Канатная плясунья - Леблан Морис - Страница 24
- Предыдущая
- 24/37
- Следующая
— Правда?
— И, если вы позволите, я преподнесу вам флакон. Отведайте моего эликсира — и неумолимым паркам придется вооружиться терпением не менее чем на целое столетие.
— Благодарю, — ответил Фонтенель, — но при условии, что вы составите мне компанию. Кстати, мы ровесники, и каждому из нас остается ровно сорок лет до столетнего возраста.
— Что касается меня, то подобная перспектива меня не прельщает, — возразил я спокойно. — Что за удовольствие продлить немного жизнь, где каждый день похож как две капли воды на предыдущий. Я мечтаю о другом: мне хотелось бы умереть и снова ожить через одно-два столетия, увидеть внуков моих правнуков, посмотреть на жизнь будущего, ознакомиться со всеми новшествами как в государственном строе, так и повседневной жизни.
— Браво! — воскликнул Фонтенель. — Итак, вы заняты изобретением подобного эликсира?
— Я его уже отыскал. Я вывез его из Индии, где провел в молодости более десяти лет. У меня были друзья среди браминов и жрецов, и они открыли мне кое-что из своих сокровенных тайн.
— А почему не все? — иронически спросил Фонтенель.
Я пропустил его насмешку мимо ушей и продолжал спокойно:
— Они отказались сообщить мне способ сношения с иным миром, который так интересует вас, и не захотели выдать временного умерщвления и оживления. Однако последнюю тайну я все-таки разгадал. Йоги и брамины меня уличили и осудили на страшное наказание: они должны были вырвать у меня все десять пальцев на руках. Когда мне вырвали первый палец, мне пообещали прощение, если я возвращу похищенный флакон. Я сказал, где он спрятан, но эликсира в этом флаконе уже не было. Я перелил его в другой флакон и спрятал, заменив его обыкновенной жидкостью. Таким образом, ценой потери пальца я приобрел секрет полубессмертия.
— И думаете воспользоваться этим секретом?
— Да, только приведу свои дела в порядок, то есть в наступающем году.
— Чтобы ожить?
— В июле 1921 года.
Эта беседа очень позабавила Фонтенеля, и, прощаясь со мной, он сказал, что не забудет ее как доказательство моей необузданной фантазии… и моего сумасшествия, вероятно, думал он про себя».
Нотариус остановился перевести дыхание и посмотрел на своих слушателей. Они улыбались и, по-видимому, относились ко всей этой истории как к очень забавной и остроумной шутке. Во всяком случае, рассказ их увлек. Одна Доротея оставалась серьезной.
Все молчали, и Деларю продолжил чтение:
— «Напрасно Фонтенель смеялся надо мной. Я говорил сущую правду. Великие мудрецы Индии знают то, чего мы, европейцы, не узнаем вовеки. Но я овладел одной из их великих тайн. Пришло время воспользоваться ею. На этот раз мое решение твердо. В прошлом году погибла моя жена, маркиза де ла Рош-Перьяк. До сих пор проливаю я горькие слезы, вспоминая усопшую. У меня четверо сыновей. Все они унаследовали от меня страсть к путешествиям и приключениям. Все они сейчас за границей — один в армии, остальные — по делам. Я одинок. К чему влачить бесполезную старость, лишенную и радостей, и ласки, и семьи, лучше уйти из этого мира, чтобы снова в него возвратиться. Мои старые слуги, Жоффруа и его жена, исполнят мою волю, как верные спутники моей жизни, поверенные многих тайн. И я прощусь со своим веком.
Я обращаюсь к вам, мои потомки, которым суждено прочесть это послание. Слушайте внимательно все, что должно произойти сегодня в Рош-Перьяке. Ровно в 2 часа пополудни я упаду в обморок. Жоффруа бросится за доктором, а доктор установит, что сердце мое перестало биться. Я буду мертв. Меня уложат в гроб и перенесут в усыпальницу, а ночью Жоффруа вынет меня из гроба и вместе со своей женою перенесет в развалины башни Коксэн, самой древней из башен Перьяка, а гроб набьет камнями и крепко забьет.
