Сингл и Сингл - ле Карре Джон - Страница 32

• Предыдущая
• 32/79
• Следующая

— Массингхэм получил эти гребаные «Джамбо»? — спрашивает Степан Оливера.

— Как я понимаю, на момент моего отъезда из Лондона мы провели всю подготовительную работу и готовы начать, как только вы утрясете свои проблемы, — сухо отвечает Оливер.

— Ты сын английского посла или как?

Евгений обращается к Степану на грузинском. Тон очень жесткий. Степан с неохотой встает и протягивает руку.

— Рад познакомиться с тобой, Оливер. Мы — братья по крови, так?

— Так, — соглашается Оливер. Нездоровый смех, который Оливеру совсем не нравится, эхом звучит в ушах всю дорогу до отеля.

— Когда ты прилетишь в следующий раз, мы отвезем тебя в Вифлеем, — обещает Евгений, и они вновь обнимаются.

Оливер поднимается в номер, чтобы собрать вещи. На подушке лежит коробочка, завернутая в коричневую бумагу, и конверт. Он открывает конверт, достает листок, разворачивает. Письмо похоже на контрольную по чистописанию, и у Оливера создается впечатление, что эти строчки выводили несколько раз, до получения желаемого результата.

Он разрывает бумагу. Под ней — черная лакированная шкатулка, какие продаются в любой сувенирной лавке. Внутри сердце, вырезанное из бумаги абрикосового цвета. Без следов крови.

Чтобы попасть в Вифлеем, приходится выскакивать из самолета «Бритиш эруэйз», едва тот останавливается у телескопического трапа терминала Шереметьево, с невероятной быстротой просачиваться сквозь таможню и нестись к другому самолету, двухмоторному «Ильюшину» с эмблемой Аэрофлота, в салоне которого, однако, нет незнакомых пассажиров. Вылет в Тбилиси задерживают из-за Оливера. На борту вся большая семья Евгения, и Оливер приветствует всех en bloc, обнимая ближайшего и помахав рукой самому дальнему, в данном случае Зое, которая сидит в самой глубине фюзеляжа, с Павлом, тогда как ее муж расположился впереди с Шалвой. Взмах руки должен сказать Зое, что да, конечно, если уж на то пошло, он, разумеется, ее узнал, двух мнений тут просто быть не может.

Когда они приземляются в Тбилиси, за бортом ревет ураганный ветер. Крылья жалобно скрипят, воздух полон пыли и даже маленьких камушков, все спешат укрыться за стенами аэровокзала. Здесь никто не просит предъявить документы или показать багаж, их встречают первые лица города, одетые в лучшие костюмы. Организационные вопросы решает Тимур, альбинос, который, как все в Грузии, кум, племянник, крестный сын Тинатин или сын ее лучшей школьной подруги. Кофе, коньяк и гора фруктов ожидают их в VIP-зале, произносится не один тост, прежде чем они могут продолжить путь. Кавалькаду черных «ЗИЛов» сопровождают мотоциклисты и грузовик со спецназов-цами в черной форме. В машинах никто не пользуется ремнями безопасности. На жуткой скорости они мчатся на запад, к обетованной земле Мингрелии, жителям которой хватало ума брюхатить женщин до прихода захватчиков, а потому теперь они могут похвастаться самой чистой в Грузии кровью. Этот тезис Евгений с гордостью повторяет Оливеру, пока их «ЗИЛ» несется по горному серпантину, объезжая бродячих собак, овец, свиней в треугольных деревянных ошейниках, нагруженных мулов, уворачиваясь от встречных грузовиков, лавируя между огромными выбоинами, результатом то ли бомбардировки, то ли пренебрежения дорожной службой своими обязанностями. В салоне царит атмосфера детской эйфории, поддерживаемая частыми глотками вина и солодового виски, приобретенного Оливером в дьюти-фри. Специальные проекты будут подписаны, оплачены и переданы заинтересованным сторонам в ближайшие несколько дней. И разве они едут не в личный протекторат Евгения, место, где прошла его юность? Разве вид, открывающийся за каждым поворотом этой опасной дороги в Вифлеем, не подтверждает вновь и вновь божественную красоту этой земли, о чем не устают повторять жена Евгения Тинатин, сидящий за рулем Михаил и, естественно, Оливер, священный гость, для которого все внове?

