Великодушные враги (Право на измену) - Стюарт Элизабет - Страница 38

— Совершенно верно.

— Боже, как мне все это опротивело! Почему мы не можем прямо говорить, что думаем?

Ангус вскочил, но тут же снова сел и принялся нервно барабанить пальцами по столу.

— Где вы остановитесь, Хэпберн? — спросил он. — На случай, если вы мне вдруг понадобитесь.

Александр решил подержать канцлера в неизвестности и поэтому ответил не сразу.

— Наверное, в каком-нибудь трактире. У меня с собой мало денег, надолго я вряд ли задержусь.

Ангус сунул руку в ящик стола и вытащил замшевый кошелек.

— Вот, — сказал он, перебрасывая кошелек через стол, — первый взнос в счет награды за поимку Мьюра. Вы разделите ее пополам с Мэрдоком.

Александр бросил на него вопросительный взгляд, но Ангус только пожал плечами.

— Вы оба доставили его сюда. Не знаю другого способа удовлетворить вас обоих. Вам следует оставаться в Эдинбурге. Мне потребуются ваши глаза и уши. Можете поселиться в моем доме на Главной улице. Я рассчитываю, что вы с Мэрдоком не вцепитесь друг другу в глотку.

— На меня вы, безусловно, можете положиться, ну а с ним советую потолковать. Я точно знаю, у кого состою на службе, а вот наш лорд-губернатор порой об этом забывает.

Ангус нахмурился.

— Если вам что-то известно, Хэпберн, лучше выкладывайте прямо.

Александр покачал головой.

Ангус не сводил с него настороженного взгляда.

— Ладно, Хэпберн, я поговорю с ним. Может, так оно и лучше. Вы оба будете присматривать друг за другом.

— Я, как всегда, к вашим услугам, лорд-канцлер, — улыбнулся Александр. — А уж такую услугу готов оказать бесплатно.

Продолжая улыбаться, он закрыл за собой дверь и пошел по коридору, весьма довольный собой. Теперь Ангус ему доверяет, и для этого даже не пришлось лгать… разве что совсем чуть-чуть. Он выторговал срок для Мьюра. Возможно, времени хватит, чтобы найти способ устроить с ним встречу и пролить свет на тайну, мучившую его последние пятнадцать лет.

Заворачивая за угол, Александр столкнулся со спешащим куда-то с другой стороны коридора человеком. В руках у него была кипа документов. При столкновении документы разлетелись во все стороны.

— О, я… я прошу прощения, — пролепетал бедняга. — Посол срочно затребовал эти бумаги, и я потратил уйму времени, чтобы их подобрать.

— Ничего страшного не случилось, — заверил его Александр.

Секретарь наклонился и начал собирать с полу документы. Александр принялся ему помогать. Наконец, бросив на ходу невнятные слова благодарности, молодой человек поспешил выполнять поручение, а Александр как ни в чем не бывало отправился своей дорогой.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он разжал кулак и взглянул на клочок бумаги, лежавший у него на ладони. На нем было написано:

«Таверна «Белый лев». Сегодня вечером».

Подписи не было, но ее и не требовалось. Александр узнал почерк.

Джонет беспокойно мерила шагами комнату, не замечая мягких турецких ковров, в которых утопали ноги. Ее провели по всему роскошно убранному трехэтажному городскому особняку, служившему резиденцией графа Ангуса, с ней обращались, как с гостьей. Поразительная метаморфоза произошла с Мэрдоком Дугласом: всю вторую половину дня он был с нею безукоризненно вежлив, и она ради Роберта старалась отвечать ему тем же.

Однако вся эта притворная учтивость уже начинала понемногу сводить ее с ума. Джонет неотступно думала о дяде, вспоминала, как он взглянул на нее перед расставанием. Было ясно, что Роберт не надеялся вновь ее увидеть.

Мысль о вечной разлуке болью отдалась у нее в груди, охватившая ее тоска вызвала новый приступ слез. Утирая щеки тыльной стороной ладони, Джонет подошла к оконной нише и рассеянно выглянула на улицу.

До этого дня она была в Эдинбурге только однажды, еще в детстве. Волнующие воспоминания о богатых лавках и нарядных городских толпах, о незнакомых сладостях и запахах так поразили воображение впечатлительной десятилетней девочки, что она по возвращении домой часто принималась упрашивать дядю свозить ее в Эдинбург еще раз. Но в городе ежедневно происходили уличные потасовки между сторонниками Маргариты и Ангуса; Роберт справедливо считал такую обстановку небезопасной.

