Операция «Невеста» - Романова Галина Львовна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/150
• Следующая

Столь категоричный ответ предполагает предложение убираться восвояси, но не успел я подойти к своему коню, как проходящая мимо женщина приостановилась и промолвила:

— Ну, у нас тут впрямь тихо, а вот в Лопухах…

— А чего в Лопухах? — стервятниками на падаль накинулись на нее соседки.

— А то не слыхали?

— Это про колдуна-то? Ну, это когда было!

Я раздумал уезжать.

Путь к деревне Лопухи лежал через поля и лес, так что время подумать нашлось.

Обычно после смерти колдуны редко тревожат мир живых — передав силу наследнику, они умирают и отправляются в Бездну. Исключения бывают, когда колдун никак не может передать свою силу и мучается много дней. Случается, в таком состоянии его тело перестает жить, но дух никуда не девается. И тогда получается лич — разумный упырь. Полуразложившийся труп ходит по миру, убивает все, что встретит на пути, высасывая жизненную силу, или скрывается в засаде — где-нибудь в подполе одинокой избушки, исподтишка нападая на тех, кто рискует в ней заночевать. Он сохраняет разум, память и кое-какие «профессиональные навыки», практически неуязвим для магии, и его сложно уничтожить. Личей одно время даже пытались создавать искусственно, с помощью черной магии умерщвляя людей, наделенных колдовской силой, но потом сии опыты запретили, как откровенно жестокие и малоэффективные. Ибо созданный таким образом лич чаще всего сначала расправлялся с создателем, а потом шел мстить всему роду людскому. Но что такое могло приключиться здесь?

По рассказам поселян, в Лопухах с некоторых пор по ночам повадился кто-то душить людей. Причем не избирательно, а всех подряд. При колдуне такого припомнить не могли, а вот после его кончины и началось… Деревушка Лопухи маленькая, стоит в лесу, большая часть ее жителей бобыли-лесорубы и старики. Семей с детьми мало — пахотной земли в лесу не сыщешь, поляны давно паханы-перепаханы, зверье часто травит посевы и дерет скотину, так что все, кто мог, давно подались из Лопухов подальше. Весть принесли грибники — кто-то столкнулся на тропинке с кем-то из лопушан, разговорились…

Сумерки в лесу начинаются раньше, под кронами деревьев уже сгустились тени. Дорога истончилась до тоненькой тропки, на подводе не проедешь, только верхом или пешим. Ну, это понятно, в сторону Лопухов давно никто не ездит. На тропинке, оставшейся от тележной колеи, тут и там виднелись лужи с толстой коркой грязи.

Студенты впервые весь день провели в седлах. Они здорово устали и последние полчаса помалкивали, хотя сначала пытались наперебой выпытать у меня, что и как будем делать. Но получили ответ: «Доедем — и разберемся» — и заткнулись. Хотя Дорис-Марджет и пыталась бормотать себе под нос что-то про упырей, но сильно сомневаюсь, что она при этом имела в виду объект нашей охоты.

Лопухи появились неожиданно. Обычно деревни в лесу стоят на полянах, а тут крошечные огородики, обнесенные частоколом, обнаружились за кустами. Я даже удивился сначала, как странно выросли сосенки — ровным рядком. Затявкала собака, и на этот голос мы и свернули, объезжая тын справа.

Дома стояли прямо в лесу, то есть вот дом, вот забор, а рядом — высоченные липы, дубы и березы. Судя по толщине стволов, когда рубили дома, некоторые маленькие и тонкие деревца просто пощадили, и за годы те успели вымахать в великанов.

— Что-то мрачновато тут, — высказалась Марджет, сползая с лошади и страдальчески морщась от боли.

— А ты хотела лужок с ромашками? — Я бросил коня и направился к ближайшему дому, решительно постучав в ворота.

Изнутри, и из соседних дворов тоже, отчаянным лаем отозвались собаки. Сквозь лай, вой, рычание и визг еле-еле услышали человеческий голос:

— Кто тут?

— Люди!

— Чего надо? — Душевного тепла в голосе резко поубавилось.

— Поесть, попить, отдохнуть, переночевать…

— Валите отсюда, пока целы!

— А может, договоримся? Мы заплатим.

— А я собак спущу! — Словно понимая, что речь идет о них, псы удвоили усилия. Пришлось кричать по все горло, приникнув к бревенчатой ограде.

