Верный садовник - ле Карре Джон - Страница 89

• Предыдущая
• 89/110
• Следующая

— Разумеется, старина Бернард Пеллегрин ввел вас в курс дела. Смелый поступок. И очень своевременный. Мне остается только надеяться, что я на его месте поступил бы так же. Не зря я всегда уважал Бернарда.

Его улыбающиеся глаза впились в побагровевшее лицо Куртисса, наблюдая, как на нем отразилась тревога, сменившаяся презрением.

— Этот тонкорукий гомик? Да разве он способен на что-то дельное? Я держал для него теплое местечко на случай его ухода в отставку, но этот мерзавец не шевельнул и пальцем, чтобы защитить меня. Хочешь выпить? — Куртисс пододвинул к Донохью графин с коньяком.

— Не могу, старина. Лич запрещает.

— Я тебе говорил. Обратись к моему врачу. Дуг даст тебе адрес. Он принимает только в Кейптауне. Мы доставим тебя туда. Возьми «Гольфстрим».

— Поздно менять лошадей, но спасибо, Кенни.

— Никогда не поздно, — возразил Куртисс.

«Значит, Пеллегрин, — подумал Донохью, довольный тем, что подтвердились давнишние подозрения. Он наблюдал, как Куртисс наливает из графина еще одну смертельную дозу коньяка. — Кое в чем твое поведение предсказуемо. К примеру, врать ты так и не научился».

Пятью годами раньше, снедаемые желанием сделать что-то полезное, бездетные супруги Донохью проехали полстраны, чтобы повидаться с африканским фермером, который в свободное от работы время организовал лигу детских футбольных команд. Проблема, естественно, заключалась в деньгах: они требовались на оплату автобусов, которые доставляли детей на матчи, на спортивную форму, на другие необходимые мелочи. Мод как раз получила небольшое наследство, Донохью выплатили страховую премию. К возвращению в Найроби они знали, что деньги пошли на благое дело, и Донохью никогда раньше не чувствовал себя таким счастливым. А оглядываясь назад, жалел о том, что потратил так мало времени на детский футбол и так много — на шпионов. Та же мысль мелькнула у него в голове, когда он наблюдал, как Куртисс опускает свой массивный зад на кресло из тика, кивая и подмигивая, словно добрый дедушка. «Он пускает в ход свое знаменитое обаяние, которое оставляет меня равнодушным», — подумал Донохью.

— Пару дней тому назад я побывал в Хараре, — доверительно сообщил Куртисс, наклонившись вперед. — Этот глупый петух Мугабе назначил нового министра по национальным проектам. Многообещающий молодой человек, должен тебе сказать. Ты знаешь, о ком я говорю, Тим?

— Да, конечно.

— Хороший парень. Он бы тебе понравился. Помогает нам в одном деле. И очень любит взятки. Я подумал, что тебе следует знать об этом. В прошлом это срабатывало, не так ли? Тот, кто берет взятки от Кенни К., не откажется брать их от конторы Ее Величества. Так?

— Так. Благодарю. Нам это определенно пригодится. Я передам по инстанциям.

Опять кивки и подмигивания, сопровождающиеся добрым глотком коньяка.

— Знаешь новый небоскреб, который я построил рядом с Ухуру-хайуэй?

— Очень красивый, Кенни.

— На прошлой неделе я продал его русскому. Дуг мне говорит, боссу мафии. Большому боссу, не мелкоте, с которой нам приходится здесь сталкиваться. Говорят, он имеет немалую долю в торговле наркотиками, которую держат корейцы, — Куртисс откинулся на спинку кресла, всмотрелся в Донохью с озабоченностью близкого друга. — Эй, Тим. Что с тобой? Ты так побледнел, словно вот-вот потеряешь сознание.

— Я в порядке. Такое со мной иногда случается.

— Это все химиотерапия. Я же предлагал тебе обратиться к моему врачу, а ты все отказываешься. Как Мод?

— У Мод все хорошо, благодарю.

— Возьми яхту. Расслабьтесь, побудьте вдвоем. Скажи Дугу.

— Еще раз благодарю, Кенни, но не хотелось бы афишировать наши отношения. Ты понимаешь.

Кенни кивнул, вздохнул, развел руки. Вот человек, который ничего не берет.

— Ты не присоединяешься к тем, кто не хочет иметь ничего общего с Кенни, Тим? Не собираешься кинуть меня, как банкиры?

— Разумеется, нет.

