Портной из Панамы - ле Карре Джон - Страница 91

• Предыдущая
• 91/92
• Следующая

Потом в поле его зрения попал любимый «Мерседес» семейства Мендозы из дома под номером семь. Машина цвета «голубой металлик» катила вниз по склону холма. Видимо, Пит Мендоза был так счастлив оказаться дома до начала атаки, что в спешке забыл поставить машину на ручник, и вот теперь она решила удрать от своих хозяев. Я вырвалась, гордо говорил весь ее вид. Они оставили дверцу клетки открытой. Теперь только вперед и вперед. И она неуклонно двигалась вперед, сперва немного тяжеловато и неуклюже, прямо как Мики. И, судя по всему, в точности как Мики, надеясь на случайное столкновение, могущее перевернуть всю его жизнь, она постепенно набирала скорость, перешла от шага в галоп. И одному создателю было известно, где мог окончиться ее путь, с какой именно скоростью, какой непоправимый ущерб могла причинить, она прежде чем ей удастся остановиться. «А возможно, — подумал Пендель, — это чудачество было запрограммировано в ней с самого начала немецким инженером, и подобное движение было неизбежным, как скольжение детской коляски вниз по лестнице в русском фильме, название которого напрочь вылетело из головы» [32].

Все эти пустяковые детали почему-то казались Пенделю страшно важными. Подобно миссис Костелло, он решил сосредоточиться именно на них, в то время как разрывы снарядов на холме Анкон и ревущие над головой вертолеты, выпускающие трассирующие очереди, казались знакомыми и неинтересными, частью обычной повседневной реальности. Как в свое время показался повседневной реальностью и поджог, совершенный бедным мальчишкой подмастерьем, в угоду своим друзьям и доброжелателям — только и оставалось, что наблюдать, как весь мир тонет в дыму. И все, что некогда было тебе так дорого, теперь ничего не значило, и от него можно было отмахнуться с легкомысленной легкостью.

Нет, ваша честь, я не начинал эту войну.

Да, ваша честь, я допускаю, что написал эту торжественную песнь. Но позвольте при всем к вам уважении заметить, что далеко не каждый написавший подобную песнь, обязательно начинает войну.

— Я не понимаю, Гарри, зачем ты торчишь на балконе, когда вся семья просто умоляет, чтобы ты был с нами. Нет, Гарри, никаких «через минутку»! Сейчас же. Немедленно!'Мы хотим, чтобы ты вошел в дом и защитил нас.

О, Лу, о, господи, я так хочу, нет, правда, страшно хочу быть сейчас с вами. Но только для этого прежде надо оставить позади ложь. А я, положа руку на сердце, честное слово, до сих пор не понимаю, в чем заключается правда. Где она, эта правда? И я должен остаться, и в то же время понимаю, что надо идти, и я совсем запутался.

Никакого предупреждения не было, но разве Панаму когда-либо о чем-то предупреждали? Будь самим собой, знай свое маленькое дело и место. Помни, что это не страна, а канал. Кроме того, необходимость в подобных предупреждениях сильно преувеличена. Разве удравший голубой «Мерседес», он же детская коляска без младенца внутри, станет о чем-то предупреждать, прежде чем преодолеет последние несколько ступенек дороги и врежется в толпу беженцев? Конечно, не станет. Разве футбольный стадион предупреждает о чем-то, прежде чем обрушиться и погубить сотни болельщиков? Разве убийца предупреждает заранее жертву о своих намерениях, чтобы полиция могла заявиться к нему и спросить: не ты ли, часом, английский шпион и не хочешь ли провести пару недель в компании с несколькими головорезами в лучшей кутузке Панамы? А всякие специфические предупреждения типа «Мы собираемся вас бомбить», «Мы собираемся вас предать» — разве они кого-то встревожат? Предупреждения никогда не помогали и не могли помочь бедным, потому что те все равно не в силах защититься. Вот разве что Мики смог. А богатым не нужны предупреждения, поскольку в ходе предыдущих захватов Панамы выяснилось, что богатые все равно ничем не рискуют. Именно это всегда говорил Мики, как в трезвом, так и в пьяном виде.

