Арсен Люпен против Херлока Шолмса - Леблан Морис - Страница 6

• Предыдущая
• 6/42
• Следующая

– Но они могут войти силой, – не удержался мэтр Детинан.

– Мой дорогой мэтр, вы забываете о законе! Ни за что на свете Ганимар не согласится ворваться в жилище гражданина Франции! Мы еще можем успеть сыграть отличную партию в бридж. Однако прошу извинить, мне кажется, вы все трое настолько взволнованы, что я не хотел бы злоупотреблять…

Он положил часы на стол, открыл дверь гостиной и обернулся к белокурой даме:

– Вы готовы, дорогой друг?

Пропустив ее вперед, Люпен напоследок почтительно поклонился мадемуазель Жербуа и вышел, прикрыв за собой дверь.

Из вестибюля послышался его громкий голос:

– Привет, Ганимар, как дела? Наилучшие пожелания госпоже Ганимар! Передайте, что на днях зайду к ней пообедать… Прощай, Ганимар!

Раздался второй звонок, на этот раз резкий и яростный, за ним последовали удары в дверь. На лестнице что-то кричали.

– Три сорок пять, – пробормотал господин Жербуа.

И спустя несколько секунд решительно направился в вестибюль. Люпена и белокурой дамы уже там не было.

– Отец! Не надо! Подожди! – крикнула Сюзанна.

– Ждать? Да ты с ума сошла! Какие церемонии могут быть с этим мерзавцем? Ведь полмиллиона…

Он отворил.

– Эта дама… где она? Где Люпен?

– Он был здесь… Он еще здесь.

Ганимар торжествующе воскликнул:

– Он у нас в руках. Дом окружен!

– А черная лестница? – возразил мэтр Детинан.

– Черная лестница выходит во двор, а там лишь один выход, и возле него дежурят десять человек.

– Но ведь вошел-то он не через эту дверь… и уйдет не через нее.

– А как же он вошел? – ответил Ганимар. – Не по воздуху же залетел!

Он отодвинул портьеру. Показался длинный коридор, ведущий в кухню. Ганимар бросился туда и обнаружил, что дверь на черную лестницу была заперта на два оборота.

Из окна он крикнул агентам:

– Никого?

– Никого.

– Ну тогда, – заключил он, – они в квартире! Спрятались в одной из комнат! Ведь удрать отсюда просто невозможно! Ага, малыш Люпен, ты надо мной посмеялся, а теперь мой черед…

В семь часов вечера, удивленный тем, что до сих пор нет никаких новостей, сам шеф Сюртэ господин Дюдуи прибыл на улицу Клапейрон. Он опросил агентов, дежуривших возле дома, и поднялся к мэтру Детинану. Тот проводил его в комнату, где господин Дюдуи увидел человека, вернее, две ноги, елозящие по ковру, тогда как туловище, которому они принадлежали, целиком скрывалось в глубине камина.

– Эй, эй! – выкрикивали где-то вдали.

И другой голос, идущий сверху, вторил:

– Эй, эй!

Господин Дюдуи засмеялся:

– Послушайте, Ганимар, что это, вы решили сделаться трубочистом?

Инспектор выполз из чрева камина. Лицо его, одежда почернели от сажи, в глазах появился горячечный блеск. Он был неузнаваем.

– Ищу ЕГО, – проворчал Ганимар.

– Кого?

– Арсена Люпена. Арсена Люпена и его подругу.

– Ах, так? Уж не воображаете ли вы, что они спрятались в каминной трубе?

Ганимар поднялся, приложил к манжете своего начальника пять угольно-черных пальцев и глухо, с бешенством произнес:

– А где, вы думаете, они могут быть, шеф? Ведь должны же они где-то быть! Они такие же живые существа, как мы с вами, из мяса и костей. Люди не умеют превращаться в дым.

– Конечно, нет, они могут просто уйти.

– Как? Как? Дом окружен. Даже на крыше мои агенты.

– А соседний дом?

– Он никак не сообщается с этим.

– А квартиры на других этажах?

– Я знаю всех жильцов: те никого не видели. И никого не слышали.

– Вы уверены, что знаете всех?

– Всех. За них поручился консьерж. К тому же из предосторожности я поставил по агенту в каждой квартире.

– И все-таки надо бы его поймать.

– Я тоже так говорю, шеф, я тоже так говорю. Надо, а значит, будет сделано, потому что оба они здесь. Они просто не могут здесь не быть. Будьте спокойны, шеф, если не сегодня, то завтра я их поймаю. Останусь тут ночевать! Ночевать останусь!

Он и правда там заночевал и на следующий день тоже, и через день. Когда прошло три полных дня и три ночи, инспектор не только не поймал неуловимого Люпена и его столь же неуловимую подругу, но и не смог обнаружить ни малейшей зацепки, позволяющей построить хоть какую-нибудь версию происшедшего.

Именно поэтому его первоначальное мнение ничуть не изменилось.

– Раз нет никаких следов, значит, они здесь!

Может быть, в глубине души он не был столь сильно в этом убежден. Однако признаваться не желал. Нет, тысячу раз нет, мужчина и женщина не растворяются в воздухе, подобно злым гениям из детских сказок. И, не теряя мужества, он продолжал искать и рыскать, словно надеялся обнаружить невидимое укрытие, найти их, даже превратившихся в камни и стены.

Вечером 27 марта на авеню Анри-Мартен, 134, в особнячке, оставленном ему в наследство братом полгода тому назад, старый генерал барон д'Отрек, посол в Берлине во времена Второй империи, дремал в своем глубоком кресле, пока компаньонка читала вслух, а сестра Августа клала грелку в кровать и зажигала ночник.

В одиннадцать часов монашенка, в виде исключения собиравшаяся в этот вечер отправиться на ночь в монастырь, чтобы побыть с настоятельницей, позвала компаньонку.

– Мадемуазель Антуанетта, я все закончила и ухожу.

– Хорошо, сестра.

– Смотрите не забудьте, кухарка взяла выходной, вы остаетесь в доме одна с лакеем.

– Не беспокойтесь за господина барона, я, как договорились, лягу в соседней комнате и оставлю дверь открытой.

Монашенка ушла. Спустя некоторое время явился за указаниями лакей Шарль. Барон не спал и ответил сам:

– Все, как обычно, Шарль, проверьте, хорошо ли слышен звонок у вас в комнате. По первому же зову спускайтесь и бегите за врачом.

– Мой генерал, как всегда, беспокоится?

– Я не очень… не очень хорошо себя чувствую. Итак, мадемуазель Антуанетта, на чем же мы остановились?

– А разве господин барон не собирается ложиться?

– Нет-нет, я лягу очень поздно, к тому же прекрасно справлюсь сам.

Однако уже через двадцать минут старик вновь уснул, и Антуанетта на цыпочках удалилась.

В это время Шарль тщательно запирал, как обычно, ставни на окнах первого этажа.

Войдя в кухню, он набросил крючок на дверь, выходящую в сад, а потом прошел в вестибюль, чтобы для верности запереть парадное еще и на цепочку. После чего вернулся в свою мансарду на четвертом этаже, лег и уснул.

Но не прошло и часа, а Шарль вдруг как ошпаренный вскочил с постели: резко зазвенел звонок. Такой настойчивый, долгий, он не прекращался целых семь или восемь секунд.

– Ох, – вздохнул лакей, стряхивая с себя сон, – какая-то новая прихоть барона.

Он натянул одежду, торопливо спустился по лестнице и по привычке постучал в дверь. Ответа не было. Шарль решил войти.

– Что такое, – прошептал он, – света нет… За каким чертом лампу погасили?

И тихо позвал:

– Мадемуазель!

В ответ ни звука.

– Вы здесь, мадемуазель? Да в чем дело? Господину барону плохо?

Вокруг него все та же тишина, такая тяжелая, давящая, что он даже встревожился. Шагнув вперед, он споткнулся о стул. Ощупав его, убедился, что тот опрокинут. И вдруг рука Шарля, шарящая по ковру, натолкнулась на другие предметы; почему-то на полу валялись круглый столик, ширма. В тревоге лакей вернулся к стене и стал пытаться на ощупь найти выключатель. Отыскав наконец, он повернул его.

В центре комнаты, между столом и зеркальным шкафом лежало тело его хозяина, барона д'Отрека.

– Что?.. Как это?! – забормотал он.

Шарль растерялся. Не двигаясь с места, широко раскрытыми глазами глядел он на разбросанные всюду вещи, валявшиеся на полу стулья, большой хрустальный канделябр, расколовшийся на тысячу мелких осколков, часы, брошенные на мраморную каминную полку, – все эти следы ужасной, яростной борьбы. Неподалеку от трупа сверкнул сталью стилет. С острия еще капала кровь. С кровати свисал большой, в кровавых пятнах, платок.

• Предыдущая
• 6/42
• Следующая