Два товарища - Эгарт Марк Моисеевич - Страница 29

• Предыдущая
• 29/38
• Следующая

По образованию Аносов был физиком. Сейчас это ему пригодилось. Он организовал изготовление самодельных мин, гранат, бутылок с горючей смесью. Когда отряд очутился в затруднительном положении (имевшийся запас взрывчатки отсырел в подземелье и сделался непригодным), он и тут нашелся: возился с испорченной взрывчаткой, сушил ее, подмешивал что-то — и драгоценный запас был спасен. А недавно Аносов задумал применить особую кислотную мину, преимущества которой заключались в том, что она занимала мало места и могла быть использована в самых разнообразных условиях.

Аносов и Теляковский работали дружно. Поэтому недавно возникший отряд быстро сумел перейти к активным действиям.

Вначале действия носили характер отдельных, как бы случайных ударов: сожгли склад с зерном, награбленным у населения, подорвали машину с вражескими солдатами. В то же время нужно было дать знать населению, что советская власть живет и будет жить, что армия и народ продолжают борьбу. Аносов подобрал группу комсомольцев, девушек и юношей. Они начали систематически распространять сводки Совинформбюро. В отряде имелся радиоприемник, сводки записывались на слух и размножались на гектографе. А в последнее время выпустили листовки, призывающие молодежь не поддаваться посулам гитлеровцев и не ехать в Германию.

Враг тоже не дремал. В город назначен был немецкий комендант, и появилось гестапо. Начались обыски, аресты. Теперь поддерживать связь с городом сделалось затруднительно и опасно. Тем не менее партизаны готовились нанести более серьезный удар. Враг должен почувствовать, что есть сила, которую он не в состоянии запугать и подавить.

Решено было взорвать железнодорожный мост на дороге, являющейся важной военной коммуникацией. Аносов хотел принять в этом личное участие. Между ним и Теляковским впервые возник спор. Теляковский считал, что комиссар не имеет права рисковать собой, а комиссар доказывал, что в такой опасной операции партизаны должны видеть комиссара рядом с собой.

— Тогда лучше я пойду, — сказал Теляковский.

— Нет, отряд не может остаться без командира.

— А без комиссара? — сердито спросил Теляковский.

На умном открытом лице Аносова появилась добродушная усмешка, значение которой Теляковский хорошо знал: чем добродушнее улыбался комиссар, тем тверже стоял на своем.

Итак, вопрос был решен. В диверсии участвовало пять человек, самые опытные подрывники, шестым шел Аносов. Путь предстоял не близкий, двигаться можно было только ночью, а летние ночи коротки. Зато дорога скрытная, по оврагам — овраги здесь тянулись один за другим.

Место было заранее разведано. Известно было, что мост охраняется. Поэтому шли с таким расчетом, чтобы быть у моста в самое темное время ночи. Взрывчатку и все необходимое для выполнения задания несли в мешках. Впереди неслышно и легко шагал Федя Подгайцов, совсем молодой парнишка, слесарь железнодорожных мастерских, оказавшийся отличным разведчиком. Это он дважды побывал возле моста, высмотрел все и даже имел смелость предложить случившемуся там немецкому офицеру свои услуги: устранил неисправность в дрезине, на которой ехал офицер, а попутно разузнал время следования ночных поездов. Такой он был лихой парень, Федя Подгайцов!

Аносов шел позади, замыкая движение группы. Ему было трудновато поспевать за молодыми по неровному, усыпанному камнями дну оврага, перебираться с грузом за плечами из одного оврага в другой. Но он не отставал. Никто бы не сказал, что этому человеку за пятьдесят и что у него не совсем в порядке сердце.

Последний отрезок пути был особенно труден. Пришлось ползти, прижимаясь к земле, пока не миновали открытое место и не добрались до зарослей на берегу реки. Впрочем, какая река, — речка, обмелевшая от летнего зноя. Между обрывистыми ее берегами висел, едва различимый в темноте, мост. Они были у цели.

