Муравей-путешественник - Мариковский Павел Иустинович - Страница 18

Ходы идут до самого основания пня и проникают в корневые лапы. Отсюда, из корневых лап, идут выходы в далекие подземные туннели. В туннелях и ходах пней протекает большая часть жизни черных муравьев-древоточцев. Скрытые в своих убежищах, они не попадаются нам на глаза, и мы не подозреваем, как много этих санитаров леса, оберегающих его от вредных насекомых, скрывается в старых еловых пнях.

В отдаленной зоне корневой лапы мы наталкиваемся на совсем необычную находку. Все небольшое помещение сплошь забито останками крылатых самок. Сколько тут голов, крыльев, ног! Для чего нужно было это непонятное уничтожение своего потомства, предназначенного покинуть родительское жилище?

К основанию большого елового пня, занятого черными муравьями-древоточцами, в то место, где их больше всего толпится, подбрасывается несколько крупных солдат этого же вида, взятых из муравейника со старой еловой гари. Выпущенные на свободу большие муравьи нелепо толкутся на месте, два из них карабкаются на пень, три исчезают во входе в чужой муравейник. Пришельцев не сразу замечают. Но вот около каждого из них образуется небольшое сборище. Чужак робок, недвижим. Хозяева муравейника долго и тщательно ощупывают его усиками. Наконец из собравшейся толпы выделяется крупный солдат, берет чужака за ногу и медленно тащит его в сторону, подальше от муравейника. Чужак покорен, не сопротивляется.

«Вы не туда попали! — казалось, выражает напряженная фигура крупного солдата. — Здесь другое государство!»

Через некоторое время из отверстия при основании пня одного за другим вытаскивают трех чужаков. Они также робки и покорны, будто сознавая, что оказались не в своем доме. Какое миролюбие! Чужаки были восприняты как те, кто заблудился: их не убили, не разорвали на клочки и не съели, по столь распространенному муравьиному обычаю, а вежливо попросили удалиться.

Неужели муравьи-древоточцы не едят муравьев своего вида? Попробуем подбросить мертвого чужака. Нет, труп тоже не нужен, и его тотчас же выволакивают и бросают подальше от пня. А что, если подбросить куколок из чужого гнезда? Зачуяв чужой запах, солдаты бросаются на куколок с раскрытыми челюстями, ударяя ими по пню. Но, видим, запах куколок пересиливает запах чужого гнезда, и после долгого ощупывания усиками куколок бережно уносят в муравейник. Может быть, куколок съедят? Подбросим куколку поврежденную, слегка проколотую иглой. Вокруг такой куколки собирается несколько муравьев. Нет, такая куколка не нужна, а детей в этом государстве не принято пожирать. Куколку относят далеко в сторону и бросают.

Теперь пришел черед главного эксперимента. К большому еловому пню, заселенному муравьями, сверху привязывается выпиленный кусок чужого жилища со множеством притаившихся в нем муравьев-древоточцев. Что-то теперь будет!

Робко, неуверенно выползают чужие муравьи из куска своего пня, перенесенного в неизвестные места, к неизвестному и чуждому жилищу, и некоторые пытаются спуститься вниз на землю. Вокруг куска пня медленно расхаживают солдаты-хозяева. Они как будто в недоумении от столь неожиданного появления пришельцев. Остаток дня проходит без следов какого-либо недоброжелательства. Но муравьи-хозяева стали какие-то настороженные, чуткие и, сталкиваясь друг с другом, подолгу обмениваются жестами усиков. Необычно рано, задолго до захода солнца, муравьи-хозяева все скрылись в свое жилище, и ночью только во входах виднелись большие головы крупных солдат.

Утро было необыкновенным. Пень казался необитаемым, и только пришельцы свободно ползали по своему кусочку, иногда переползая, забираясь на пень и возвращаясь обратно. Что творилось с муравьями-хозяевами, чем они там занимались внутри своего большого жилища?

