Сингл и Сингл - ле Карре Джон - Страница 48

• Предыдущая
• 48/79
• Следующая

— Куда он собрался лететь?

— Я не говорила, что он собрался лететь.

— Ты же сказала, что он приехал с одной сумкой.

— Не говорила, не говорила!

— Надя, мама, послушай меня. Полиция проверила списки пассажиров каждого рейса. Никакого намека на Тайгера. Как он мог улететь, не оставив следов?

Она вырвалась из его рук.

— Он говорил, что ты с ними. Он прав! Ты спелся с полицией!

— Я должен ему помочь, мама. Я ему нужен. Он сам так сказал. Если я не смогу найти его, а ты знаешь, где он, его смерть будет на нашей совести.

— Я не знаю, где он! Он не такой, как ты, не говорит мне то, чего я не смогу сохранить в тайне! Перестань сжимать меня своими лапищами!

Испугавшись за себя, Оливер отступил на шаг. Она всхлипывала.

— Какой в этом прок? Скажи, что ты хочешь знать, и оставь меня в покое.

— Она поперхнулась собственными словами.

Он вновь подошел к ней, обнял. Прижался щекой к ее щеке, липкой от слез. Она сдавалась ему, как сдалась отцу, и он ликовал, но одновременно и ненавидел ее за слабость.

— С того дня его никто не видел, мама. Никто, кроме тебя. Как он уехал?

— Со вскинутой головой. Расправив плечи. Как полагалось бойцу. Сказал, сделает то, что должен сделать. Ты должен гордиться таким отцом.

— Я про транспорт.

— За ним приехало такси. Он бы пошел пешком, если бы не сумка. «Все начинается снова, Надя, — сказал он мне. — Мы в Ливерпуле и прижаты к стене. Я говорил, что никогда не подведу тебя, и готов это подтвердить». Он действительно стал таким, как прежде. Не помахал мне рукой. Просто уехал. Почему ты так поступил, Олли? Почему сказал глупой Наде то, что не следовало знать Тайгеру?

«Потому что я был безумно счастливым отцом, а Кармен родилась лишь тремя днями раньше, — подумал он. — Потому что я любил свою дочь и предположил, что ты тоже будешь ее любить».

Она сидела на стуле, сжимая в руках чашку с остывшим чаем.

— Мама!

— Нет, дорогой. Хватит.

— Если за аэропортами следили, а у него была только дорожная сумка и он решил улететь из страны, чтобы противостоять врагам, как он собирался это сделать? К примеру, чьим паспортом он заменил свой?

— Ничьим, дорогой. Ты опять все драматизируешь.

— Почему ты говоришь — ничьим? Раз он решил не пользоваться своим паспортом, значит, позаимствовал его у кого-то другого?

— Заткнись, Олли. Думаешь, что ты такой же великий барристер, как твой отец? Уверяю тебя, что нет.

— Чей у него паспорт, мама? Я не смогу помочь ему, если не узнаю, какую он использует фамилию, понимаешь?

Она тяжело вздохнула. Покачала головой, отчего из глаз вновь покатились слезы, взяла себя в руки.

— Спроси Массингхэма. Тайгер слишком уж доверяет своим подчиненным. А потом получает от них удары в спину, как от тебя.

— Это английский паспорт?

— Паспорт настоящий, это все, что он мне сказал. Не поддельный. Принадлежит живому человеку, который в нем не нуждается. Он не сказал, какой страны, а я не спрашивала.

— Он показывал тебе паспорт?

— Нет. Только хвалился, что паспорт у него есть.

— Когда? Не в этот раз, не так ли? Нынче ему не до хвастовства.

— В марте прошлого года… — Даты она ненавидела. — Он по каким-то делам собирался в Россию или куда-то еще и не хотел, чтобы люди знали, кто он. Поэтому и раздобыл себе этот паспорт. Рэнди все устроил. Вместе со свидетельством о рождении. Согласно которому Тайгер помолодел на пять лет. Он еще шутил, что получил пятилетнее освобождение от великого небесного налоговика. — Голос ее стал ледяным, как и у Оливера. — Это все, что я знаю, Олли. Все, что я буду знать. До последнего слова. Ты нас погубил. Как всегда.

Оливер медленно шагал по дороге. Серое пальто-шинель нес на руке. На ходу накинул его на себя, сунул в рукав одну руку, потом другую, прибавил шагу. Ворота он уже пробежал. Минивэн электриков стоял на том же месте, только складная лестница лежала внутри, а мужчина и женщина сидели в кабине. Он продолжал бежать, пока не достиг развилки. Фары «Форда» дружески мигнули ему навстречу, из-за руля Агги помахала рукой. Дверца со стороны пассажирского сиденья распахнулась.

— Сможешь ты отсюда связаться с Броком? — прокричал он.

