Схватка с судьбой - Пекальчук Владимир Мирославович - Страница 60

Таэль тяжело вздохнула. На самом деле то, что она задумала, было не таким уж и ужасным. В любом случае им никогда не быть вместе в этой жизни. Но вот после нее… Княжна не знала, что скажет Зервану, встретившись с ним по ту сторону смерти, насчет вероломного убийства, но была уверена — он простит. Но все равно Таэль никогда не чувствовала себя так гадко и никогда так себя не презирала.

И вот теперь вампир просто избавил ее от необходимости совершать пресквернейший поступок. Конечно, умереть самому, дабы не делать сложный выбор, тоже не очень достойно. Но эту маленькую трусость Таэль ему уже простила. Чувство омерзения к самой себе более не мучило ее. Осталась только глубокая, безысходная тоска и гнев на этот несправедливый, жестокий мир. В этой жизни княжна больше никогда не увидит добрую печальную улыбку того, кого так отчаянно и безнадежно любила, даже считая его мертвым. Не почувствует ласкового прикосновения. Судьба на одну короткую ночь вернула княжне возлюбленного, чтобы отнять уже навсегда… Хотя на самом деле не так уж и надолго.

Что ж, ей осталось только одно — стойко дождаться того часа, когда можно будет наконец-то умереть.

Таэль почувствовала спиной взгляд и обернулась. У двери стоял Силорн, по своему обыкновению подпирая стену.

— Кажется, моя госпожа, сэр Зерван да Ксанкар принял решение, идеально нас устраивающее…

Она молча швырнула в него чернильницей, расплескав ее содержимое, и черный маслянистый след протянулся от письменного стола до двери, словно кровавый след смертельно раненного существа.

Королевский дворец в Монтейне мог бы по праву называться самым роскошным жилищем на очень много верст вокруг. Из соседних королевств только Эренгард мог бы тягаться с Монтейном по части роскоши.

Громадина из белого мрамора была хорошо видна издали, а сверкающая в лучах садящегося солнца красная черепица крыши могла по яркости соперничать с самим солнцем.

Внутреннее убранство обители Зиборна было еще более впечатляющим — длинные ряды доспехов у стен вперемешку с живыми стражниками в позолоченных кирасах, дорогие ковры на стенах, мраморный пол, золотые светильники, слуги в роскошных ливреях. Поговаривали, будто одна ливрея пажа каким-то образом, видимо, вместе с послами деда Зиборна, попала в одно небольшое королевство далеко на севере еще лет пятьдесят назад, и до сих пор царствующий монарх той страны надевает ее по большим торжествам…

Люди, собравшиеся в тронном зале, были разодеты. Знать в нарядах похуже обычно теснилась в задних рядах, дабы не оскорблять взор короля недостаточно роскошным видом.

Впрочем, самого Зиборна это не радовало. Восседавший на троне король, несмотря на все старания кривлявшегося у его ног шута, был мрачнее тучи, хотя знал об этом только он сам. Сегодня был день аудиенций — монарх принимал всех своих подданных, обычно с жалобами и просьбами. Мрачный облик мог бы испугать просителей, а это было нежелательно, и потому старый король сохранял невозмутимость с выдержкой и стойкостью шестерых гвардейцев, стоявших на тронной лестнице.

Зиборн твердо усвоил простую истину, которую сказал его дед его отцу: вассал верен королю, если видит своего повелителя и хотя бы иногда может воззвать к нему с просьбой о помощи или справедливости. Да и королевская награда самым преданным должна вручаться монаршей рукой — иначе какая ж она королевская? А недоступный для простых смертных вассалов король рискует утратить их преданность куда больше, чем тот, кто хоть иногда внемлет подданным лично.

И потому раз в месяц, в назначенный день, Зиборн Второй принимал всех жаждущих аудиенции дворян — независимо от их значимости или важности просьбы. И обычно он старался выглядеть величественно и милостиво — хмурый взгляд вредил популярности короля.

Монарх Монтейна остался верен себе и сегодня, хотя причин для скверного настроения было куда больше, чем обычно. Только вчера среди бела дня заложница-баньши была с боем освобождена из темницы, а о вампире-освободителе уже начали ходить слухи, басни и шутки. Каждый шут в придорожной таверне почитал своим долгом сострить на тему распоясавшегося кровопийцы и поймавшего шиш короля.

