Выбери любимый жанр

Маленькая барабанщица - ле Карре Джон - Страница 70


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

70

Он побрился, надел свой красный пиджак с металлическими пуговицами. Затем подошел к постели, протянул было руку, чтобы разбудить Чарли, и опустил. Его словно сковала усталость — лень было сделать липшее движение. Он снова сел в кресло, закрыл глаза, постарался раскрыть их — и, вздрогнув, проснулся с ощущением, будто на нем походная форма, прилипшая к телу, отяжелевшая от росы, и в воздухе пахнет мокрым песком, который скоро высушит, взойдя, солнце.

«Чарли? — Он снова протянул руку, на этот раз с намерением дотронуться до ее щеки, но рука попала на плечо. — Чарли, это же победа! Марти говорит, что ты — звезда, ты подарила ему целый состав новых исполнителей. Он звонил ночью Гади, но ты спала. Он говорит, что ты лучше Гарбо. Вместе мы горы сдвинем. Проснись же, Чарли. Пора браться за дело, Чарли!»

Но вслух он лишь еще раз окликнул ее,, затем спустился вниз, расплатился и получил свой последний счет. Из отеля он вышел через черный ход, возле которого стоял нанятый им «БМВ»; заря была такая же, как вечер — свежая и еще не летняя.

— Помаши мне на прощание, а потом сделай вид, будто пошла прогуляться, — сказал он перед уходом Чарли. — Димитрий привезет тебя в Мюнхен.

14

Она молча вошла в лифт. Пахло дезинфекцией, и серый пластик был весь исчерчен надписями. Она мобилизовала всю свою жесткость — выставила ее напоказ, как это делала на демонстрациях, диспутах и прочих подобных действах. Она была взволнована и чувствовала, что дело неизбежно близится к концу. Димитрий нажал на звонок — Курц сам открыл дверь. Позади него стоял Иосиф, и за Иосифом висела медная пластина, на которой был выбит святой Христофор с младенцем на руках.

— Чарли, все было просто великолепно, и ты была великолепна, — сказал Курц тихо, со всей сердечностью, и крепко прижал ее к груди. — Чарли, невероятно!

— Где он? — спросила она, глядя мимо Иосифа на закрытую дверь.

Димитрий не вошел вместе с ней. Он доставил ее и снова спустился на лифте. Курц, продолжая говорить так, будто они находились в церкви, решил ответить на ее вопрос в общем плане.

— Он в полном порядке, Чарли, — заверил он ее, выпуская из объятий. — Немного устал от поездки, что естественно, но в остальном все в порядке. Темные очки, Иосиф, — добавил он. — Дай ей темные очки. У тебя есть темные очки, милочка? И вот тебе платок, чтобы прикрыть твои прекрасные волосы. Можешь оставить его себе.

Платок был из зеленого шелка, довольно красивый. Курц держал его наготове в кармане. Мужчины стояли в тесноте передней и ждали, пока она приладит перед зеркалом платок на манер сестры милосердия.

— Просто на всякий случай, — пояснил Курц. — В нашем деле лучше переосторожничать. Верно, Иосиф?

Чарли достала из сумочки недавно купленную пудреницу и подправила лицо.

— В эмоциональном плане это может оказаться непросто для тебя, Чарли, — предупредил ее Курц.

Она убрала пудреницу и достала помаду.

— Если тебе станет тошно, вспомни, что он убил немало невинных людей, — наставлял ее Курц. — Все мы выглядим как люди, и этот малый не составляет исключения. Красивый, способный, с большим запасом нерастраченных сил — и все зазря. На такое никогда не бывает приятно смотреть. Когда мы будем там, я хочу, чтобы ты молчала. Запомни. Говорить буду я. — Он открыл— дверь. — Ты увидишь, он очень смирный. Нам пришлось сделать его смирным, чтобы привезти сюда, и мы вынуждены держать его в таком состоянии, пока он у нас. А в остальном — он в полном порядке. Никаких проблем. Только не обращайся к нему.