— У вас тут колдун по ночам ходит…

— Вот и пошел!..

Я от души порадовался, что из-за собачьего ора точный адрес расслышать не удалось. И так понятно, что посылают далеко и надолго.

— Я серьезно! — Нет, голос сорву точно. — Нам ночевать негде.

— К бабке… — Дальше опять все потонуло в гавканье и злобных рыках.

Студенты топтались поодаль, ожидая окончания переговоров.

— Ну что? — приветствовали меня в два голоса.

— К бабке… кхе-кхе, — ну вот, так и знал, голосу хана! — пошли…

— К бесовой бабушке послали? — угадал Зимовит.

— Не совсем так, но в целом направление верно задано, — пришлось временно перейти на шепот. — Тут старушка какая-то одинокая живет, к ней напросимся.

Под звуки собачьего перелая с трудом добрались до одного из домиков на окраине. Лопухи целиком представляли собой одну большую окраину, улицы не было, каждый дом стоял как бы сам по себе. Имелось и несколько брошенных, эти можно было отличить по отсутствию лая.

У искомой бабки собаки, можно сказать, почти не было — только из-под крыльца время от времени доносилось хриплое «рр-р-р… вух-вух!» Старушка здорово перетрухнула, ей пришлось трижды объяснять, что никакие мы не разбойники, а мирные путники, которые очень устали и проголодались. Ворота нам согласились отпереть только после того, как Марджет клятвенно заверила, что еда у нас с собой.

Бабка встречала нас на крыльце, приветственно помахивая вилами.

— Ой, так вы с лошадками? — воскликнула она, когда мы протиснулись в старые ворота.

— Ну не снаружи же их оставлять, — резонно возразил я.

— Ставьте, где хотите, только сена я вам не дам. Козе — и то мало.

— Мы и не просим, — прошептал я. Эх, сорвал-таки голос! — Коса у вас есть?

— Зачем?

— Сейчас вот Зимовита пошлю, он снаружи заборчик обкосит. И лошадки сыты, и вашей козочке чего-нибудь перепадет.

— М-ме? — Из сараюшки высунулась заинтересованная рогатая морда.

— А чего сразу я? — напрягся и без того измученный на подсобных работах парень.

— А то, что Марджет будет готовить ужин, а я — добывать информацию. И вообще, я — начальник…

— А я — дурак, — покорно кивнул студент.

Косы у бабки не нашлось, пришлось Зимовиту довольствоваться серпом, который сначала следовало наточить. Я тем временем, чтобы совсем уж не наглеть, наколол дрова и, пока Дорис-Марджет неумело разжигала печь, попытался вызвать хозяйку дома на откровенный разговор.

Не знаю, что тут сыграло свою роль — каша, которую студентка честно попыталась приготовить из наших же запасов, бурьян, выкошенный до самой земли вместе с молодыми деревцами, или просто соскучился человек по общению, но за ужином бабка разговорилась.

Да, колдун был. Свой, местный. В Лопухах всю жизнь прожил, тут родился, тут и помер. Откуда силу получил, неведомо. Вроде как от встречного путника, потому как до него своих колдунов в деревне не водилось.

Как постарел и одряхлел, надо было силу передавать наследнику, но тут колдун уперся: подавай ему непременно мальчишку не старше шестнадцати и не меньше двенадцати годов от роду. А таких в Лопухах и нету! За последние годы и без того мало ребят народилось, чтоб еще нужного возраста сыскать. Мужики уж к колдуну ходили, просили, чтоб кого другого в наследники взял — уперся и ни в какую. С тем и помер. А как сороковой день миновал, стал ходить по ночам, стучать в окна и искать себе преемника. Все, наверное, думал, что спрятали от него мальчишку. А кого прятать? Вот он и озлился, стал людей душить. В дом зайдет, туда-сюда ткнется, поищет, а не найдя, хватает кого ни попадя, наваливается, душит — и исчезает.

— Уж, почитай, по разу все избы обошел, — пригорюнилась старуха. — Мужика мово задавил… Теперь как бы до меня черед не дошел!

— А сейчас-то ему ты зачем, бабушка?

— Так ведь ученика ишшет, — вздохнула та. — А где ж его взять-то?

• Предыдущая
• 19/150
• Следующая