Подгайцов пополз к железнодорожному полотну. Вернулся он скоро и доложил комиссару, что все в порядке. Часовой ходит по одной стороне моста, светит себе карманным фонариком и зевает, спать хочет. Поезд пройдет здесь ровно через час. Так что можно начинать…

Разведчик говорил шепотом, близко наклоняясь к Аносову. Темень стояла такая, что Аносов и сейчас не видел его лица. Была та глухая пора ночи, когда все, кажется, охвачено сном, даже прибрежные кусты не шелохнутся и вода прекратила свое течение.

Порядок действий был заранее тщательно разработан. Каждый знал свои обязанности. Пять человек гуськом спустились к воде возле самых устоев моста, так чтобы часовой не смог их заметить сверху, и начали взбираться на мост со стороны, противоположной той, по которой ходил часовой.

Все было проделано точно. Взрывчаткой не поскупились. Мост должен рухнуть, когда идущий по нему поезд заденет мину натяжного действия. Тогда от детонации взорвется весь запас взрывчатки.

Самым трудным и опасным было установить мину. Требовалось взобраться на настил моста, уложить мину между шпал, проверить взрыватель и натяжной механизм и присыпать мину балластом, чтобы часовой или машинист поезда случайно не заметил ее. За это дело взялся Федя Подгайцов.

Спустя сорок минут (Аносов следил за временем по часам со светящимся циферблатом) три человека вернулись. Усталые, промокшие, они тяжело дышали и молча вытянулись на земле. Подгайцова и товарища, помогавшего ему, не было.

Миновало пять минут, еще пять. Если сведения Подгайцова верны, через десять минут пройдет по мосту поезд. Либо те двое не смогли установить мину, и тогда дело сорвалось, либо установили, но не успели вернуться и им грозит погибнуть под обломками моста.

Аносов был человек большой выдержки. Даже сейчас, зная, что товарищи ждут его слова, он не обнаружил своей тревоги. Он опять взглянул на часы. Оставалось восемь минут. Он приказал всем быть на месте, а сам начал спускаться к воде.

— Товарищ комиссар… куда вы? Товарищ комиссар… — услышал он позади себя шепот, но не остановился.

Когда Аносов был почти у самой воды, он уловил слабый всплеск. Две тени, пригибаясь, двигались в его сторону. «Наконец-то!»

— Назад! — раздался над ухом знакомый голос Феди Подгайцова.

Втроем они не поползли, а уже пробежали вверх по крутому откосу. К счастью, поднявшийся ветер зашумел в прибрежном лозняке и заглушил топот их ног. Вся группа торопливо отошла на безопасное расстояние от моста и залегла, прислушиваясь, не идет ли поезд. А поезд не шел.

Судя по времени, его срок миновал. Может быть, поезд отменен или опаздывает? Ждать опасно. Предстоит обратный путь, скоро начнет светать…

Аносов решил отправить людей, остаться с одним Подгайцовым. Партизаны медлили. Когда они уже было собрались в путь, кто-то негромко произнес:

— Идет!

Все напрягли зрение, но ничего нельзя было разобрать. А звук, едва внятный, далекий, похожий на шорох, приближался, усиливался. Не оставалось сомнений: это поезд.

Темнота еще больше сгустилась. Мост, прежде слабо различимый, теперь будто растворился в ней. Где-то вверху блеснул огонек, похожий на светляка. То часовой, заслышав шум поезда, зажег свой фонарик. Значит, мост там.

— Сейчас сыпанет! — весело и зло сказал лежавший рядом с Аносовым Подгайцов.

И, будто эти слова обдали неодолимой властью, темнота вдруг распахнулась. Отчетливо ярко, как нарисованный черной тушью на красной бумаге, возник мост, на нем поезд и поднятый страшной силой на дыбы паровоз. И сразу все это начало распадаться на куски. Как будто и мост и поезд действительно были не настоящие, а только нарисованные на хрупкой бумаге, которую разорвали в клочья.

Тяжеловесные фермы моста, скрученные взрывом, опрокинутые, разбитые и горящие вагоны рушились, казалось, беззвучно. Человеческий слух, оглушенный взрывом страшной силы, еще не воспринимал других звуков. Уши словно заложило ватой. Глазам было больно от слепящего света, воздух горячими толчками бил в лицо. Но для шести человек не было более приятного зрелища, чем это.

Федя Подгайцов только что не пустился в пляс. Его легкое тело так и ходило ходуном по земле.

• Предыдущая
• 29/38
• Следующая