Команда Смайли - ле Карре Джон - Страница 32

• Предыдущая
• 32/93
• Следующая

– Значит, он не разрешил ему помочь – чем же вы занялись? – обронил Смайли все так же намеренно небрежно. – Сели и стали читать… или играли в шахматы с Эльвирой?

Карие глаза Михеля на мгновение встретились с его взглядом, метнулись в сторону и снова вернулись к нему.

– Нет, Макс, – крайне любезно ответил он. – Я дал Владимиру карты. Он попросил оставить его одного. Я пожелал ему доброй ночи. И уже спал, когда он ушел.

«Но не Эльвира, – мелькнуло в голове Смайли. Эльвира осталась, чтобы выслушать инструкции своего сводного брата. – Он был деятелен во всех отношениях. Как патриот. Как мужчина. Как лидер», – перечислил про себя Смайли.

– А с тех пор у вас с ним был контакт? – все не отставал от него Смайли, и Михель сразу перешел ко вчерашнему дню. Никакого контакта до вчерашнего дня, сказал Михель.

– Вчера днем он позвонил мне по телефону. Клянусь, Макс, я много лет не слышал такой взволнованный голос. На меня пахнуло счастьем, даже скорее он находился в экстазе. «Михель! Михель!» Макс, человек был в полном восторге. Он обещал приехать вечером. Вчера вечером. Возможно, поздно, но приедет и привезет мне мои пятьдесят фунтов. «Генерал, – спросил я. – Что такое пятьдесят фунтов? Вы-то в безопасности? Скажите мне». – «Михель, я ловил рыбу, и я счастлив. Не ложитесь спать, – попросил он. – Я буду у вас в одиннадцать или чуть позже. Захвачу с собой деньги. А кроме того, мне необходимо обыграть вас в шахматы, чтобы успокоиться». Я не ложусь, готовлю чай, жду его. Жду. Макс, я солдат, за себя я не боюсь. Но за генерала, Макс, за старого человека, я боялся. Я звоню в Цирк – в качестве крайней меры. Трубку вешают. Почему? Почему вы так поступили, Макс, скажите, пожалуйста?

– Я не дежурил, – сказал Смайли, следя как можно внимательнее за Михелем. – Скажите мне, Михель… – начал он.

– Слушаю, Макс.

– Что, по-вашему, собирался делать Владимир после того, как позвонил вам и сообщил добрую весть, и до того, как прийти к вам с пятьюдесятью фунтами?

Михель ответил немедля.

– Естественно, я полагал, что он едет к вам, Макс, – сказал он. – Он вытащил большую рыбину. И теперь ему следует пойти к Максу, потребовать оплаты расходов, выложить свою великую новость. Естественно, – повторил он, глядя слишком напряженно в глаза Смайли.

«Естественно, – подумал Смайли, – и ты знал до минуты, когда он выйдет из квартиры, и знал до последнего метра путь, который ему предстояло пройти до хэмпстедской квартиры».

– Итак, он не появился, вы позвонили в Цирк, и мы ничем вам не помогли, – подвел итог Смайли. – Мне очень жаль. Что же вы сделали дальше?

– Позвонил Виллему. Во-первых, чтобы убедиться, что мальчик в порядке, а также чтобы разузнать у него, где наш лидер. Эта его жена-англичанка облаяла меня. Наконец я отправился к Владимиру на квартиру. Естественно, без особой охоты – это же вторжение, личная жизнь генерала принадлежит ему, – но я все же пошел. Позвонил в дверь. Он не ответил. Я вернулся домой. Сегодня утром в одиннадцать звонит Юрий. Я не читал ранний выпуск вечерних газет: я не слишком люблю английскую прессу. А Юрий прочел. Владимир, наш лидер, мертв, – закончил он.

Сбоку стояла Эльвира. В руках она держала поднос с двумя рюмками водки.

– Прошу, – предложил Михель.

Смайли взял рюмку, Михель взял другую.

– За жизнь! – чуть ли не выкрикнул Михель и выпил – в глазах его стояли слезы.

– За жизнь! – повторил за ним Смайли, а Эльвира молча стояла рядом и смотрела на них.

«Она ездила с ним, – подумал Смайли. – Она заставила Михеля подняться в квартиру старика, подтолкнула его к двери».

– Вы еще кому-нибудь об этом рассказывали, Михель? – поинтересовался Смайли, когда Эльвира снова ушла.

– Юрию я не доверяю. – Михель высморкался.

– А вы говорили Юрию про Виллема?

– Извините?

– Вы упоминали ему про Виллема? Невзначай не намекнули, что Виллем как-то связан с Владимиром?

Судя по всему, Михель такого греха не совершил.

