Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна - Леблан Морис - Страница 9

• Предыдущая
• 9/39
• Следующая

— Есть даже кое-что получше! — воскликнул Штейнвег.

— Что же?

— Документ! Документ, написанный его рукой, подписанный им самим, и в котором…

— Что же в нем?

— Список секретных бумаг, которые были ему доверены.

— В двух словах?..

— В двух словах не расскажешь. Документ велик, перемежается аннотациями и примечаниями, иногда — трудно объяснимыми. Достаточно назвать хотя бы два пункта, соответствующих двум связкам секретных текстов. Во-первых, это «Оригиналы писем кронпринца Бисмарку». Их датировка показывает, что письма были написаны во время трехмесячного правления кайзера Фридриха III. Чтобы представить себе, что могли содержать эти письма, достаточно вспомнить болезнь Фридриха, его нелады с сыном.

— Да, да, знаю… А другой пункт списка?

— «Фотокопии писем Фридриха III и супруги кайзера Виктории королеве Англии Виктории»…

— И это тоже? Там это тоже есть? — горло Люпэна было сдавлено волнением.

— Мне запомнилось примечание великого герцога. «Текст трактата с Англией и Францией». И еще, с несколько темным смыслом: «Эльзас-Лотарингия… Колонии… Ограничение морских вооружений…»

— Это там тоже есть? — прошептал Люпэн. — Темный смысл, говоришь? Напротив, ослепительно ясные слова! Ах! Возможно ли такое!

За дверью послышался шум. Кто-то постучал.

— Нельзя, — отозвался Люпэн. — Я занят!

Стучать начали также во вторую дверь, со стороны Штейнвега.

Люпэн крикнул:

— Чуточку терпения! Через пять минут я кончаю!

И приказал старику:

— Спокойно, продолжай. Как ты думаешь, экспедиция великого герцога и его слуги к замку Вельденц не имела другой цели, кроме сокрытия документов?

— Без всякого сомнения.

— Допустим. Но герцог мог их с тех пор забрать?

— Нет. Он не выезжал из Дрездена до самой смерти.

— Но враги великого герцога, всецело заинтересованные в том, чтобы завладеть ими и уничтожить, они-то могли как следует поискать в том месте, где хранились бумаги?

— Поиски действительно привели их туда.

— Откуда ты это знаешь?

— Вы, конечно, понимаете, что я не оставался в бездействии и что первой моей заботой, как только я все узнал, было отправиться в Вельденц и самому навести справки в окрестных деревнях. Так вот, я узнал, что замок уже два раза заполнялся дюжиной людей, приезжавших из Берлина и предъявлявших регентам свои полномочия.

— И что же?

— Они ничего не находили; это видно по тому, что с тех пор посещение замка запрещено.

— Но кто может ему помешать?

— Гарнизон из пяти десятков солдат, несущих стражу днем и ночью.

— Это солдаты великого герцогства?

— Нет, из личной гвардии кайзера.

Из коридора слышались все более громкие голоса; начали снова стучать, вызывая главного надзирателя.

— Он спит, господин директор, — отозвался Люпэн, узнавший голос Борели.

— Откройте! Приказываю вам открыть!

— Невозможно, замок испортился. Если позволите дать вам совет, попробуйте вырезать замок.

— Откройте!

— А судьба Европы, которую мы как раз решаем? Вам она безразлична?

Он повернулся к старику:

— Итак, ты не смог проникнуть в замок.

— Нет.

— Но ты убежден, что пресловутые бумаги по-прежнему находятся в нем?

— Разве я не представил вам все доказательства? Не убедил вас тоже?

— Да, да, — сказал Люпэн, — они спрятаны там… Сомнения нет… Они спрятаны там…

Он видел уже, как ему казалось, полуразрушенный замок. Проникал взором в недоступный тайник. И зрелище неисчерпаемых сокровищ, сундуков, полных драгоценных камней и других богатств, не могло бы сильнее взволновать его, чем мысль об этих старых бумагах, которые оберегала гвардия кайзера. Какая чудесная добыча! Как она была бы достойна его! И как ему еще раз удалось проявить дальновидность и проницательность, бросившись наудачу по этому таинственному следу!

Снаружи уже вовсю трудились над замком. Он спросил:

— Отчего умер великий герцог?

— От плеврита, за несколько дней. Ему едва удалось прийти в сознание, и было особенно страшно видеть, какие неслыханные усилия он прилагал между приступами к тому, чтобы собраться с мыслями и что-то сказать. Время от времени он звал жену, с отчаянием на нее смотрел и напрасно шевелил губами.

Снаружи продолжалась работа — старались открыть замок.

— Но он все-таки заговорил? — спросил Люпэн, которого эта возня начинала беспокоить.

— Нет. Но в ту минуту недолгого прояснения, напрягая всю энергию, он сумел начертать несколько знаков на листке бумаги, который держала перед ним супруга.

— Так! И это знаки?

— Большей частью они были неразборчивы.

— Большей частью… Но остальные? — с жадностью спросил Люпэн. — Остальные?..

— Прежде всего, там были хорошо различимы цифры… 8, 1 и 3.

— «813», знаю… А еще?

— Еще были буквы, несколько букв, среди которых можно с уверенностью восстановить только группу из трех знаков, а за нею — еще двух букв.

— «АПООН» не так ли?

— Ах! Вы уже знаете…

Замок начал поддаваться, почти все винты были вывернуты. И Люпэн спросил еще, боясь, что разговор будет прерван:

— Таким образом, неполное слово «АПООН» и число «813» стали формулами, которые великий герцог завещал своей жене и сыну, чтобы они смогли разыскать секретные документы?

— Да.

Обеими руками Люпэн вцепился в замок, чтобы удержать его на месте.

— Господин директор, вы разбудите главного надзирателя. Это будет невежливо, погодите еще минутку, будьте добры. Штейнвег, что стало с женой великого герцога?

— Умерла вскорости после мужа, можно сказать — от горя.

— Ребенка приютило их семейство?

— Какое там семейство? У великого герцога не было ни братьев, ни сестер. Кроме того, он состоял в морганатическом, тайном браке. Нет, ребенок был увезен старым слугой Германна, который воспитал его под именем Пьера Ледюка. Это был довольно скверный юноша, с независимым нравом, гораздый на выдумки, трудный. В один из дней он уехал. Больше его не видели.

— Он знал тайну своего рождения?

— Да, и ему был показан листок бумаги, на котором его отец написал число «813» и прочее.

— И то же самое впоследствии сообщили тебе одному?

— Да.

— И ты доверил все Кессельбаху?

— Ему одному. Из осторожности, однако, показав ему листок со знаками и цифрами, так же как список, о котором я говорил, я сохранил эти два документа. Дальнейшее показало, что я был прав.

— И эти бумаги — у тебя?

— Да.

— В надежном месте?

— Да.

— В Париже?

— Нет.

— Тем лучше. Не забывай, что жизнь твоя в опасности и тебя преследуют.

— Знаю. При первой же ошибке я погиб.

— Вот именно. Так что прими все меры предосторожности, следи за врагами, забери свои бумаги и жди моих указаний. Дело в шляпе. Через месяц или немного позднее мы нанесем визит замку Вельденц.

— А если я буду в тюрьме?

— Тебя из нее вытащат.

— Разве это возможно?

— На следующий же день после того, как выйду я. Нет, ошибаюсь: в тот же вечер… Час спустя…

— Значит, у вас есть средство?

— Вот уже десять минут — да, причем — безошибочное. Тебе больше нечего мне сказать?

— Нет.

— Тогда — открываю.

Он отворил дверь и поклонился господину Борели:

— Господин директор, я не знаю уж, как перед вами извиняться…

Он не закончил. Бурное вторжение директора и трех надзирателей оборвало его речь. Господин Борели был бледен от ярости и возмущения. Вид двух надзирателей, растянувшихся на полу, привел его в исступление.

— Мертвы! — воскликнул он.

— Вовсе нет, вовсе нет, — осклабился Люпэн. — Вот этот, смотрите, шевелится. Скажи что-нибудь, скотина!

— А второй? — спросил господин Борели, бросаясь к главному надзирателю.

— Просто уснул, господин директор. Он сильно устал, и я устроил ему несколько минут отдыха. Прошу его не наказывать. Буду в отчаянии, если он, бедняга…

— Прекратите болтовню, — резко бросил господин Борели. И приказал стражникам:

• Предыдущая
• 9/39
• Следующая