Большая книга ужасов. Millennium - Усачева Елена Александровна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/93
• Следующая

По тому, как колышется трава, Ксюха догадывалась: женщина где-то там, она двигалась зигзагами, то останавливалась, то снова шла вперед.

– Она, – шепнула Наташа, – Хаврониха…

Ксюха лежала рядом с Наташей, ни жива ни мертва от страха. Сейчас ей больше всего хотелось оказаться дома, в городе, и чтоб никаких больше ночных кошмаров и странных рассветов, никаких свиней, ведьм и прочей чертовщины!

Между тем трава перестала шевелиться. Ушла Хаврониха?

Ксюха пошевелилась и хотела спросить Наташу – можно ли вставать? Вдруг она услышала шорох и чье-то шумное дыхание. «Свинья! – первое, что пришло ей в голову. – Та самая, или…»

– Подглядываете, паршивки?! – Чьи-то сильные пальцы внезапно больно вцепились в Ксюхино ухо, крутанули его, потянули вверх.

– Ой-ой-ой! – завопила Наташа. Ксюха, прикусив губу, сдержала крик, только слезы выступили у нее на глазах.

Она была высока ростом и все еще красива, в одной ночной сорочке, наброшенной на голое тело, с распущенными волосами, влажными от утренней росы… да, она была красива. Но ее лицо… глубоко посаженные пронзительные глаза, нос – всем хороший нос, но вместе с большим тонкогубым ртом он напоминал свиное рыло. А может, Ксюхе это лишь показалось? Ей теперь всюду мерещились свиньи.

– Теть Лиз, отпустите, – заныла Наташа, – мы ничего не видели!

– Так-так, – недобро усмехнулась Хаврониха, – кто это тут у нас? Неужели младшая Скоробогатова? Мало тебя отец с матерью драли? – почти ласково спросила она.

Ксюха не выдержала.

– Отпустите! – потребовала она, схватив Хаврониху за руку. – Вы не имеете права!

– Вот как? – Женщина наклонилась и заглянула Ксюхе в лицо. – А с тобой у меня разговор особый будет, – прошипела она, и глаза ее полыхнули зеленым. – Пошла вон! – прикрикнула Хаврониха на Наташу, отталкивая ее от себя.

Наташа отшатнулась и, прикрыв ладонью покрасневшее ухо, начала упрашивать Хаврониху:

– Теть Лиз, отпустите Ксению, она не виновата, ну пожалуйста!

Ксюха молча боролась с ведьмой, пытаясь высвободиться из ее цепкой хватки. Ей было непереносимо больно, по щекам текли слезы, но она не сдавалась. Злобная тетка вывела ее из себя, и вместо страха в ее душе проснулось обычное Ксюхино упрямство.

– Мы на вас в суд подадим! – пообещала она Хавронихе.

Женщина подняла голову и расхохоталась.

– Ксюха, молчи! – взмолилась Наташа.

– Я не собираюсь молчать! – завопила Ксюха и изо всех сил ударила ведьму по руке.

Наверное, Хавронья оторвала бы Ксюхино ухо напрочь, но вдруг кусты раздвинулись, и показался мужчина, обычный такой деревенский мужик, небритый, в кургузом пиджаке, брюки в сапоги заправлены, а на плече – коса.

Хаврониха нехотя отпустила Ксюхино ухо и уставилась на неожиданного свидетеля.

– Доброе утро, Игнат Палыч, – пискнула заплаканная Наташа.

Мужчина кивнул, буркнул что-то неразборчивое, метнул на них косой взгляд из-под густых бровей. Наташа схватила Ксюху за руку и потащила прочь. Ксюха едва поспевала за ней, да еще и ухо! – о, как болело ее многострадальное ухо!

Наташа тащила ее по задам, огородами. Запыхавшиеся, они наконец добрались до Наташиного забора.

– Все! Я тебя не видела, ты меня – тоже, – распорядилась девчонка.

– А как же… – Ксюха потрогала распухшее ухо.

– Считай, повезло, – ответила Наташа, – теперь ты все видела, так что мой тебе совет – уезжай!

– Но…

– Без «но»! – Наташа была так испугана, как будто только что избежала смертельной опасности.

– Почему ты ее так боишься? Достаточно заявление в милицию отнести, и ей сразу хвост прижмут.

– Ага, самая умная, да? – со злостью спросила Наташа. – Без тебя бы тут никто об этом не догадался?

– Не понимаю, – опешила Ксюха, – на нее уже подавали?