Итак, никакого предупреждения не было, и вертолеты прилетели со стороны моря, как обычно, но только на этот раз не встретили никакого сопротивления, поскольку никакой армии просто не было, а потому Эль Чорилло благоразумно предпочел сдаться сразу, еще до того, как над ним появились самолеты. Той же линии поведения, несомненно, придерживался и Мики, решивший заблаговременно сдаться, пусть даже результат и оказался столь плачевен. Пал также целый квартал домов с квартирами, как у Марты, и это снова напомнило ему о Мики, лежащем на полу лицом вниз. В начальной школе случился пожар, но там все выходило так, будто бы они сами себя подожгли. В стене дома для престарелых пробило дыру размером с голову Мики. И половина его обитателей оказалась на улице, так что они вполне могли бы принимать посильное участие в тушении пожаров. Примерно в том же ключе развивались события и в Гуараре, иными словами, люди просто игнорировали то, что происходит. Но большая часть людей приняла благоразумное решение бежать — еще до того, как выяснилось, от чего именно надо убегать, прямо как на учебной пожарной тренировке. И кричать — еще до того, как получили ранения. И все это, как заметил Пендель, игнорируя истерические выкрики Луизы, имело место еще до того, как первая ударная волна достигла его балкона в Бетанье, до того, как от первых взрывов заходил ходуном шкаф для щеток и веников под лестницей, где спряталась Луиза с ребятишками.

— Папа! — на сей раз то был голос Марка. — Пап, иди домой! Пожалуйста, ну, пожалуйста!

— Папа, папочка! — на этот раз Ханна. — Я люблю тебя!

Нет, Ханна. Нет, Марк. О любви как-нибудь в другой раз, уж пожалуйста. И нет, я никак не могу войти в дом. Когда человек поджигает весь мир, убивает своего лучшего друга, и отсылает свою не любовницу в Майами, чтоб уберечь от пристального внимания полиции, хотя с самого начала по выражению ее глаз понимает, что никуда она, конечно, не поедет, такой человек не может быть надежным защитником своих родных и любимых.

— Они все учли и разработали, Гарри. Удары будут исключительно точечными. Задействованы высочайшие технологии. Это новое оружие способно выбрать цель, отдельно взятое окно, с расстояния во многие мили. Мирных жителей больше не бомбят. Так что, будьте любезны, разойдитесь по домам и не высовывайтесь.

Но Пендель, как ему ни хотелось этого, просто не мог зайти в дом, ноги онемели. Только теперь он заметил эту странную закономерность: всякий раз, стоило ему устроить пожар или убить друга, отказывали ноги. А над Эль Чорилло тем временем разгоралось алое зарево, и над заревом виднелись клубы черного дыма. Впрочем, так же, как кошки этой ночью, дым не весь был черным, снизу он был отмечен красноватыми отблесками, а наверху отливал серебром от магниевых вспышек в небе. И Пендель был просто не в силах оторвать глаз от этого зарева, а ног — от пола, ни на дюйм. Он смотрел и думал о Мики.

— Хотелось бы знать, Гарри, куда ты идешь?

Мне тоже хотелось бы. Вопрос показался странным, и только тут он спохватился, что действительно идет. Вот только не к Луизе или детям, напротив, он удаляется от них, все дальше и дальше, прочь от своего позора. Торопливо спускается по склону холма, по той же дороге, по которой вдруг пришел в движение и скатился сам по себе «Мерседес»-коляска соседа, хоть и чувствовал всем телом, особенно затылком, как тянет его обернуться, взбежать вверх по холму и обнять детей и жену.

— Я люблю тебя, Гарри. Что бы ты там ни натворил. Я поступила даже хуже, Гарри. И мне все равно, кто ты, что ты и что натворил, ради кого или чего. Пожалуйста, Гарри, останься!

Он продолжал шагать длинным и быстрым шагом. Подошвы туфель жгло, и он слегка вздрагивал от этого, даже смешно так подпрыгивал, и чем дальше уходил вниз по склону холма, чем меньше становился, тем труднее, и труднее, и труднее было обернуться назад. Скольжение вниз по холму — в этом всегда кроется такой соблазн. И вся дорога в твоем распоряжении, потому что обычно во время вторжения люди предпочитали оставаться дома, сидеть и названивать своим друзьям. И именно этим они сейчас и занимались, когда он, пробегая мимо, заглядывал в освещенные окна. И иногда они дозванивались, поскольку их друзья и сами они обитали в районах, еще не затронутых бомбежкой, и линии там повреждены не были. А вот Марта точно не могла никому позвонить. Потому что Марта жила среди других людей, пусть даже в фигуральном смысле обитавших по ту сторону моста, и для них война всегда была серьезным, даже фатальным препятствием нормальному течению жизни.

• Предыдущая
• 91/92
• Следующая