Запущенная двухэтажная квартира на разных уровнях, машинально отметила про себя Чарли, окинув взглядом изящную витую лестницу и простую, как в соборе, галерею с, чугунной, ручной работы, балюстрадой. Камин в английском стиле с муляжем в виде угля из крашеного холста. Лампы для фотосъемки и внушительные фотоаппараты на треножниках. Большой стереомагнитофон на ножках, изящно изогнутая софа с сиденьем из пенопласта, твердым, как сталь. Чарли села на софу, и Иосиф сел рядом с ней. «Только еще не хватает за руки взяться», — подумала она. Курц снял трубку серого телефона и нажал на кнопку, соединяющую с городом. Он сказал что-то на иврите, глядя вверх, на галерею. Затем положил на место трубку и ободряюще улыбнулся Чарли. Она чувствовала запах мужского пота, пыли, кофе и ливерной колбасы. И миллиона потушенных сигарет. Был тут и еще какой-то запах, но она не могла его определить: слишком много в ее уме роилось вероятностей — от запаха упряжи ее пони в детстве до запаха пота ее первого возлюбленного.

Бег мыслей в ее мозгу замедлился, и она стала засыпать. «Я больна, — подумала она, — Я жду результатов обследований. Доктор, доктор, скажите мне правду». Она заметила пачку журналов, как в приемной врача, — хорошо, если б у нее на коленях лежал сейчас журнал, как текст на репетиции. Теперь Иосиф тоже поднял глаза на галерею. Чарли последовала его примеру, но не сразу: ей хотелось создать впечатление, что она выступает в такой роли не впервые, что ей все уже известно, как покупательнице на показе мод. Дверь на галерее открылась, и из нее, точно пьяный актер, попятился враскачку бородатый парень — даже со спины видно было, какой он злющий.

С минуту больше ничего не появлялось, затем у самого пола показался красный тюк, а за ним — гладко выбритый парень, не столько злющий, сколько исполненный сознания правоты того дела, которое он творил.

Наконец Чарли поняла. Перед ней было не двое, а трое парней, но средний, в красном пиджаке с металлическими пуговицами, безвольно висел между двумя другими, — это был тот стройный араб, ее любовник, марионетка, рухнувшая на сцене театра жизни.

«Да, — думала Чарли, укрывшись за темными очками, — все идеально рассчитано. Да... вполне приемлемое сходство, если учесть разницу в возрасте и, несомненно, большую зрелость Иосифа». Порою в мечтах она наделяла своего любовника чертами Иосифа. В другой раз возникала иная фигура, созданная из ее далеко не четких воспоминаний о маскированном палестинце на семинаре, и сейчас ее поразило, насколько она была близка к реальности. «Тебе не кажется, что рот чуточку слишком растянут? — спросила она себя. — Не слишком ли он чувственный? И не чересчур ли раздуты ноздри? Не чересчур ли перетянута талия?» Ей хотелось вскочить и поддержать его, но ведь на сцене так можно сделать, только если это указано в ремарке. Да к тому же ей никогда не освободиться от Иосифа.

И тем не менее она чуть не потеряла на секунду контроль над собой. В течение этой секунды она почувствовала себя в той роли, какую заставлял ее играть Иосиф: она была спасительницей и освободительницей Мишеля, его святой Иоанной, его рабыней, его звездой. Она выворачивалась наизнанку ради него, она ужинала с ним в паршивом мотеле при свечах, она делила с ним постель, и вступила в ряды бойцов его революции, и носила его браслет, и пила с ним водку, и доводила его до исступления. и позволяла ему доводить до исступления ее. Она сидела за рулем его «мерседеса», она целовала его пистолет и провезла первоклассную взрывчатку для его преследуемых освободительных армий. Она праздновала с ним победу в зальцбургском отеле у реки. Она танцевала с ним ночью в Акрополе и наслаждалась этим миром, который он оживлял для нее; и ее наполнило безумное чувство вины оттого, что она — пусть на миг — могла почувствовать любовь к кому-то другому.

А он был красив, очень красив, как и предсказывал Иосиф. Даже красивее. В нем было то, что, вопреки всему, не могло не притягивать Чарли и таких, как она: это был король, и он это сознавал. Он был худой, но идеально сложенный, с хорошо развитыми плечами и очень узкими бедрами. У него был лоб боксера и лицо младенца-Пана, увенчанное шапкой гладких черных волос. Сколько тут ни старались укротить его, в нем чувствовалась богатая. страстная натура, а в черных как уголь глазах горел бунтарский огонь.

Он был самый обычный крестьянский парень, свалившийся с оливкового дерева, заучивший несколько умных фраз и заглядывающийся на красивые игрушки, красивых женщин и красивые машины. А кроме того, пылающий чисто крестьянским возмущением против тех, кто согнал его с земли. Иди ко мне в постельку, мальчик, дай маме немножко научить тебя жизни.

70
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело