Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна - Леблан Морис - Страница 10

• Предыдущая
• 10/37
• Следующая

Валенглей, председатель Совета Министров, проявлял особенный интерес к делам полиции, и с охотой не раз внимательно следил за некоторыми делами шефа Сюрте, способности и независимый нрав которого особенно ценил. Он вызвал в свой кабинет генерального прокурора и префекта, с которыми побеседовал, а затем — и господина Ленормана.

— Да, дорогой Ленорман, речь идет о деле Кессельбаха. Но, прежде чем заговорить о нем, хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство… Обстоятельство, которое особенно досаждает господину префекту. Мсье Делом, не хотите ли объяснить мсье Ленорману…

— О! Мсье Ленорман прекрасно знает, что должен думать по этому поводу, — отозвался префект тоном, свидетельствовавшим о малой доброжелательности, которую он испытывал в отношении своего подчиненного. — Мы с ним об этом уже беседовали. Я высказал ему свое мнение о его поведении в отеле Палас. В общем, оно вызывает возмущение.

Господин Ленорман поднялся, вынул из кармана листок бумаги и положил его на стол.

— Что это такое? — спросил Валенглей.

— Прошение о моей отставке, господин премьер-министр.

Валенглей подскочил.

— О вашей отставке?! Из-за простого упрека, который господин префект позволил себе и которому, впрочем, не придал особенно важного значения? Не так ли, Делом, никакого особого значения? И вас из-за этого уже понесло! Признайтесь же, мой добрый Ленорман, с таким характером, как у вас… Давайте, забирайте свою бумажку и поговорим серьезно.

Шеф Сюрте снова сел, и Валенглей, не давая раскрыть рта префекту, не скрывавшему своего неудовольствия, произнес:

— Одним словом, Ленорман, вот в чем дело: возвращение Люпэна для нас — большая неприятность. Эта скотина слишком долго над нами издевалась. Часто было смешно, могу признать, я первый, скажу честно, над этим потешался. Но теперь речь идет о кровавых делах. Можно было терпеть Арсена Люпэна, пока он забавлял галерку; с минуты же, когда он стал убийцей, — нет.

— Чего же, господин премьер-министр, вы требуете от меня?

— Чего мы требуем? Не так уж много. Вначале — его ареста. Затем — его головы.

— Его ареста — это я могу вам обещать, рано или поздно. Его головы — никак.

— А как еще? Если его арестуют, будет суд присяжных, неизбежный приговор и затем… эшафот.

— Нет.

— Почему же нет?

— Потому что Люпэн не убивал.

— Что?! Вы с ума сошли, Ленорман! А трупы в отеле Палас? Может быть, это были призраки? Разве нет тройного убийства?

— Да, но его совершил не Люпэн.

Шеф Сюрте произнес эти слова твердо, с впечатляющей убежденностью и спокойствием.

Прокурор и префект было запротестовали. Но Валенглей продолжал:

— Как я полагаю, Ленорман, вы не выдвигаете такую гипотезу без серьезных оснований?

— Это вовсе не гипотеза.

— Где же доказательства?

— Их два, для начала, два доказательства морального порядка, которые я на месте предъявил господину следователю и которые были подчеркнуты прессой. Прежде всего, Люпэн не убивает. Затем, к чему ему было убивать, если цель его затеи, то есть ограбление, была достигнута, и ему нечего было опасаться со стороны связанного противника, лишенного возможности позвать на помощь?

— Допустим. Но факты?

— Факты не могут опровергнуть доводов рассудка и логики, к тому же не все факты еще понятны. Что означает присутствие Люпэна в комнате, в которой был найден курительный прибор? С другой стороны, обнаруженная в отеле черная одежда, со всей очевидностью принадлежавшая убийце, никак не соответствует росту Арсена Люпэна.

— Вы знаете его, следовательно, лично?

— Я — нет. Но Эдвардс видел убийцу, Гурель — тоже, и субъект, которого они видели, совсем не тот человек, которого горничная заметила на служебной лестнице, — человек, тащивший за руку Чемпэна.

— Какова же ваша система?