– В данной ситуации не следует доверять никому, – заявил Смайли официальным тоном, готовясь уйти. – Даже полиции. Таков приказ. Полиции ни к чему знать, что Владимир проводил какую-то операцию перед смертью. Это важно для безопасности как вашей, так и нашей. Никакого поручения он вам не оставлял? К примеру, ничего для Макса?

«Передайте Максу, что речь идет о Песочнике», – вспомнил он.

Михель лишь с сожалением улыбнулся в ответ.

– Владимир последнее время не упоминал про Гектора, Михель?

– Он считал Гектора никудышным.

– Владимир так сказал?

– Извините, Макс. Я лично ничего не имею против Гектора. Гектор есть Гектор, он не джентльмен, но в нашем деле приходится прибегать к помощи разных образчиков человечества. Так говорил генерал, пожилой наш лидер. «Гектор, – говаривал Владимир, – никудышный он человек, Гектор. Наш доблестный почтальон Гектор вроде городских банков. Говорят же, когда идет дождь, банки отбирают у вас зонты. Такой же и наш почтальон Гектор». Извините. Это слова Владимира. Не Михеля. «Никудышный он человек, Гектор».

– Когда он это сказал?

– Он говорил это несколько раз.

– В последнее время?

– Да.

– Как давно?

– Может, месяца два назад. Может быть, меньше.

– После того, как он получил письмо из Парижа или до?

– После. Несомненно.

Михель проводил Смайли до двери – настоящий джентльмен, не в пример Тоби Эстерхейзи. Эльвира в этот момент сидела на своем месте у самовара, разглядывая фотографию березовой рощи, и курила. И, проходя мимо нее, Смайли услышал что-то вроде шипения – звук, изданный носом или ртом или обоими органами сразу в знак презрения.

– Что теперь станете делать? – спросил он Михеля, словно родственника покойного. Краешком глаза он заметил, как Эльвира подняла голову при его вопросе и растопырила пальцы на странице. В последнюю минуту ему пришла в голову еще одна мысль. – А вы не узнали почерка? – поинтересовался он.

– Какого почерка, Макс?

– На конверте из Парижа?

И вдруг заспешил, не дожидаясь ответа, вдруг его затошнило от хождения вокруг да около.

– До свидания, Михель.

– Будьте здоровы, Макс.

Эльвира снова опустила голову и пригнулась к березам.

«Я так никогда и не узнаю, – подумал Смайли, быстро спускаясь по деревянной лестнице. – Никто из нас не узнает. Кто он, Михель, – предатель, не желавший делить со стариком свою женщину и жаждавший получить корону, в которой ему так долго отказывали? Или же Михель – бескорыстный офицер и джентльмен, неизменно верный слуга? Или, может быть, как многие верные слуги, он был и тем, и другим?»

Смайли думал о гордости кавалериста-Михеля, столь же уязвимой, как мужское достоинство любого героя. Ведь он гордился своей ролью доверенного лица генерала, гордился ролью его сатрапа. Как его оскорбляло, что он не был во все посвящен! Опять-таки гордость – как же она многолика! Но где ее предел? Возможно, она простирается настолько, что позволяет дать каждому хозяину свою долю? «Джентльмены, я хорошо служил вам обоим», – говорит идеальный двойной агент на закате своей жизни. «И говорит с гордостью», – подумал Смайли, который знавал не одного такого человека.

Он вспомнил про письмо из Парижа на семи страницах. Вспомнил про второе доказательство. И подумал: «Интересно, кому была отправлена фотокопия – может быть, Эстерхейзи? А где же оригинал? Так кто же ездил в Париж? – недоумевал он. – Если Виллем ездил в Гамбург, то кто же тот маленький Волшебник?» Он устал до смерти. Усталость навалилась на него как внезапно подцепленный вирус. Он почувствовал ее в коленях, в чреслах, во всем теле. Но продолжал идти, так как мозг отказывался отдыхать.

Идти – на это Остракова была способна, ей только и хотелось идти. Шагать и ждать появления Волшебника. Ничто у нее не сломано. И хотя ее кряжистое маленькое тело после ванны покрылось черными пятнами, как карта угольного бассейна Сибири, оно все еще исправно функционировало. И несмотря на то, что ее бедный крестец, доставлявший ей столько беспокойства на складе, выглядел так, точно все армии тайных агентов Советской России трудились над ней, пинком посылая с одного конца Парижа на другой, тем не менее ничто не было сломано. Ее просветили рентгеном всю по частям, прощупали как сомнительное мясо, проверяя, нет ли внутреннего кровоизлияния. А под конец мрачно объявили, что она чудом выжила.

• Предыдущая
• 32/93
• Следующая