Убийство по-джентльменски - ле Карре Джон - Страница 17

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая

И поэтому, терпеливо ожидая у стола, припоминая вес события, вжатые в сорок восемь минувших часов, он был способен упорядочить и беспристрастно рассмотреть их. В чем причина такого отношения Д'Арси к Филдингу, точно их поневоле связала, сделала сообщниками какая-то постыдная тайна? Глядя поверх запущенного сада отеля, Смайли за свинцовой крышей Аббатства различал знакомые крепостные зубцы карнских корпусов, преграждающие доступ новому миру, ограждающие безопасность старого. Мысленно он видел перед собой подворье, выходящих из Аббатства мальчиков в черном, видел эти групповые праздные позы, от которых веет Англией XVIII столетия. И видел другую школу — городскую среднюю, пестренькое зданьице сбоку управления полиции, напоминающее сторожку на пустом кладбище, — школу, столь же далекую от атмосферы Карна, сколь далеки ее кирпич и песчаник от шафранных зубцов главного корпуса.

Да, подумал он, дальний, длинный путь проделал Стэнли Роуд от Брэнксомской классической школы. И если это он убил, тогда — уверен Смайли — объяснение мотивов и даже способа убийства следует искать на этом трудном пути в Карн.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Гластон. — И со стороны мисс Бримли. Хорошие люди у них в журнале. Всегда отличались добротой. — Он сказал это так, словно говорил о добротности, о качестве, беспримесном и хорошо ему знакомом.

— Прочтите прежде эти письма, мистер Гластон. Боюсь, что второе письмо поразит вас. Но я уверен, что не вправе был бы утаить его от вас.

Они сидели в диванной, и гигантские кактусы возвышались по бокам, как часовые. Смайли подал Гластону оба письма. Старик принял их твердой рукой и стал читать, держа на удалении от глаз, откинув назад крепкий затылок, прищурив веки, сжав губы в линию, жестко загнутую вниз по углам. Наконец он сказал:

— Вы служили с мисс Бримли во время войны, не так ли?

— Да, я работал с Джоном Лэндсбери.

— Понятно. И поэтому она к вам обратилась?

— Да.

— Вы баптист?

— Нет.

Гластон помолчал, положив письма на стол перед собой, сложив руки на коленях.

— Стэнли был баптистом, когда они поженились. Потом переменил веру. Вам это известно?

— Да.

— У нас на Севере так не поступают. Веру свою мы отстаивали и отстояли. Это как право голоса примерно.

— Я понимаю.

Спина старика была по-солдатски прямая. Вид у него был не скорбный, а строгий. Совершенно неожиданно он перевел глаза на Смайли и вгляделся длинным и пристальным взглядом.

— Вы учитель? — спросил он, и Смайли подумал, что в свое время Сэмюель Гластон явно был делец не промах.

— Нет… Я теперь вроде бы в отставке.

— Женаты?

— Был женат.

Гластон опять погрузился в молчание, и Смайли пожалел в душе, что потревожил старика.

— Стрекотунья была, стрекотунья, — промолвил Гластон наконец.

Смайли ничего на это не сказал.

— Вы полиции сообщили про письма? — спросил Гластон.

— Да, но там и так знали. Знали то есть о страхах Стеллы, будто муж хочет ее убить. Она пожаловалась было мистеру Кардью…

— Священнику?

— Да. Но он подумал, это у нее переутомление… нервное расстройство.

— А вы иначе думаете?

— Я не знаю. Просто-напросто не знаю. Но, исходя из того, как отзываются о вашей дочери, я не верю, чтобы она была душевно неуравновешена. Что-то реальное вызвало в ней опасения, сильнейший страх. Я думаю, нам нельзя отмахнуться от этого. Ее страхи и постигшую ее затем смерть я не считаю простым совпадением. И поэтому не верю, что ее убила нищенка.

Сэмюель Гластон медленно кивнул. Смайли казалось, что старик силится выказать интерес отчасти из вежливости, отчасти же, чтобы скрыть потерю интереса к самой жизни.

Затем, после длинной паузы, Гластон аккуратно сложил и возвратил письма. Смайли подождал, не скажет ли он что-нибудь еще, но Гластон молчал.

Помедлив, Смайли встал и тихо вышел из диванной.

Шейн Хект улыбнулась, опять отпила из бокала.