Она уже протягивала ему телефон.

— Значит, он никогда не был в Австралии. — Хитер горько улыбнулась пустому углу комнаты. — Австралия — тоже ложь.

— Скажем так, легенда, использованная для прикрытия, — поправил ее Брок.

Для подобных случаев он приберегал тон священника. И всем своим видом демонстрировал глубокую озабоченность. «Когда ты вербуешь агента, ты берешь на себя все его проблемы», — проповедовал он новообращенным. Ты не Макиавелли, ты не Джеймс Бонд, ты — переутомленный сотрудник системы социального обеспечения, который должен помогать каждому во всех его бедах, иначе у кого-то может поехать крыша.

Они сидели в маленьком полицейском участке в Нортхемптоншире, Брок — по одну сторону стола, Хитер — по другую, голова покоилась на ее же руке, а взгляд широко раскрытых глаз изучал тени в темном углу комнаты для допросов. Был вечер, комната тускло освещалась одной лампочкой. Со стены за ними наблюдали фотографии разыскиваемых преступников и пропавших детей. Через тонкую перегородку доносились крики пьяного, сидящего в обезьяннике, монотонное гудение радио, настроенного на полицейскую волну, удары дротиков, впивающихся в доску: свободные от вызовов полицейские коротали время, играя в дартс. Брок задался вопросом, а что бы сказала о ней Лайла. Имея дело с женщинами, он всегда пытался взглянуть на них ее глазами. «Милая девушка, Нэт, — сказала бы она. — В ней нет недостатков, которые хороший муж не исправил бы за неделю». Лайла полагала, что всем нужен хороший муж. Так уж она ему льстила.

— Он даже рассказывал мне о моллюсках, которых едят в Сиднее. — Хитер покачала головой. — Говорил, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал. Говорил, что когда-нибудь мы поедем туда. Посетим все рестораны, в которых он работал официантом.

— Я не думаю, что он когда-либо работал официантом, — заметил Брок.

— Однако он был официантом для вас, не так ли? Им и остается.

Брок пропустил шпильку мимо ушей.

— Ему не нравится то, что он делает, Хитер. Он видит в этом свой долг. Он должен знать, что мы на его стороне. Все мы. Особенно Кармен. Она для него все. Он хочет, чтобы она знала, что он — хороший человек. Он надеется, что вас не затруднит время от времени замолвить за него доброе слово, пока она будет расти. Он не хочет, чтобы она думала, будто он просто встал и ушел без всякой на то причины.

— «Твой отец ложью прокрался в мою жизнь, но вообще-то он — человек хороший»… Что-нибудь в этом роде?

— Хотелось бы услышать что-нибудь получше.

— Так расскажите мне эту жалостливую историю.

— Я не думаю, что это жалостливая история, Хитер. Я думаю, что вам надо улыбаться, рассказывая о нем. Чтобы она видела в нем отца, каким он мечтал стать.

В тот же вечер, готовясь к посещению Конуры Плутона, конспиративной квартиры, известной лишь пяти-шести членам команды «Гидра», Брок предпринял исключительные даже по его высоким стандартам меры предосторожности. Сначала подземкой добрался до южного берега Темзы, потом на автобусе поехал на восток. Достаточно долго простоял в сандвич-баре, из которого открывался прекрасный вид на улицу. Сев во второй автобус, вышел из него двумя остановками раньше, устроил себе неспешную пешеходную прогулку, любуясь портовым ландшафтом: ржавыми кранами, полузатонувшей баржей, горой старых покрышек. Наконец поравнялся с чередой кирпичных арок, отдаленно напоминавших виадук. Ворота в каждой вели в ремонтный цех, гараж или склад. Брок остановил свой выбор на воротах с цифрой 8 и прикрепленном к ним куске фанеры с обнадеживающей надписью: «УЕХАЛ В ИСПАНИЮ. ПОШЛИ ВСЕ НА ХЕР». Нажал на кнопку звонка, на вопрос, кто пожаловал, ответил, что он брат Альфа и пришел справиться насчет «Астон-Мартина». В воротах открылась дверца, Брок попал на склад, заваленный автомобильными агрегатами, старыми печами, номерными знаками. По скрипучей деревянной лестнице поднялся к новенькой стальной двери, которую, дабы она не выделялась на фоне обшарпанного интерьера, предусмотрительно разукрасили граффити. Там он постоял, дожидаясь, пока затемнится «глазок». После того как это произошло, дверь открыл худющий мужчина в синих джинсах, ботинках на толстой ребристой подошве, рубашке в клетку и с наплечной кожаной кобурой, из которой торчала обернутая липким пластырем, словно где-то порезалась, рукоятка автоматического пистолета «смит-вессон» калибра 9 мм. Брок переступил порог, дверь захлопнулась.

• Предыдущая
• 48/79
• Следующая