Гораздо хуже было то, что теперь сердцу Жнеца можно помахать ручкой. Хорошо, если окаянный Реннар из Витарна не ошибся и вампир действительно не продаст никому сердце. Однако Зиборн никак не мог придумать ни одного хоть капельку разумного обоснования, почему неупокоенное отродье не продаст вожделенную вещь кому-то из по меньшей мере трех десятков младших принцев полутора десятка ближайших стран. А согласится купить любой из них. Более того, король искренне полагал, что Зерван да Ксанкар будет последним дураком, если откажется несказанно разбогатеть таким способом. Конечно, верный Диркхем всячески успокаивал повелителя своими побасенками о том, какой же этот вампир честный и благородный, а Зиборн уже давно убедился в недюжинной интуиции и проницательности своего главного шпиона. Однако даже честнейший и благороднейший человек, имея возможность честно разбогатеть, продав один кусок мяса, обязательно воспользуется этим шансом. И каждый раз, когда король говорил это, Диркхему крыть было нечем. Даже хитрый и чертовски умный граф не мог придумать причину, мешающую да Ксанкару продать сердце. Конечно же он всегда напоминал, что его, видимо, не существует как такового, но что, если это не так?

Еще одной причиной дурного настроения был печальный факт: стража темницы вместе с четырьмя людьми Диркхема ничего не смогла противопоставить вампиру и почти все погибли. И ладно бы дело было ночью… Так ведь днем! При свете солнца, хоть и садящегося!

Конечно, о возможностях двадцати- и тридцатилетних вампиров Зиборн знал. О том, что с возрастом они становятся все сильнее, тоже знал, как и о том, что до полусотни доживают единицы из них. А Зервану да Ксанкару с момента превращения уже семьдесят с чем-то.

Король не так давно имел очень обстоятельную беседу с опытнейшими охотниками за головами, с профессионалами высочайшего класса, которые в одиночку охотятся на оборотней, баньши, вампиров, горгулий и прочую нечисть за соответствующее вознаграждение. Все они — а их было шестеро — в один голос утверждали, что вампиры старше пятидесяти лет очень опасные противники, и наперебой рассказывали об их способностях и физических возможностях. Двое уверяли, что уже убивали таких тем или иным способом. Но никто не смог толком объяснить, как вампир сумел выжить под прямым солнечным светом. И если раньше рассказ отпущенной вампиром на все четыре стороны Киры ан Кранмер, достигший царственных ушей через массу посредников, воспринимался как байка-оправдание, то теперь Зиборн имел прямое доказательство правдивости этой информации. А еще этот Реннар… Королек Витарна упоминал, что вампир якобы говорил, будто убивал уже королей… Судьба Тэй-Тинга молчаливо свидетельствовала об истине этих слов.

Король прогнал от себя запоздалый страх. Как бы там ни было, вампир заполучил подружку обратно. Клубок распутан, пускай и не в пользу Зиборна. Осталось как-то утрясти вопрос с сердцем.

Монарх милостиво подал знак первому просителю, и в его уши полилась какая-то чушь насчет засухи и спорного озера на стыке двух имений, иногда перебиваемая остротами шута. Что ж, много у короля невеселых дум, но их надо отложить на потом. Один вечер в месяц он должен потратить на своих вассалов, какими бы убогими и мелочными они ни были.

Слушая вполуха жалобщика, Зиборн пробежался взглядом по толпе просящих — их оказалось не так уж и много, всего-то сорок с небольшим. Остальные собравшиеся явились не на саму аудиенцию — все знали ярость короля по поводу особо никчемных воззваний, — а просто засвидетельствовать почтение монарху да пообщаться друг с другом. Этот день был для многих дворян днем, когда можно было всего за один час переговорить с другими гостями со всех уголков королевства и решить множество вопросов, для которых в другое время потребовалось бы посылать гонцов с письмами в двух- и трехдневные путешествия много раз. И еще было немало желающих испить винца на пирушке, которая всегда следовала за аудиенций. Винцо пусть так себе, зато дармовое. Впрочем, все относительно. Выпивку, которую король считал плохонькой, большинство дворян и рыцарей находило отличной, да и могло отведать только на пире в королевском дворце.