— Вы хотите сказать «истина», господин премьер-министр. Вот она, либо, по крайней мере, часть истины, которая мне известна. Во вторник, 16 апреля, некая личность… Скажем — Люпэн… ворвалась в комнату господина Кессельбаха. Это случилось к двум часам пополудни…

Громкий смех оборвал речь господина Ленормана. Это смеялся префект полиции.

— Позвольте вставить, мсье Ленорман, вы чересчур торопитесь с уточнениями. Доказано ведь, что в тот самый день, в три часа дня, господин Кессельбах посетил Лионский кредитный банк и спускался в его подвалы. Это подтверждается его росписью в книге.

Господин Ленорман почтительно ждал, когда его начальник окончит речь. Затем, не трудясь даже прямо ответить на этот выпад, продолжал:

— К двум часам пополудни Люпэн, с помощью сообщника, некоего Марко, связал господина Кессельбаха, отнял у него бывшие при нем наличные деньги и заставил его выдать шифр сейфа, арендованного в Лионском банке. Как только секрет был раскрыт, Марко ушел. Он встретился со вторым сообщником, который, воспользовавшись некоторым сходством с господином.

Кессельбахом и надев золотые очки, явился в банк, подделал подпись Кессельбаха, очистил сейф и ушел в сопровождении того же Марко. Последний тут же позвонил Люпэну. Люпэн, убедившись, что господин Кессельбах его не обманул, достигнув, к тому же, цели своей экспедиции, удалился.

Валенглей, казалось, заколебался.

— Да… Да… Допустим. Но вот что меня смущает. Неужто такой человек, как Люпэн, пошел на подобный риск ради столь жалкой добычи — нескольких банковских билетов и содержимого, весьма, впрочем, сомнительного, арендованного сейфа?

— Люпэн, вероятно, желал чего-то большего. Он хотел, надо полагать, заполучить либо кожаный конверт, находившийся в дорожной сумке, либо шкатулку из черного дерева, хранившуюся в сейфе. Эту шкатулку он и добыл, поскольку ее отослали обратно уже пустой. Следовательно, сегодня он знает либо должен вот-вот узнать секрет пресловутого проекта, который лелеял господин Кессельбах и о котором он говорил со своим секретарем за несколько минут до смерти.

— Но что за проект?

— Этого я не знаю. Директор агентства Барбаре, которому он доверился, сказал мне, что господин Кессельбах разыскивал какого-то человека, некую опустившуюся личность по имени, кажется, Пьер Ледюк. Для чего? Чем тот был связан с его проектом? Этого я не могу сказать.

— Пусть так, — заключил Валенглей. — Такова, допустим, была роль Арсена Люпэна. И дело свое он сделал: господин Кессельбах связан, ограблен… Но живой! Что же произошло после, до той минуты, когда его нашли мертвым?

— На протяжении нескольких часов — ничего. До самой ночи — ничего. Но ночью кто-то туда вошел.

— Каким путем?

— Через комнату номер 420, одну из тех, которые были заняты для госпожи Кессельбах. Эта личность, несомненно, располагала поддельным ключом.

— Но, — воскликнул префект, — но все комнаты между этой и апартаментом были заперты на засов, а их было пять!

— Оставался балкон.

— Вот как! Балкон!

— Да, он тянется на протяжении всего этажа, над улицей Иудеи.

— А перегородки, которые его разделяют?

— Ловкому человеку легко их преодолеть. Нашему это удалось.

Я нашел его следы.

— Но все окна апартамента были тоже заперты, и после преступления установили, что они такими и остались.

— Кроме одного — окна в комнату секретаря Чемпэна; оно оказалось только прикрытым. Я убедился в этом сам.

На сей раз уверенность премьер-министра казалась окончательно пошатнувшейся, такой логичной выглядела версия господина Ленормана, так она была лаконична, так ее подкрепляли убедительные факты. И он с растущим интересом спросил:

— Но этот человек — с какой целью он явился?

— Этого я не знаю.

— Ах! Вы этого не знаете!

— Нет, как не знаю и его имени.

— Для чего же он убил?

— И этого не знаю. Самое большее, что могу предположить, — он вовсе не собирался убивать, но тоже приходил, чтобы завладеть документами, находившимися в черном конверте и в шкатулке; и что, обнаружив беспомощного противника, он его убил.

Валенглей проговорил:

• Предыдущая
• 10/37
• Следующая