С другой стороны, Барбье, как мой нотариус и душеприказчик, найдет в моем столе инструкцию о том, как известить моих сыновей и как распределить между ними наследство. Каждому из них он отошлет со специальным курьером золотую медаль, на которой я приказал выгравировать мой девиз и дату моего воскресения. Медали должны переходить в их семьях от отца к старшему сыну, и никто не должен знать об их существовании, кроме передавшего и получившего. Сам же Барбье возьмет на хранение конверт с этим письмом с тем, чтобы оно передавалось от нотариуса к нотариусу в порядке преемственности до наступления назначенного мною срока.
Дорогие правнуки моих правнуков, вы прочтете это письмо в полдень 12 июля 1921 года у подножия башенных часов, в нескольких сотнях метров от башни Коксэн, где я просплю два долгих столетия. Я избрал эту башню местом своего отдыха потому, что считаю революцию неизбежной. Но если революции разрушают целое — они не трогают развалин.
По дубовой аллее, насаженной моим отцом, вы подойдете к подножию башни. В ваше время она будет такой же, как и ныне. Остановитесь под аркой, где был когда-то подъемный мост. Отсчитайте слева от выемки опускной решетки третий камень вверх и отыщите такой же симметричный ему камень направо от ниши. Потом толкните оба камня прямо от себя. От этих одновременных толчков середина стены в нише отойдет назад и как бы упадет навзничь, образуя мостик к узкой лестнице в толще стены. Зажгите факелы и поднимитесь по лестнице. Там сто тридцать две ступени. Лестница упирается в дверь, которую я приказал заштукатурить. На верхней ступеньке стоит железный лом, чтобы отбить штукатурку, наложенную тонким слоем. Под штукатуркой будет дверь. Чтоб она раскрылась, надо одновременно наступить на три средних камня верхней ступеньки, дверь откроется, и вы войдете в комнату, где стоит моя кровать. Не пугайтесь, откиньте смело занавески. Я буду спать на этой кровати. Не удивляйтесь, если я покажусь вам моложе своего портрета кисти придворного художника Лагриера, висящего у меня в изголовье. Двести лет отдыха, быть может, сгладят мои морщины и возвратят моим чертам их юношескую свежесть.
На скамейке рядом с кроватью будет лежать завернутый в материю флакон. Пробка его плотно залита воском. Отбейте горлышко флакона, разожмите мне зубы ножом и влейте эликсир, но не по капле, а тонкой струйкой, чтобы он попал в глубину горла. Через несколько минут жизнь начнет ко мне возвращаться. Сердце снова забьется, подымется дыханием грудь, приоткроются веки.
Старайтесь не шуметь, не говорить громко и не освещайте меня ярким светом. Может быть, мои глаза и уши до того ослабеют, что я буду плохо видеть и слышать. Вообще я не знаю, что будет. Поэтому будьте со мной осторожны и не лишайте меня вашей помощи. Может быть, я даже буду долго без сознанья, потому что трудно оцепеневшему разуму быстро освоиться с действительностью.
Не спешите, не волнуйтесь и не заставляйте меня напрягать ослабевшие силы. Силы мои постепенно восстановятся — и в покое, при хорошем уходе и питании я снова окрепну и познаю радость бытия.
Не думайте, что я вам буду в тягость. Сейчас я вам открою тайну, о которой не подозревают даже мои сыновья. Я вывез из Индии четыре красных бриллианта Голконды. Это камни необычайной ценности и красоты. Я спрятал их в таком месте, где никто, кроме меня, их не отыщет.
Так как память может мне изменить, я на всякий случай записал приметы тайника в бумаге, запечатанной в отдельный конверт с надписью «приписка». Эта приписка будет в том же конверте, где и это письмо. Ни одна душа не подозревает о ее существовании. Если Жоффруа или его жена проболтаются о тайне моей смерти, ни он, ни его дети не смогут отыскать сокровища, которые Жоффруа часто видел.
Когда я возвращусь к бытию, этот конверт должен быть передан мне. В случае же, если судьба мне изменит и вы не сможете возвратить меня к жизни, — вы сами вскроете конверт, отыщете драгоценности и вступите во владение ими. Право собственности на них я признаю лишь за теми четырьмя потомками, что предъявят золотую медаль с моим девизом: «In Robore Fortuna». Никто не имеет права вмешиваться в их раздел, который они должны произвести по совести и без чьей-либо помощи или совета.
- Предыдущая
- 24/37
- Следующая