В следующем за ними автомобиле едут две дочери Евгения, одна из них — Зоя. Павел сидит у нее на коленях, Зоя обхватила его руками и щекой прижимается к щечке мальчика, когда автомобиль подбрасывает на рытвинах или бросает в сторону. Даже затылком Оливер чувствует, что причина меланхолии Зои — он, по ее разумению, ему не следовало приезжать, лучше бы он оставил эту работу, он — сплошное притворство, а значит — ничто. Но даже ее всевидящий глаз не может умалить радость, которую он испытывает, глядя на безмерно счастливого Евгения. Россия никогда не заслуживала Грузии, настаивает Евгений, что-то сам говорит на английском, остальное переводит Хобэн. Всякий раз, когда христианская Грузия просила у России защиты от мусульманских орд, Россия похищала ее богатства и сажала Грузию под башмак…

Но экскурс в историю то и дело прерывается, потому что Евгений должен указать Оливеру то на горную крепость, то на дорогу, ведущую в Гори, городок, гордящийся тем, что именно там появился на свет Иосиф Сталин, то на церковь, если верить Евгению, ровесницу Христа, в которой помазывали на престол первых грузинских царей. Они проезжают дома, балконы которых висят над бездонной пропастью, железный памятник, похожий на колокольню, поставленный над могилой юноши из богатой семьи. С помощью Хобэна Евгений рассказывает Оливеру эту историю, упирая на моральный аспект. Юноша из богатой семьи был алкоголиком. Когда мать в очередной раз начала упрекать его, он у нее на глазах вышиб себе мозги выстрелом из револьвера. Евгений приставил палец к виску, чтобы показать, как это было. Отец, бизнесмен, потрясенный горем, распорядился положить тело юноши в чан с четырьмя тоннами меда, чтобы оно никогда не разложилось.

— Меда? —недоверчиво переспрашивает Оливер.

— Мед — идеальная гребаная среда для сохранения трупов, — весело отвечает Хобэн. — Спроси Зою, она химик. Может, она сохранит твое тело. — Они молчат, пока памятник не скрывается из виду. Хобэн вновь звонит по сотовому телефону. Нажимает три кнопки и уже разговаривает. Колонна останавливается на затерянной в горах бензоколонке, чтобы залить опустевшие топливные баки. В металлической клетке рядом с вонючим туалетом сидит бурый медведь. По его взгляду чувствуется, что людей он не любит. «Михаил Иванович говорит, что очень важно знать, на каком боку спит медведь, — терпеливо переводит Хобэн, оторвавшись от сотового телефона, но не выключая его. — Если медведь спит на левом боку, есть можно только правый бок. Левый очень жесткий. Если медведь машет левой лапой, есть надо правую. Ты хочешь отведать медвежатины?»

— Нет, благодарю.

— Тебе следовало ей написать. Она сходила с ума, дожидаясь, когда ты вернешься.

Хобэн возобновляет прерванный телефонный разговор. Жаркие солнечные лучи раскаляют дорогу, плавят асфальт. Салон наполнен ароматом соснового леса. Они проезжают старый дом, стоящий в каштановой рощице.

Дверь дома открыта. «Дверь закрыта, муж дома, — переводит Хобэн слова Евгения. — Дверь открыта — он на работе, так что можно войти и трахнуть жену».

Они поднимаются все выше, равнины остались далеко внизу. Под бесконечным небом сверкают белоснежные вершины гор. Далеко впереди, прячась в мареве, лежит Черное море. Придорожная часовенка предупреждает об опасном повороте. Сбросив скорость практически до нуля, Михаил швыряет пригоршню монет старику, сидящему на ступеньках.

— Этот парень — гребаный миллионер, — мечтательно-цедит Хобэн.

Евгений приказывает остановиться у большущей ивы, к ветвям которой привязаны цветные ленточки.

— Это дерево желаний, объясняет Хобэн, опять переводя слова Евгения. — Рядом с ним можно загадывать только добрые желания. Злые желания ударят по тому, кто их загадал. У тебя есть злые желания?

— Нет, — отвечает Оливер.

— Лично у меня постоянно злые желания, особенно вечером и утром, когда просыпаюсь. Евгений Иванович родился в Сенаки, — переключается Хобэн на перевод под крики Евгения, указывающего на долину. — Михаил Иванович тоже родился в Сенаки. У нас был дом в военном городке под Сенаки. Очень большой и хороший дом. Мой отец был хорошим человеком. Все мингрелы любили моего отца. Мой отец был здесь счастлив. — Евгений повышает голос, рука его перемещается в сторону морского побережья. — Я учился в батумской школе. Я учился в батумском нахимовском училище. Моя жена родилась в Батуми. Хочешь и дальше слушать это дерьмо? — спрашивает Хобэн, набирая номер на сотовом телефоне.

• Предыдущая
• 32/79
• Следующая