же продолжал прижиматься бёдрами к раздвинутым ногам Наташи. Он был оглушён её молодостью и нежной страстью. Желание вновь и вновь возвращалось к нему.

Когда после очередного напора он наконец отодвинулся, Наташа тихонько засмеялась.

— Ты что? — не понял он.

— Ничего. Мне хорошо. И у меня очень странное ощущение, — прошептала девушка, глядя в белый потолок, по которому колыхались мутные тени уличных деревьев.

— Какое ощущение?

— Я чувствую себя так, словно я ваш ребёнок.

— Этого не может быть. Я бесплоден, — он негромко засмеялся, выходя из её мокрых недр.

— Я и не утверждаю, — прижалась она щекой к его груди, — я лишь говорю о том, что чувствую себя странно с вами. Какая-то особая нежность. Не так, как с другими. Дочерняя нежность. Радость, знаете, будто вы мне подарок поднесли, большой и долгожданный. В детстве у меня часто было такое, когда на день рождения или на Новый год отец дарил что-то очень желанное. И тогда вот тут, в груди, делалось тепло-тепло, даже дыхание словно останавливалось… А почему вы бесплодны? Простите, конечно, если я лишнее спрашиваю.

— Однажды я попал в аварию.

— И что? — её влажные глаза были близко-близко к нему.

— Не знаю точно. Что-то повредилось. Врачи после той аварии заявили, что детей у меня не будет и что виной этому нервное потрясение. Доктора, если чего-то не могут объяснить, то непременно спишут всё на нервное расстройство.

— Но ведь сейчас медицина творит чудеса.

— Мне не нужны чудеса. Мне достаточно того, что есть. И дети мне не нужны. Вот видишь: ты вдруг появилась у меня, — он опять засмеялся. — Кому ещё так повезёт? Любовница, которая чувствует себя дочерью своего любовника.

— Вам смешно?

— Перестань обращаться ко мне на «вы», — он с удовольствием поцеловал её в губы. — Мне вовсе не смешно. Мне хорошо, очень хорошо. Я бы сказал, что мне никогда не было так хорошо с женщиной. А знаешь…

— Что? — спросила она, увидев, что он замолчал.

— Пожалуй, ты права.

— В чём?

— Я тоже ощущаю что-то особенное. Не как всегда. Что-то слишком уж ласковое зреет внутри меня. Может, ты и вправду моя дочь? Или была ею когда-то? Ты веришь в переселение душ?

— Мой папа верит. Он убеждён в том, что мы все жили уже по много раз. А я не знаю, можно ли верить в это и следует ли… Иногда мне кажется, что я вижу что-то…

— Видишь?

— Да, вижу… Или вот-вот увижу. Или вспомню что-то очень важное. В раннем детстве я рассказывала истории родителям. И всякий раз я начинала словами: «Когда я жила раньше…» Это я точно помню, но вот сами истории забылись. И ничего нового не возникает в голове. Должно быть, я просто фантазировала, ведь дети обожают фантазировать… Зато папа мой такой рассказчик, что голова кругом идёт!

— Чем же он радует тебя? — спросил Алексей. — Чем развлекает?

— Всяким… Ему бы романы сочинять.

— Не сочиняет?

— Нет, он занимается историей, — важно произнесла Наташа, — он очень крупный учёный и очень самобытный. Кстати, он только что закончил книгу о Древнем Риме.

— В чём же его самобытность? — Алексей приподнялся на локте и свободной рукой медленно провёл по животу девушки. Когда его пальцы коснулись её пупка, живот легонько вздрогнул.

— Папа пользуется каким-то своим методом. У него всё на интуиции основано, поэтому он постоянно из-за этого вступает в конфликты с академической профессурой.

— Любопытно. Как же можно в истории опираться на интуицию?

— Не знаю, но это так. Бывало, он рассказывал об известных событиях совершенно неожиданные вещи и тем самым опровергал официальные теории. И всякий раз на него сразу набрасывались со всех сторон, мол, откуда этот бред и прочее. А отец в ответ на это указывал, где надо провести раскопки, чтобы получить доказательства его утверждениям.

— И что же?

— Каждый раз его слова подтверждаются. Поначалу отца подозревали в сговоре с людьми, которые зарабатывают на антиквариате и подделывают вещи под старину. Но отец раскопал не два-три сундука, а целые улицы, некрополи, даже римский цирк в песках Африки. Это же не подделать!

— Откуда же он знает всё это?

— Понятия не имею, — пожала плечами Наташа. — Провидец… У него обострился нюх на прошлое после того, как у него случилась клиническая смерть. Он сильно изменился с тех пор.

— Он пережил клиническую смерть? — Алексей немного отстранился от девушки и посмотрел на неё долгим взглядом. — Я никогда не общался с таким человеком.

— Не смотри так!

— Как?

— Жутковато.

— Нет, нет, я нормально смотрю. Просто сразу много разных мыслей пронеслось.

— Хочешь, я познакомлю тебя с папой?

— Пожалуй, — он кивнул, — это было бы очень даже здорово.

Войдя в квартиру, где жила Наташа, Алексей Кирсанов остановился перед невысоким худощавым человеком в стёганом домашнем халате.

— Добрый день, уважаемый Алексей Петрович, — человек улыбнулся, протянул руку и представился: — Николай Яковлевич.

Ему было за семьедесят, но выглядел он бодрячком.

— Не смутит вас, что я халате? Я думал, вы моложе.