Звук открываемой двери заставил Джонет обернуться. Александр Хэпберн вошел в комнату и подошел к столику, уставленному винными бокалами, пивными кружками и разноцветными бутылками. Он стоял к ней спиной.

Джонет отступила дальше в глубь оконной ниши, понимая, что лицо ее заплакано, а глаза подозрительно блестят. С кем ей сейчас меньше всего хотелось встречаться, так это с ним.

Александр взял в руки бокал и, подвергнув неспешному изучению выстроенную на столе армию бутылок, налил себе выпить.

— Могу я вам что-нибудь предложить, госпожа Максвелл? — спросил он, не оборачиваясь. — Вино, я полагаю, хорошее, а ликер… — тут Александр отхлебнул из своего бокала, — просто превосходен. — Он обернулся. — У Ангуса отличный вкус… почти во всем.

Джонет едва не задохнулась.

— Нет, благодарю вас, лорд Хэпберн. На сегодня вы сделали более чем достаточно.

Александр выпил и поставил свой бокал, бесстрастно оглядывая ее с головы до ног.

— Ты плакала.

— У меня были на то причины. Видеть, как дорогого тебе человека и единственного близкого родственника уводят на смерть, и не проронить ни слезинки? Вряд ли такое возможно. Это было бы просто недостойно, вам не кажется?

Впервые за все время она заставила себя взглянуть ему прямо в глаза.

— Впрочем, откуда вам знать? Соображения о том, что достойно и что недостойно, вас, верно, не заботят.

— Нисколько.

Его слова вызвали у Джонет новую вспышку возмущения и ненависти. Он проронил их так небрежно, словно обмануть женщину, использовать ее, чтобы поймать в западню дорогого ей, ни в чем не повинного человека и послать его на смерть, было для него обычным делом. А может, так оно и есть?

Девушка больше не стыдилась своих чувств. Пусть она была наивна и недальновидна, но по крайней мере честна. Она больше не боялась встречи лицом к лицу с Александром и готова была высказать все, что думала. Он не заслуживал даже презрения, и Джонет намеревалась сообщить ему об этом в самых язвительных выражениях.

— Я слышала, люди сплевывают, упоминая ваше имя. Теперь понятно почему. — Она покачала головой. — «Нисколько»! Боже милостивый, неужели это все, что вы можете сказать?

Он подошел к ней поближе.

— А ты бы поверила, если бы я наплел тебе небылиц? Извини, милая, но что-то мне сегодня не хватает фантазии.

— Вот как? До сих пор она вас не подводила. За то короткое время, что я вас знаю, вы успели наплести целую кучу небылиц. — Джонет вскинула голову. — Со мной это получалось легко и просто, не так ли?

Александр остановился в двух шагах от нее. Взгляд серебристо-серых, слегка прищуренных прекрасных глаз проникал ей прямо в душу.

— Тебе больно, Джонет, ты негодуешь, и у тебя есть для этого все основания. Но ведь я тебя предупреждал, что ты ничего обо мне не знаешь. Ты сама вообразила меня безгрешным праведником в белых одеждах. Увы, я не святой, милая. Я всего лишь человек, а не образец добродетели, каким я казался тебе еще вчера, но и не дьявол, каким ты меня считаешь сегодня. Я все тот же, кто проехал с тобой через всю страну, кто сражался за тебя и спал рядом с тобою… Хочешь — верь, хочешь — не верь, милая, но все это я делал искренне, — добавил он после небольшой паузы.

— Эта речь могла бы сработать три дня назад, но сегодня советую вам поберечь горло, милорд. Вы втерлись ко мне в доверие, чтобы я предала Роберта. Вот и все, что вам было от меня нужно. Вы подготовили его убийство и заставили меня принять в этом участие! Я вам никогда не прощу это. Никогда! Я лишь надеюсь, что настанет день, когда вы заплатите за боль, что причинили мне.

— Я же тебе говорил, в жизни редко бывает счастливый конец.

— Да, говорили. И теперь я вижу, почему вы так думаете! Озлобленный на весь мир негодяй! Вы всех стремитесь принизить до себя. Вы берете то, что было чистым и прекрасным, и изо всех сил стараетесь это замарать и уничтожить. Что ж, на сей раз вы славно потрудились, Хэпберн из Дэрнэма! А теперь, когда вы вдоволь налюбовались делом рук своих, убирайтесь вон!