Великодушные враги (Право на измену) - Стюарт Элизабет - Страница 94

— Конечно, было бы странно не узнать руку своего родного брата.

Мьюр закрыл глаза.

— Ты знал, да? Ты с самого начала все знал? — прохрипел он. — Ты заставил меня поджариваться в аду все это время, терзаться и решать, как поступить. В то время как вторая половина была у тебя!

Александр, смакуя, потягивал бренди.

— Нет, ее у меня нет. Она в Англии, причем в таких надежных руках, что нам обоим ее не достать. Просто я взял за правило изучать своих врагов. Я изучал вас четырнадцать лет, Мьюр. Вы бы скорее обрекли свою душу на вечные муки, чем совершили предательство. Я это сообразил, как только остыло первое желание вас придушить.

Он рассеянно уставился на свой бокал.

— Остальное я домыслил, основываясь на фактах, которые мне известны о вас. Я вспомнил также то, что произошло между нами в тот день. Черт вас побери, Мьюр, вы даже не пытались защищаться!

— Нет, я был… потрясен, — тихо признался Роберт Максвелл.

Он говорил с трудом, словно у него болело горло. Его гордыня и никогда не изменявшее ему до сих пор чувство собственной правоты исчезали на глазах.

— Узнать, что мой родной брат… совершил… такое… — Тут он опять запнулся и залпом проглотил остаток бренди, причем несколько капель пролились мимо распухших губ. — …Что я погубил невиновного из личной мести… позволил ему умереть… что… — Он закрыл глаза. — О Господи!

Александр осторожно высвободил опустевший бокал из пальцев графа Мьюра и налил еще и себе, и гостю. Он ощущал какое-то странное безразличие и отстраненность от происходящего, словно следил за развитием спектакля из зрительного зала.

— Держите, — проговорил он, возвращаясь к скамье.

На этот раз Мьюр взял бокал с благодарностью.

— Наверное, я должен был что-то заподозрить, но мне и в голову не приходило, что Дэвид мог… мог… Он же был Максвеллом из Берила, Господи Боже! Наша репутация была безупречна! Максвеллы верой и правдой служили своим королям со времен Брюса! [Роберт Брюс (1274–1329) — шотландский король, в 1328 г. добившийся от Англии признания независимости Шотландии.]

— Славное наследие, — вставил Александр.

Мьюр не заметил сарказма.

— Да.

Ссутулившись, он чуть ли не с головой ушел в подушки, которыми была обложена скамья, и отхлебнул бренди.

— Он был славным парнем, наш Дэвид. Всегда веселый, живой, всегда с шуткой наготове. Он мог любого подкупить одной своей улыбкой. Я всегда ему немного завидовал. Завидовал его раскованности и обаянию. Он был всеобщим любимцем.

Александр никак не отозвался.

— А он завидовал тому, что я — первенец, что именно я унаследовал Берил и графский титул. Между нами все время шло состязание, в шутку, как я думал. Он перестроил свою усадьбу. Дом был, конечно, не так велик, как Берил, но ничем не уступал ему в роскоши. Я все удивлялся, откуда у него такие деньги.

— Теперь мы знаем, откуда, — негромко добавил Александр.

— Да. Теперь мы знаем.

Мьюр сделал над собой усилие, но в конце концов взглянул на Александра с неким подобием прежнего надменного выражения на лице.

— Ну что ж, настал твой час, не так ли? Ты торжествуешь? Вы, Хэпберны, всегда забираете то, что мне дороже всего.

Ни один из них так и не произнес имя Элизабет. Оно повисло в воздухе.

— А вы подумали, как все это скажется на Джонет? — нахмурившись, спросил Александр.

— Дела моей племянницы касаются только меня. Буду тебе признателен, если ты не станешь в них вмешиваться.

— Джонет — дочь Дэвида, глупец! Она замешана в этом так же, как вы или я. Думаете, Уоррелл с распростертыми объятиями примет в свою семью дочь предателя? Ведь таков был ваш план, милорд? Союз двух семейств?

Мьюр не ответил. Ответа не требовалось.

Александр взглянул на него с презрительной улыбкой.

— Прислушайтесь к опыту знатока. Ни одно из наших гордых шотландских семейств не примет эту девушку. Если бы гордыню можно было обращать в звонкую монету, эта нищая страна давно превратилась бы в цветущий край, полный достатка. Нет, Джонет суждено погибнуть.

