Верный садовник - ле Карре Джон - Страница 3
- Предыдущая
- 3/110
- Следующая
В комнату ворвался шум статических помех, потом мужской голос с сильным немецким акцентом: «Оазис» на связи. Слышу вас отлично, мистер. Кто вы? Прием".
— «Оазис», это посольство Великобритании в Найроби, соединяю вас с Сэнди Вудроу. Прием.
Вудроу уперся обеими руками в стол Донохью, наклонился вперед, к микрофону.
— Говорит Вудроу, начальник «канцелярии». Я разговариваю с Вольфгангом? Прием.
— Такой же канцелярии, как была у Гитлера?
— Мы занимаемся только политическими вопросами. Прием.
— Понятно, мистер Канцелярия. Я — Вольфганг. Что вас интересует? Прием.
— Я хочу, чтобы вы своими словами описали приметы женщины, которая зарегистрировалась в вашем отеле как мисс Тесса Эбботт. Я все говорю правильно? Она зарегистрировалась под этим именем? Прием.
— Темные волосы, никакой косметики, около тридцати лет, не англичанка. Мне так показалось. Уроженка Южной Германии, Австрии или Италии. Я — хозяин отеля. Вижу много людей. И красавица. Я еще и мужчина. Очень сексуальная, особенно когда двигается. Одевается так, что хочется тут же ее раздеть… Похоже на вашу Эбботт или это кто-то еще? Прием.
Голова Донохью находилась в нескольких дюймах от его. Шейла стояла с другой стороны. Все трое не отрывали глаз от микрофона.
— Да. Похоже на мисс Эбботт. Можете вы сказать мне, если вас это не затруднит, когда она заказала место в вашем отеле и каким способом? Как я понимаю, у вас есть офис в Найроби. Прием.
— Она не заказывала.
— Извините?
— Заказывал доктор Блюм. Два бунгало, у бассейна, на одну ночь. У нас свободным было только одно бунгало, я так ему и сказал. Его это устроило. Такой мужчина. Bay! Все только на них и смотрели. Гости, персонал. Одна красивая белая женщина, один красивый африканский доктор. Приятное зрелище. Прием.
— Сколько комнат в бунгало? — спросил Вудроу, в последней надежде, что скандала удастся избежать.
— Одна спальня, две кровати, совсем не жесткие, удобные и пружинистые. Одна гостиная. В отеле регистрируются все. И никаких вымышленных фамилий, говорю я им. Люди иногда исчезают, я должен знать, кто они. Вот она и назвала свою фамилию. Эбботт. Прием.
— Ее девичью фамилию. И абонентский ящик посольства.
— Где ее муж?
— Здесь, в Найроби.
— Однако…
— Так когда доктор Блюм забронировал бунгало? Прием.
— В четверг. В четверг вечером. Радирует мне из Локи. Говорит, что они собираются выехать в пятницу с рассветом. Локи — сокращение от Локикоджио. На северной границе. Столица благотворительных организаций, работающих в Южном Судане. Прием.
— Я знаю, где находится Локикоджио. Они сказали, что там делали?
— Занимались организацией помощи. Иначе в Локи делать нечего. Блюм, как он мне сказал, работает в каком-то бельгийском госпитале. Прием.
— Итак, он забронировал бунгало из Локи, и в пятницу утром они выехали из Локи. Прием.
— Говорит, что они доберутся до западного берега озера около полудня. Просит прислать лодку, чтобы перевезти их через озеро в «Оазис». "Послушайте, — отвечаю я ему. — Поездка от Локикоджио до Турканы не для слабонервных. Лучше всего присоединиться к какому-нибудь конвою с продовольствием. В холмах полно бандитов, племена крадут друг у друга скот. В принципе, это нормально, только десять лет тому назад у них были копья, а теперь у всех «АК-47». Он смеется. Говорит, что с этим он справится. И справился. До озера они добрались без проблем. Прием.
— Они приехали. Зарегистрировались. Что потом? Прием.
— Блюм говорит, что им нужен джип и водитель, чтобы ранним утром уехать на раскопки Лики. Не спрашивайте меня, почему он не упомянул об этом, когда бронировал бунгало. Я ему этого вопроса не задавал. Может, они решили по дороге. Может, не хотели обсуждать свои планы по радио. «Хорошо, — говорю я ему. — Вам повезло. С вами может поехать Ной». Блюм обрадовался. Она обрадовалась. Они погуляли по саду, вместе поплавали, вместе посидели в баре, вместе пообедали, сказали всем спокойной ночи и ушли в свое бунгало. Утром вместе уехали. Я их провожал. Хотите знать, что они ели на завтрак?
— Кто еще видел их отъезд? Прием.