— Херес недурен, — сказала она Смайли. — Вы, должно быть, ужасно важная персона, если Д'Арси так расщедрился. Вы что, принц инкогнито?

— Увы, нет. В субботу вечером я и Д'Арси обедали оба у Теренса Филдинга, и Д'Арси пригласил меня на рюмку хересу.

— Теренс такой злой — не правда ли? Чарльз не выносит его. Боюсь, что они совершенно по-разному понимают спартанский идеал… Бедный Теренс. Это его последний семестр, знаете ли.

— Я знаю.

— Вы так мило сделали, что пришли вчера на похороны. Ненавижу похороны, а вы? Черный цвет так антисанитарен. Мне навсегда запомнились похороны короля Георга V. В те времена лорд Солей состоял при дворе и был так любезен, дав Чарльзу два пригласительных билета. Боюсь, что это нас развратило, мы утратили вкус к обычным похоронам. Но я вообще с подозрением отношусь к похоронам, а вы? По-моему, они, в сущности, род увеселения для низших классов, с вишневым ликером и тминным тортом в гостиной. В нашей среде теперь отдают предпочтение т и х и м похоронам: никаких цветов, лишь краткое прощальное слово и заупокойная служба потом.

Маленькие глазки Шейн маслились от удовольствия. Она допила вино и протянула Смайли пустой бокал.

— Если вам нетрудно, голубчик. Ненавижу херес, но Феликс такой скаред.

Смайли налил ей из стоящего на столе графина.

— Ужасная история это убийство, не правда ли? Эта ни щенка, видимо, буйнопомешанная. Я всегда считала — Стелла Роуд такая милая… и такая необычная. Так искусно умела обновить старое платье… Но какие курьезные у нее были знакомства. Пристрастие к Гансам-дровосекам, фигурально вы ражаясь, и к Педро-рыбакам.

— Ее любили здесь, в Карне? Шейн Хект нежно засмеялась.

— В Карне никого не любят… а ее и вовсе мудрено было любить… По воскресеньям она носила черный креп… Простите, но неужели это у низших классов так заведено? Горожанам, думаю, она нравилась. Они обожают перебежчиков из Карна. Но чего же ожидать — она ведь была сектантка какая-то.

— Баптистка, по-моему, — недолго думая сказал Смайли. Шейн с непритворным любопытством поглядела на него.

— Как мило, — проворковала она. — Скажите-ка мне, кто вы такой?

Смайли отшутился — безработный, мол, — беспокойно подумав, что чуть-чуть не стал рапортовать ей, как маленький мальчик большой тете. Сама уже ее безобразная внешность, размеры, голос в сочетании с даром изощренного злословия имели опасное свойство подчинять собеседника. Смайли невольно пришло на ум сравнение с Филдингом. Но для Фиддинга окружающие почти не существуют, а для Шейн Хект они существуют — существуют затем, чтоб их подвергнуть тщательным пробам на светскость, уличить, осмеять, отсеять, уничтожить.

— Я прочла в газете, что отец ее весьма состоятелен. Северные нувориши, второе поколение. Просто замечательно, как неразвращена она была… как естественна… Ведь вовсе же не обязательно ей было ходить в прачечную или водиться с нищими… Хотя, конечно, у северян свои обычаи, неправда ли? На всем пространстве от Ипсвича до Ньюкасла вы не наберете трех приемлемых семейств. Вы откуда сами, вы сказали?

— Из Лондона.

— Как прелестно. Я однажды была на чае у Стеллы. Сразу же молоко… в индийский чай. Все так по-другому. — И, быстро взглянув на Смайли, Шейн проговорила: — Знаете ли, что я вам скажу? Она вызывала во мне восхищение — так нестерпима мне она была. Стелла была из тех утомительных, куцых снобов, для которых одни только убогие праведны. — И, улыбнувшись, Шейн добавила: — Я даже согласна была с Чарльзом относительно Стеллы Роуд — а это уже кое о чем говорит. Если вас занимают наблюдения над родом человеческим, то пойдите-ка понаблюдайте Чарльза. Контраст между нами разителен.

Но в этот момент к ним подошла сестра Д'Арси — костистая, мужеподобная, с неопрятно взбитой седой прической и надменным, хищнозубым ртом.

— Доротея, милочка, — проворковала Шейн, — какой чудесный у вас прием. Как вы добры. И так увлекательно встретиться с лондонцем, вы не находите? Мы разговаривали о похоронах бедной миссис Роуд.

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая