Прекрасный желтый Дунай - Верн Жюль Габриэль - Страница 34

• Предыдущая
• 34/36
• Следующая

Здесь стоит признаться, что господин Егер, не открываясь своему компаньону, имел кое-какие подозрения относительно этой баржи. Будучи в курсе дела о контрабанде — а кто в Австрии, Венгрии и турецких провинциях не слышал о нем? — он вбил себе в голову, что баржа перевозит запрещенный груз и Лацко находится на ее борту. Возможно, это тот самый человек, который сел на нее несколько дней назад. Да! Это тот самый Лацко, которого преследует Международная комиссия и которого до сих пор не удалось захватить самому Карлу Драгошу!

Как бы там ни было, но господин Егер предпочел держать все в строжайшей тайне, даже от Ильи Круша. Если возникнет необходимость предупредить его, он сделает это… А до поры, пока длится плавание, надо просто наблюдать и думать, думать и наблюдать.

Добродушного Илью Круша никак нельзя было отнести к людям подозрительным. Однако во время отдыха 15 июля, в разговоре с господином Егером, убедившись, что никто не может его услышать, он сказал:

— Заметили, господин Егер, какого рода груз везет эта баржа?

— Конечно, бревна, доски, брус…

— Знаю, господин Егер, но еще я знаю, что это не слишком тяжелый груз…

— Разумеется, но к чему вы клоните?

— К тому, что непонятно, откуда у баржи такая большая осадка…

Господин Егер молча смотрел на компаньона, а тот продолжал:

— Когда я спросил хозяина, какова осадка судна, он ответил: «Шесть-семь футов». Так вот это кажется мне необъяснимым…

— Необъяснимым… почему?

— Даже если бы она была загружена камнем, металлическими чушками, то все равно не была бы столь тяжелой…

— В конце концов, какое вам до этого дело, господин Круш? — промолвил господин Егер после некоторого размышления. — Что им надо? Довести баржу до места назначения?.. Так отведите ее, а после возьмите деньги за работу.

— Никогда! — вскричал Илья Круш. — Господин Егер, меня принуждают силой! Когда мы приедем, я этого так не оставлю… призову их к ответу!

— Конечно, господин Круш! Человек, достойный звания рыболова, не допустит, чтобы с ним обращались подобным образом!

Была еще одна деталь, на которую Илья Круш счел необходимым обратить внимание господина Егера.

— Как видите, — сказал он, — теперь я не могу удить рыбу… А раз нет рыбы, то нет и выручки. В этих условиях ваши пятьсот флоринов — сумма слишком рискованная, я отказываюсь от них и, как только это проклятое плавание закончится, верну вам то, что вы мне дали…

— Решительно, господин Круш, — улыбнулся господин Егер, — вы самый честный человек на свете! Но не беспокойтесь, кто знает, может, все закончится не так плохо, как вы думаете!

И господин Егер пожал руку господину Крушу с такой сердечностью, что тот расчувствовался до глубины души.

Суда в низовьях Дуная, как пароходы, так и парусники, встречались очень редко. Но, даже когда это происходило, хозяин требовал отойти в сторону на большое расстояние, чтобы ни с кем не «травить», как называют на морском жаргоне разговоры.

Что касается городов и деревень, то здесь принимались те же предосторожности: баржа никогда не останавливалась у набережных. Она всегда вставала на якорь в нескольких сотнях туазов ниже и ни разу не причаливала к берегу или к месту впадения в Дунай притоков вроде Яломицы, Бузеба[121] и других. Поэтому у господина Егера и Ильи Круша не было возможности вступить с кем-то в контакт или бежать под покровом ночи. Когда после полудня 16 июля они достигли Брэилы, города на левом берегу, где ширина реки весьма значительна, с баржи невозможно было различить даже домов на фоне высоких западных гор.

Когда вечером бросили якорь, Илья Круш, перед тем как отправиться в каюту, заметил, глубоко вздохнув:

— Видите ли, господин Егер, я мог бы провернуть хорошенькое дельце в Брэиле… Там всегда отлично продается рыба… Но с этим кораблем, который, словно чумной, шарахается и от болгарских, и от валашских берегов, ничего не выйдет!

— Будьте философом, господин Круш, — вот все, что произнес в ответ его компаньон.

А кому же еще быть философом, как не рыболову?

Заметим, что между компаньонами и экипажем баржи не установилось никаких отношений. Никто из матросов — сильных, но скорее всего грубых — ни разу не заговорил с ними. Большинство в команде были происхождения венгерского или валашского, как хозяин. Только он обращался к Илье Крушу с различными приказаниями. Больше никто не обмолвился с новым лоцманом ни словом.

Что до господина Егера, то его, казалось, вообще не замечали. Правда, и он, со своей стороны, старался держаться как можно незаметнее. Когда порой хозяин смотрел на него, он отводил глаза и изображал полнейшее равнодушие.

В результате плавание прошло без каких-либо происшествий. На смену яростной буре, случившейся в ночь с 11-го на 12-е, пришла ясная погода со слабым ветром. В эти июльские дни температура воздуха бывает очень высокой. Солнце палило нещадно, и лишь иногда набежавшие облака усмиряли его жар. После полудня, как правило, чувствовался морской бриз, который стихал только к вечеру. Но ночи были жаркими, и часто матросы ложились прямо на палубе, чтобы лучше спать.

Илья Круш и его компаньон были лишены этой приятной возможности, и после вечерней остановки возвращались в свою каюту на корме.

Во второй половине дня, 17 июля, баржа прошла мимо Галаца, румынского города в семи-восьми лье ниже Брэилы. Река здесь делает поворот под прямым углом, чтобы последний раз устремиться на запад. В Галаце проживает не менее восьмидесяти тысяч жителей, среди них много греков. Тут находится резиденция Европейской компании по навигации в устье Дуная. Свободный порт в месте впадения Прута[122], откуда экспортируется пшеница, кукуруза, рожь, ячмень, овес, лен, кожа, жиры. Ежегодный оборот достигает пятидесяти — шестидесяти миллионов франков. Связь с Константинополем обеспечивает Ллойд[123]; Галац состоит из двух городов: старого, с деревянными мостовыми и кривыми улочками, и нового, амфитеатром раскинувшегося на прибрежных холмах.

Баржа не остановилась у Галаца. Она прошла мимо на расстоянии доброй четверти лье, а затем бросила якорь у противоположного, правого, берега.

Ночь прошла спокойно. Утром, собираясь покинуть каюту, чтобы встать на пост у штурвала, Илья Круш обнаружил, что, пока он спал, господин Егер уже вышел. Илья Круш попытался найти его на палубе, но нигде не увидел и позвал…

Господина Егера не было на борту баржи. Он исчез ночью. Да так, что никто ничего не заметил.

Стал ли господин Егер жертвой несчастного случая? Или сам, по собственной воле, сбежал с баржи? Непонятно было, как он смог выйти ночью из запертой каюты, хотя несколько человек охраняли ее до утра.

Хозяин позвал Илью Круша, грубо допросил его, но не смог ничего добиться. Лоцман не слышал, как господин Егер встал, и не видел, как он покидал каюту. Исчезновением своего компаньона он так же поражен, как и хозяин. Должно быть, господин Егер упал в воду и утонул, хотя баржа находилась всего в полукабельтове[124] от берега. Что до добровольного бегства, то зачем оно ему? Тем более что он не предупредил Илью Круша.

Обыскали все уголки баржи… Но господина Егера так и не обнаружили.

Тогда хозяин снова подошел к рыболову.

— Кто этот Егер? — Его голос дрожал от бешенства.

Илья Круш, смутившись, сказал только следующее:

— Господин Егер — мой компаньон по путешествию, начиная с Ульма… Там он занял место в плоскодонке, чтобы пройти вниз по Дунаю до самого устья. За это он купил мой улов и заплатил пятьсот флоринов… Больше я ничего не знаю…

— Он никогда не покидал вас?

— Один раз, в Вене, а через тридцать один день снова присоединился в Белграде.

• Предыдущая
• 34/36
• Следующая