Когда солнечные лучи проникли в ущелье и упали на старый еловый пень, со всех его ходов стали выбегать мелкие рабочие, степенно, не торопясь выползать большеголовые солдаты. Старый пень как будто закопошился от множества его жителей. Быть может, никогда еще сразу их не появлялось столько на его поверхности. Поведение рабочих было необычным: подбегая к солдатам и друг к другу, они мелко вздрагивали и вибрировали головой.

Движение рабочих становилось все быстрее и быстрее,, вздрагивание головой все чаще. Некоторые солдаты, встречаясь, тоже затрясли головами. Возбуждение росло. Вот со стороны привязанного кусочка несколько солдат поволокли робкую крылатую самку. В течение нескольких минут ей вначале отгрызли большие, прекрасные крылья, затем откусили брюшко и отделили голову от груди. Остатки крылатой самки упали вниз на землю, к основанию пня. Убийство самки послужило как бы сигналом к свирепому побоищу: весь пень покрылся дерущимися муравьями, и было их так много, что трудно стало определить, где хозяева, а где пришельцы.

Это только вначале было трудно разобраться, потом все стало ясным. В побоище принимали участие только хозяева-солдаты, тогда как чужаки страдали все: и самки, и самцы, и рабочие, и солдаты. С особенным рвением и в первую очередь у чужаков истреблялись крылатые самки и самцы. Исход битвы в каждом отдельном случае решался простым перевесом сил: к двум дерущимся всегда подоспевали другие, растягивали противника во все стороны за ноги и за усики и отгрызали брюшко, а затем и голову. Прицепившаяся голова, отделенная от туловища, продолжала висеть на противнике. Вскоре можно было видеть немало солдат, обвешанных со всех сторон мертвыми головами.

В перерывах между схватками солдаты уделяли время поспешному туалету и тщательно чистили свои усики. Приведение усиков в порядок имело значение для точного и безошибочного различения своего от врага-пришельца: ведь на усиках у муравьев помещаются органы обоняния.

Откусывание брюшка — первое, что принимались проделывать над растянутой жертвой, — было не столь легким делом. У муравьев на стебельке — тонкой перемычке между брюшком и грудью — имеется специальное утолщение, которое сильно затрудняет перекусывание этой жизненно важной части тела. Поэтому брюшко отсекалось медленно, разрезанием его первого членика. Как только брюшко отрезалось, враг лишался своего главного оружия — муравьиной кислоты. В этой битве проявлялось одно немаловажное обстоятельство: ни муравьи-хозяева, ни муравьи-пришельцы не употребляли кислоты. К химическому оружию не полагалось прибегать в самом жилище!

Побоище продолжалось целый день, трупы убитых муравьев падали сверху вниз, как опилки. Как уже говорилось, в битве принимали участие только солдаты-хозяева и ни один рабочий не касался кровопролития. Чем же они занимались?

От пня-муравейника протянулась целая вереница рабочих, и каждый в спешке перетаскивал своих личинок и куколок. Добро переносилось в маленький, очень старый пень, отстоявший от главного жилища метрах в четырех. Несколько солдат занимались расширением камер в старом пне и вытаскивали опилки.

Вот откуда возникло побоище!

Муравьи-хозяева, завидев большое скопление чужих муравьев, восприняли все это как грабительский налет и организовали защиту не только жилища, но и самого драгоценного — своего потомства: личинок и куколок.

К вечеру сражение закончилось. Все чужаки были истреблены, их жалкие уцелевшие остатки я отнес далеко в сторону вместе с их остатком жилища.

Всю ночь муравьи-солдаты бегали по пню, трясли головами и добивали случайно уцелевших противников. Всю ночь муравьи-рабочие перетаскивали свои сокровища, хотя мнимая опасность давно миновала. Ночь прошла в муравейнике без сна, и никто из его жителей не занимался едой...

Утром следующего дня поверхность пня очистилась от кишевшей массы муравьев, а население муравейника спустилось вниз, на землю. Началась уборка трупов. Во все стороны подальше от жилища стали растаскиваться части погибших муравьев. И тут (какое трогательное зрелище!) среди работавших ползали солдаты без брюшка и тоже занимались общим делом. Им оставалось жить не более одних–двух суток. Не стало солдат, обвешанных головами. Кто-то в муравейнике помог им освободиться от этого неудобного украшения.