— И правильно. Ибо пострадаешь прежде всего ты. Этот русский, о котором я тебе говорил. Знаешь, что он припрятал на черный день? Что он показал Дугу?

— Слушаю со всем вниманием, Кенни.

— Я построил под небоскребом подвал. Хотел использовать его как подземный гараж. Подвал обошелся мне в кругленькую сумму, но я решил, что без него никак не обойтись. Четыреста стояночных мест на двести квартир. А этот русский, фамилию которого я собираюсь тебе назвать, заставил подвал большими белыми грузовиками с надписью «ООН» на бортах и дверцах кабины. Сказал Дугу, что они никогда не были в деле. Упали с корабля по пути в Сомали. И теперь он хочет их продать, — он картинно всплеснул руками. — Это же надо? Русская мафия, предлагающая купить грузовики ООН! Мне! Знаешь, чего он хотел от Дуга?

— Расскажите.

— Импортировать их. Из Найроби в Найроби. Мы их вроде бы купим за границей, договоримся с таможней и проведем по нашей бухгалтерии как новые. Если это не организованная преступность, то что? Русский воришка среди бела дня здесь, в Найроби, обдирающий ООН как липку! Это же просто анархия! А я терпеть не могу анархию. Поэтому воспользуйся этой крупицей информации. Передай ее куда следует. С наилучшими пожеланиями от Кенни К. За это я денег не возьму. Как говорится, за счет заведения.

— Они будут счастливы.

— Я хочу, чтобы его остановили, Тим. Немедленно.

— Коулриджа или Куэйла?

— Обоих. Я хочу, чтобы Коулриджа остановили, я хочу, чтобы затерялся этот глупый отчет жены Куэйла… «Господи, — подумал Донохью, — он знает и об отчете».

— Я полагал, что Пеллегрин его уже потерял, — он нахмурился, как хмурятся старики, когда память вдруг им изменяет.

— Бернарда в это не впутывай! Он мне не друг и никогда им не был! Я хочу от тебя одного: скажи своему мистеру Куэйлу, если он и дальше будет доставать меня, я ничем не смогу ему помочь, а зуб точат на него, а не на меня! Понял? С ним бы расправились в Германии, если бы я не замолвил за него словечко. Слышишь?

— Я слышу вас, Кенни. И все передам. Ничего больше обещать не могу.

С медвежьей живостью Куртисс выпрыгнул из кресла и заметался по кабинету.

— Я — патриот! — кричал он. — Подтверди это, Донохью! Я — гребаный патриот!

— Разумеется, Кенни.

— Скажи это вслух. Я — патриот!

— Вы — патриот. Вы — Джон Буль [76]. Вы — Уинстон Черчилль. Что еще я должен сказать?

— Приведи пример моего патриотизма, один из десятков. Лучший пример, который ты можешь привести. Немедленно.

«Куда он гнет?» — гадал Донохью. Но пример привел.

— Как насчет операции в Сьерра-Леоне, которую мы прокрутили в прошлом году?

— Расскажи мне о ней. Давай. Расскажи!

— Нашему клиенту требовалось оружие и боеприпасы.

— И что?

— Мы купили оружие…

— Я купил гребаное оружие!

— Вы купили оружие на наши деньги, мы обеспечили вас подложным сертификатом, в котором указывалось, что оружие предназначено для Сингапура…

— Ты забыл про гребаный корабль!

— «Три Биз» зафрахтовал сухогруз водоизмещением сорок тысяч тонн, и на него погрузили оружие. Корабль растворился в тумане…

— Как бы растворился!

— …и материализовался в маленькой бухте неподалеку от Фритауна, где наш клиент и его люди сняли с корабля предназначавшийся им груз.

— И я мог бы этого не делать, не так ли? Мог бы сыграть труса. Мог бы сказать: «Вы не по адресу, постучитесь в соседнюю дверь». Но я это сделал. Из любви к нашей гребаной родине. Потому что я — патриот! — продолжил он уже гораздо тише, словно заговорщик. — Ладно. Слушай. Вот что ты сделаешь… что сделает твоя служба… — он вышагивал взад-вперед, в голосе появились командные нотки. — Твоя служба… не Форин-оффис, там сидят маменькины сынки, твоя служба, кто-то из начальников, обратится в банки. Лично. И в каждом банке, список я тебе дам, найдет настоящего англичанина. Или англичанку. Ты меня слушаешь? Тебе придется передать эти слова своим начальникам, когда ты уедешь отсюда, — голос его теперь звучал громче и увереннее.

• Предыдущая
• 89/110
• Следующая