— Все, кто не спал, видели их. Взяли с собой ленч, канистру воды, две канистры бензина, сухие пайки, медикаменты. Все трое разместились на переднем сиденье, Эбботт посередине, как одна счастливая семья. Это же оазис, понимаете? У меня двадцать гостей, большинство спали. У меня сорок сотрудников, большинство бодрствовали. У меня сотня парней, которые мне совершенно не нужны, но они болтаются около автостоянки, продают звериные шкуры, трости, охотничьи ножи. Все, кто видел Блюма и Эбботт, на прощание помахали им рукой. Я помахал, продавцы шкур помахали. Ной помахал нам рукой. Блюм и Эбботт помахали нам рукой. Они не улыбались. Они уезжали с серьезными лицами. Словно их ждали большие дела, словно им предстояло принимать важные решения. Откуда мне знать? Что вы от меня хотите, мистер Канцелярия? Убить свидетелей? Послушайте, я — Галилей. Посадите меня в тюрьму, я поклянусь, что она никогда не приезжала в «Оазис». Прием.
Вудроу словно парализовало. То ли вопросы у него закончились, то ли их было слишком много. «Я уже в тюрьме, — думал он. — Мой пожизненный срок начался пять минут тому назад». Он провел рукой по глазам, а когда убрал руку, увидел, что Донохью и Шейла наблюдают за ним и лица их начисто лишены эмоций, так же, как в тот момент, когда он сообщил им о смерти Тессы.
— Когда у вас возникла мысль, что у них могло что-то случиться? Прием, — устало спросил Сэнди. Тем же тоном он мог и задать другие вопросы. «Вы живете там круглый год? Прием» или «Давно вы хозяйничаете в этом отеле? Прием».
— Внедорожник оснащен рацией. Если Ной куда-то везет гостей, он должен связаться со мной и сообщить, что все в порядке. Ной не связался. Ладно, рации выходят из строя, водители забывают. Связываться по рации — занятие скучное. Надо остановить автомобиль, выйти из кабины, развернуть антенну. Вы меня слышите? Прием.
— Ясно и четко. Прием.
— Только Ной ничего и никогда не забывает. Поэтому я и держу его в шоферах. Но он не связался со мной. Ни во второй половине дня, ни вечером. Ладно, думаю я. Может, они где-то встали лагерем, дали Ною слишком много выпить. Перед тем как лечь спать, я связался с ранчерами, которые живут неподалеку от раскопа Лики. Никто не видел ни джипа, ни Ноя, ни его пассажиров. Наутро я первым делом еду в Лодвар, чтобы сообщить о случившемся. Это мой джип, понимаете? Мой водитель. Мне не разрешено сообщать по радио, я должен явиться в полицейский участок лично. Это долгая поездка, но таков закон. Полиция Лодвара всегда готова помочь тем гражданам, у которых что-то случилось. У меня пропал джип? Тяжелое дело. Вместе с двумя моими гостями и водителем? Тогда почему я их не ищу? Сегодня воскресенье, сегодня они работать не собирались. Им надо идти в церковь. «Дай нам денег, одолжи нам машину, тогда мы, возможно, тебе поможем», — говорят они мне. Я возвращаюсь домой, организую поисковую команду. Прием.
— Кто входил в поисковую команду? — Вудроу начал приходить в себя.
— Две группы. Мои люди, два грузовика, вода, горючее, медикаменты, продукты, шотландское, на случай, что придется что-то дезинфицировать. Прием. — В разговор влез кто-то еще. Вольфганг велел ему убираться из эфира ко всем чертям. К изумлению Вудроу, тот убрался. — Здесь у нас довольно-таки жарко, мистер Канцелярия. Сто пятнадцать градусов по Фаренгейту [6], плюс шакалы и гиены, которых никак не меньше, чем у вас мышей. Прием.
Пауза, наверное, в ожидании комментария Вудроу.
— Я слушаю, — выдавил он из себя.
— Джип лежал на боку. Не спрашивайте почему. С запертыми дверцами. Не спрашивайте почему. С одним окном, приоткрытым на пять сантиметров. Кто-то закрыл дверцы, запер их и унес с собой ключи. Из щелочки шел жуткий запах. Гиены исцарапали дверцы, на железе остались вмятины от зубов. Бегали вокруг, сходя с ума. Хорошая гиена чует кровь за десять километров. Если они могут добраться до тела, перекусывают кости с маху, чтобы полакомиться мозгом. Но тут у них ничего не вышло. Кто-то запер дверцы и оставил лишь щелочку в окне. Вот они и бегали вокруг, обезумев. Вы бы делали то же самое. Прием.
[6] Соответствует 45 градусам по Цельсию.
- Предыдущая
- 3/110
- Следующая