Баллада Мефистофеля - Андреева Екатерина Владимировна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/39
• Следующая

Они хотели подать прокурору «жалобную» докладную записку о незаконных действиях властей и заявление с просьбой об освобождении арестованных выборных. Толпа двинулась, и к ней всё время примыкали землекопы, лесорубы, рабочие с мельниц, со шпалопропитного завода… Толпа всё время увеличивалась и скоро выросла до трёх тысяч человек. Почти все были по-праздничному одеты. Пока шли лесом, играли на гармониках. Лица рабочих светились надеждой: сейчас всё благополучно кончится, они потолкуют с главным управляющим, с прокурором, кое в чём уступят, управляющий уступит им, и завтра — с богом на работу!

Но навстречу рабочим, когда они вышли на большую дорогу, двинулись стражники и казаки.

— Расходись! Расходись! — кричал ротмистр.

Передние рабочие остановились, но задние напирали. И тогда раздалась команда:

— Повзводно пачками!.. Пли!

Раздался залп. Запахло дымом. По толпе широко стегнул свинец. Несколько человек упало, толпа оцепенела, никто не понимал, что происходит. Вдруг раздался крик:

— Убивают! Братцы!.. Убивают!

Выстрелы продолжали греметь, народ падал. Потом бросились бежать, спотыкались, валились на землю, и никто не понимал, за что их убивают.

Так, в угоду русским и английским капиталистам, было убито двести семьдесят и ранено двести пятьдесят рабочих.

В Центральном государственном архиве хранится летопись приисковой благовещенской церкви с записью священника от 4 апреля 1912 года:

«Войдя в первую палату (больницы), я увидел поразительную картину: кругом на полу и на кроватях лежали в беспорядочном виде груды раненых рабочих, пол покрыт кровью, кое-где видны клочки сена, служившие постелью раненым… Тут же при мне умирали. Ползая на коленях по лужам крови, с усилием успевал кончить с одним (исповедать и причастить), как тянули за облачение к другому умирающему… Затем стал расспрашивать о случившемся. Все до одного во всех палатах заявили, что шли только с одной целью — подать прошение товарищу прокурора, и недоумевали, за что их стреляли… и что у них, кроме спичек и папирос, ничего с собой не было. Это говорили и заверяли клятвой и те из них, которые вслед за сим тут же при мне умирали. Умирающий не врёт. Тут же пришлось наскоро составлять духовные завещания умирающим, после чего, посетив ещё один рядом стоящий дом, где были раненые, поехал к далеко лежащим трупам убитых.

В котловине в беспорядочном виде навалены груды убитых, у некоторых на лице выражено беспредельное страдание: много обезображенных от пуль. Кругом окружала толпа родственников. Жёны убитых перешагивали через трупы, в массе находили своих мужей, дети — отцов, кидаясь, как безумные, стеная и вопя о своём неожиданном горе и беспомощности. Картина воистину душу раздирающая. Ужас, царивший на этом месте, кажется, проникал в самые тайники души человеческой. Хотелось плакать, рыдать, хотелось сделать чудо, чтоб хоть сколько-нибудь помочь в постигшем горе несчастным сиротам».

Рабочие на приисках были возмущены варварской расправой над безоружными и решили уехать из тайги. Это был массовый протест рабочих. Все без исключения с семьями и детьми собрались покинуть далёкую ленскую тайгу. Дорога предстояла трудная: надо было ехать на лошадях, потом спускаться по рекам на баржах, потом в мелкосидящих в воде пароходах — до города Усть-Кута. Оттуда женщин и детей надо было везти на лодках, а мужчинам идти пешком по берегу триста восемьдесят вёрст до пристани Жигалово, а оттуда до Иркутска пробираться на лошадях пятьсот вёрст. В общем, в пути ещё до железной дороги надо было пробыть в трудных условиях более двадцати дней.

Мало кто ожидал от рабочих такого героизма. Но их ничто не могло остановить. Перед выездом рабочие предложили управлению купить у них инструменты, которые, нанимаясь на прииски, рабочий был обязан приобрести за наличный расчёт в приисковых мастерских. Управление отказалось, уверенное в том, что рабочие не смогут всего увезти, и инструменты, как и домашняя утварь, достанутся даром Ленскому товариществу.