– Подавали, – угрюмо ответила Наташа, – да потом обратно бумагу забирали и еще и извиняться к ней ходили, кланялись. Поклонишься тут, когда она моего папку чуть со свету не сжила, а Мотылев вообще сгорел, вместе с трактором, – она обреченно махнула рукой. – А у Славки она невесту уморила…

– Убила, что ли?! – ужаснулась Ксюха.

– Убила… Не знает никто, что с ней стало. Но Хаврониха на свадьбу заявилась и с невесты фату сорвала, та и хлопнулась замертво. Врача вызвали, туда-сюда – а она уж отошла.

– Кто? – не поняла Ксюха.

– Да невеста Славкина, – с досадой бросила Наташа, – а потом она из гроба пропала…

– Как пропала?! – Ксюха даже про ухо забыла.

– А так! Никто не знает, как! Только с той поры Славка запил и все время на реку ходит, когда в одиночку, когда с товарищами.

Ксюха вспомнила компанию угрюмых пьющих парней на берегу реки. Может, там и был этот Славка?

– Так что с Хавронихой у нас никто не связывается, себе дороже, – добавила Наташа.

– Да, но там же с ней остался этот, Игнат Палыч, – напомнила Ксюха, – значит, не все ее боятся?

– Палыч – это совсем другое дело, – вздохнула Наташа, – он сам по себе. И еще неизвестно, кто из них кого посильнее будет.

– Что ж, выходит, он нас спас?

– Нужны мы ему! – невесело усмехнулась Наташа. – Так, случай…

– Наташ, ты все время говоришь загадками, объясни мне все наконец! – взмолилась Ксюха.

Наташа открыла было рот – и тут же вновь закрыла, уставившись на краешек солнца, поднимавшегося из-за горизонта.

– Блин, мать скоро проснется! Я побегу, а? Ты иди домой, лед к уху приложи, может, все обойдется…

И Наташа быстро перемахнула через забор и побежала к своему дому.

Расстроенная Ксюха постояла, держась за ухо, и поплелась к себе.

Из зеркала на Ксюху смотрела заплаканная растрепанная девчонка. Правое ее ухо опухло и покраснело, причем краснота распространилась уже на висок и щеку. Девочка осторожно ощупала его. Многострадальное ухо горело, кое-где на нем остались следы запекшейся крови. Ничего хорошего. С таким ухом невозможно показаться ни бабушке, ни родителям.

Хорошо, что еще очень рано и бабушка спит.

Ксюха, стараясь не шуметь, нашла в аптечке перекись водорода и промыла глубокие царапины на коже. Наскребла в морозильнике льда, приложила к уху, тихонько заскулила от боли. Лед быстро таял, а запасов его не было. Ксюха налила воды в формочку для льда, поставила ее в морозилку и туда же положила мокрое полотенце.

В ухе дергало и стреляло, боль отдавала в голову. Лед, как назло, не замерзал. Пришлось ей удовлетвориться холодным полотенцем. Ксюха обвязала голову и решила пока полежать, авось все пройдет, а бабушке она что-нибудь соврет – мол, упала, ударилась…

Едва ее голова прикоснулась к подушке, как Ксюха провалилась в сон. Она шла сквозь пламя, было очень жарко, языки огня лизали ее кожу, трещали волосы, было нечем дышать. Ксюха попыталась кричать, но дым набился в горло, и она поняла, что умирает…

А пламя безжалостно наступало, оно хватало Ксюху раскаленными руками, перекидывало ее с ладони на ладонь, играло ее сожженным телом, как мячиком… Вот языки пламени всколыхнулись, сплелись, вспучились огненным пузырем, и приблизилось к умирающей Ксюхе гигантское лицо: тонкогубое, ухмыляющееся, глаза – искры, волосы огненными змеями вьются, и не лицо это вовсе – рыло, свиное рыло! Распахнулась пылающая пасть, оскалилась, захохотала, смех прозвучал зловещими раскатами. Подкинула Ксюху-уголек на ладони, а на другой ладони – оплывающей свечой стоит девушка в белом платье, только оно не белое давно, пожухло, пожелтело, тлеет, рассыпается ткань, и обрывки кружев рассыпаются пеплом. А девушка словно не замечает ничего, стоит, вытянувшись стрункой, руки на груди сложила, глаза – два провала, неживые.

Краем ускользающего сознания Ксюха успела зацепить что-то, силуэт или тень, а потом на нее обрушился поток холодной воды, невыносимо запахло гарью, и Ксюха упала, хватая ртом воздух. Жуткий звериный визг пронзил ее всю, от макушки до пяток, лишил последних капель рассудка…

• Предыдущая
• 32/93
• Следующая