— Это и есть твоя игра? Хочешь получить девушку в обмен на обещание держать язык за зубами?

Александр лишь посмотрел на Роберта, не говоря ни слова.

— Какое же ты больное, растленное существо, Хэпберн! Настоящее чудовище! Мэрдок по крайней мере не скрывал, чего хотел, и шел напролом. Жестоко, но открыто. А ты… — Мьюр смотрел на Александра воспаленными от ненависти глазами. — Забирай это письмо и будь проклят! Можешь показывать всему свету, мне наплевать! Но ты никогда не получишь Джонет. Она не для таких, как ты!

— Верно, не для таких, — с кривой усмешкой Александр бросил последний взгляд на письмо, скомкал его и швырнул к ногам Мьюра. — Оно ваше. Можете пустить его на растопку, если хотите.

— Что?

Стоило посмотреть на Мьюра в эту минуту, решил хозяин Дэрнэма. Зрелище почти искупало жертву, на которую пошел Александр, отказавшись от письма.

— Я говорю, оно ваше. Считайте это свадебным подарком для вашей племянницы… от больного, растленного существа, от чудовища, как вы меня называете. — Его глаза холодно прищурились. — Но только не забудьте… Когда вновь приметесь колоть глаза людям вашим гордым максвелловским наследием, не забывайте, что я — тоже ваше творение. Вы создали меня, Мьюр! А теперь забирайте эту проклятую бумагу и убирайтесь!

На какой-то миг Роберт Максвелл лишился дара речи. Потом он опустился на колени, поднял письмо и медленно, опасливо выпрямился, словно ожидая подвоха.

— Что ты задумал, Хэпберн? Ты же не можешь просто так выпустить меня отсюда. Только не ты!

— Убирайтесь, — тихо повторил Александр. — Уносите ноги, пока я не нарушил данного матери обещания и не насадил вас на вертел, как вы заслуживаете. Хотя нет, погодите, вы можете доставить ко двору свежую новость. Графиня Линтон дала согласие стать моей женой. Может, это известие немного развеет ваши опасения насчет Джонет.

Мьюр молча взглянул на него, потом повернулся и направился к двери, но на пороге вновь замешкался.

— Элизабет знает? Она знает о письме?

Александр отрицательно покачал головой.

— Пока еще нет.

Мьюр глубоко вздохнул. Его руки сжались в кулаки и вновь бессильно опустились.

— Скажи ей… Скажи, что я сожалею. Скажи, что… о Господи, я не знаю! — Он стремительно повернулся и вышел из комнаты.

Александр взболтал бренди в своем бокале и сделал большой глоток. Только минуту назад письмо было у него в руках… Как до этого смертный приговор. Но он знал, что отец одобрил бы его действия.

— Ты его отпустил? Просто так?

Александр поднял голову.

— Да, просто так.

Диана вошла в комнату.

— Алекс, да ты просто помешался. И все из-за женщины. Всего-навсего из-за женщины!

Александр внимательно посмотрел на нее.

— Ты все слышала, верно? — Разумеется. Я подслушивала у двери. Ты бы на моем месте сделал то же самое.

Он улыбнулся.

— Да, наверное. Но полагаю, мне нет нужды напоминать, чтобы ты все услышанное держала при себе.

Приподняв с легким шорохом шелковые юбки, она села рядом с ним.

— За все те годы, что я тебя знаю, ты мечтал лишь об одном: очистить имя своего отца от позора. Очистить свое собственное имя, черт тебя побери! Имя, честь — для тебя все это так много значило! Так какого же дьявола ты упустил эту возможность?

Александр вновь вернулся к созерцанию бокала с бренди.

— Нелегко отказаться от старых привычек. Неужели ты и вправду думаешь, что по прошествии стольких лет все эти надутые шотландские лорды примут Хэпберна из Дэрнэма в свою компанию? Не забывай, я наполовину англичанин. Я действительно добывал информацию для англичан, и если кто-нибудь об этом узнает… В этой стране считается, что нет преступления страшнее, чем сотрудничество с врагом. И никакие письма в мире не перекроют моих собственных прегрешений. — Он криво усмехнулся. — К тому же я привык к такой жизни. Можно сказать, что моя скандальная слава доставляет мне удовольствие. Зачем же все менять, когда уже поздно?