Когда от конторы был получен отказ в покупке инструментов, рабочие отнесли ночью все железные инструменты в старые заброшенные и затопленные шахты и там похоронили на вечные времена. А лёгкие инструменты и утварь, которую не брали с собой, переломали и уничтожили перед бараками, чтобы ничего даром не досталось товариществу золотых приисков.

В течение двух с лишним месяцев через каждые пять дней уезжала партия рабочих с приисков. Всего выехало восемнадцать тысяч человек. Когда с бодайбинской пристани отплывали баржи и пароходы, все отплывающие и провожающие на берегу пели вечную память по погибшим товарищам, и эта грустная песнь многотысячным эхом разносилась по угрюмой тайге и уплывала вниз по реке Витиму вместе с рабочими, которые дали клятву отомстить за погибших товарищей.

Как только распространилась по стране весть о Ленском расстреле рабочих, всюду начались политические стачки протеста. Забастовали сотни тысяч рабочих на заводах и верфях Украины. Грандиозное стачечное движение началось в Петербурге, к нему присоединилась Москва, потом Рига и множество других городов.

В начале марта 1917 года до приисков дошла весть о свержении самодержавия. На всех приисках в ближней и дальней тайге собирались митинги, и во главе движения встали бывшие политические ссыльные. Но месяц проходил за месяцем, дороговизна жизни всё росла, и положение приисковых рабочих не улучшалось.

28 июня 1918 года Совнарком издал декрет о национализации разных предприятий и золотых приисков.

Но реализовать этот декрет на приисках не удалось; они были захвачены белогвардейцами Колчака.

Началась дикая расправа с рабочими. Рабочих арестовывали, расстреливали, высылали из приисковых районов по одному только подозрению в сочувствии советской власти.

Колчаковское хозяйничанье принесло с собой сильнейшую разруху. На приисках не было ни денег, ни продовольствия, и многие рабочие, спасаясь от голода, массами уезжали. К весне 1919 года «Лензото» получило, наконец, крупную ссуду от колчаковского правительства и, «опираясь на штыки и нагайки», повело наступление на рабочих. Увеличилось рабочее время, задерживалась зарплата и выдача продуктов. Заработок упал, продукты стали дороже. Начались безуспешные забастовки, и рабочие приняли активное участие в охватившем всю Сибирь партизанском движении против Колчака.

В январе 1919 года вспыхнуло восстание в Бодайбо. Часть колчаковского гарнизона в этом городе имела крепкую связь с рабочими. В ночь с 25 на 26 января рабочие и большевистски настроенные солдаты арестовали колчаковских офицеров, разоружили милицию, заняли почту, телеграф, банк и тюрьму, откуда выпустили арестованных. Восставшие сделали при этом большую ошибку: по просьбе солдат выпустили арестованного белого офицера, который тотчас же занялся организацией подавления восстания. Оно было подавлено на следующий день. Так трагически закончилась попытка отважных рабочих восстановить советскую власть в тылу у Колчака.

После подавления восстания прииски были наводнены полицией и войсками. Началась жестокая расправа. Всякое проявление недовольства жестоко наказывалось. Белый террор царил во всей Сибири до конца 1919 года. Но широкое партизанское движение дезорганизовало тыл Колчака.

Ещё в 1918 году, когда наша молодая республика была в опасности, когда на юге наступали интервенты и белая армия Деникина, на севере — белая армия Юденича, советское правительство эвакуировало часть государственного золотого запаса в Казань. Чехословацкая армия, сражавшаяся вместе с белыми, захватила золото и привезла в Сибирь, чтобы передать Колчаку, чья армия наступала на Советскую страну с востока. Тогда В. И. Ленин дал приказ революционному комитету сибирских партизан во что бы то ни стало отбить У чехов золото и вернуть его советскому народу, которому оно принадлежит.

• Предыдущая
• 25/39
• Следующая