Солнечные зайчики - Леблан Морис - Страница 4

• Предыдущая
• 4/5
• Следующая

Люпэн не пошевелился. Улыбаясь, он ждал.

— Можете ложиться спать, Антуан, — сказал барон появившемуся слуге. — Я провожу мсье.

— Тушить ли свет, мсье?

— Оставьте его в вестибюле.

Антуан ушел. А барон, вынув из письменного стола револьвер, вернулся к Люпэну, положил оружие в карман и спокойно объявил:

— Простите, мсье, за эту маленькую предосторожность, к которой я принужден на тот маловероятный случай, если Вы действительно — сумасшедший. Нет, конечно. Вы не сумасшедший. Но вы пришли сюда с целью, которую я не в силах понять, и бросили мне такое невероятное обвинение, что мне хотелось бы непременно узнать его причину.

Его голос выдавал глубокое волнение; печальные глаза, казалось, наполнились слезами.

Люпэна охватила дрожь. Неужто он ошибся? Гипотеза, подсказанная ему интуицией, покоилась на хрупкой основе незначительных фактов; неужто она оказалась ложной? Но тут его внимание привлекла деталь: в разрезе жилета он заметил острие булавки, воткнутой в галстук барона, и убедился таким образ ом в ее необычной длине. Золотой стебелек, к тому же, был трехгранным и представлял своего рода кинжал, очень тонкий и изящный, но в опытных руках — смертельно опасный.

Теперь Люпэн уже не сомневался в том, что именно эта булавка, украшенная великолепной жемчужиной, стала тем оружием, которое пробило сердце несчастного Лаверну.

Он тихо сказал:

— Вы дьявольски сильны, господин барон.

Сохраняя серьезный вид, барон по-прежнему молчал, словно ждал объяснений, на которые имел несомненное право. Несмотря на все, его поведение все еще смущало Люпэна.

— Да, дьявольски сильны. Так как вполне очевидно, что баронесса, реализовав Ваши ценности, действовала по Вашим же указаниям, точно так же, как в тот день, когда взяла, будто для покупки, драгоценности княгини. Вполне очевидно также, что женщина, вышедшая из Вашего дома с дорожной сумкой, была не Вашей женой, но сообщницей, вероятно — любовницей, и эта Ваша любовница намеренно увлекает за собой через всю Европу целый хвост преследователей, возглавляемых нашим добряком Ганимаром. Комбинация, надо сказать, замечательная. Чем рискует эта женщина, поскольку разыскивают не ее, а баронессу? И кого стали бы искать, кроме баронессы, поскольку Вы назначили премию в сто тысяч франков тому, кто найдет именно Вашу жену? О! Сто тысяч франков, доверенных нотариусу, — какой гениальный ход! Господин, депонирующий сто тысяч франков у нотариуса, не может лгать. И разыскивать продолжают баронессу. И предоставляют Вам возможность спокойно доделать свои делишки, подороже продать Ваших скакунов, обстановку особняка, получше подготовиться к бегству. Боже, как это все нелепо.

Барон не дрогнул. Он приблизился к Люпэну и молвил с прежней невозмутимостью:

— Кто Вы такой?

Люпэн рассмеялся.

— Какое это, при данных обстоятельствах, может иметь значение для Вас? Предположим, что я — посланец судьбы и явился из мрака безвестности, чтобы Вас погубить.

Он резко поднялся, схватил барона за плечо и бросил ему в лицо прерывистыми словами:

— Либо чтобы спасти тебя, барон. Послушай же. Три миллиона баронессы, почти все драгоценности княгини, деньги, которые ты получил сегодня за свои конюшни и недвижимое имущество, — все это тут, в твоем кармане или в этом сейфе. Ты готов к побегу. Там, за портьерой, виден твой чемодан. Бумаги на твоем столе в порядке. Этой ночью ты должен исчезнуть на английский манер — не прощаясь. Этой ночью, тщательно загримированный, неузнаваемый, со всеми мыслимыми предосторожностями, ты должен присоединиться к своей любовнице — той, ради которой убивал; и это, несомненно, Нэнси Дарбель, та самая женщина, которую Ганимар задерживал в Бельгии. Есть одно лишь препятствие — внезапное, непредвиденное, — полиция, двенадцать полицейских, которых под твои окна привели разоблачения Лаверну. Ты сгорел! Так вот, я тебя спасу. Один звонок по телефону, и к трем или четырем часам утра два десятка моих друзей устранят появившуюся на твоем пути преграду, выведут из игры двенадцать агентов префектуры, — и дело сделано, мы смываемся без лишнего шума. В качестве условия — пустяк, для тебя малозначащий, — раздел миллионов и драгоценностей. Идет?

Он наклонился к барону и внушал ему это с неодолимой энергией. Тот прошептал:

— Начинаю понимать. Это шантаж.

— Шантаж или нет, называй как хочешь, любезный, — надо поступать так, как я решил. И не думай, что в последнюю минуту я сломаюсь. Не говори себе: «Это джентльмен, которого страх перед полицией заставит призадуматься. Если я рискую, отказывая ему, он тоже рискует — ему грозят наручники, камера, все беды мира, ибо на нас обоих идет травля, как на диких зверей». Ошибка, господин барон. Я всегда сумею выпутаться. Так что речь теперь единственно о тебе. Либо — все пополам, либо — эшафот. Идет?

Резкое движение. Барон высвободился, выхватил револьвер и выстрелил.

Но Люпэн предвидел нападение, тем более что черты барона утратили свою уверенность и постепенно, под воздействием страха и ярости, приняли свирепое, почти скотское выражение, которое свидетельствовало о приближении до сих пор сдерживаемого взрыва.

Барон выстрелил дважды. Люпэн вначале отскочил в сторону; затем бросился ему под ноги, схватил и опрокинул. Резким усилием барон снова высвободился. Противники схватились врукопашную; борьба стала жестокой, упорной, яростной.

Вдруг Люпэн почувствовал боль на уровне груди.

— Ах, проклятый! — заорал он. — Так было с Лаверну! Булавка!

Он в отчаянном напряжении скрутил барона и схватил его за глотку, побеждая, окончательно овладевая положением.

— Болван! Не раскрой ты свои карты, я мог бы еще отказаться от партии. У тебя, черт тебя побери, такое честное лицо! А какие мускулы, господи! Был момент — я уже подумал… Но теперь ты в моих руках. Давайте, друг мой, свою булавку… А теперь — улыбочку… Ну нет, это просто гримаса, может быть я слишком вас прижал? Мсье может и дуба дать? Спокойно, спокойно… Теперь — веревочку на запястья… Вы позволите?.. Боже, какое между нами теперь согласие! Я просто тронут!.. Сказать по правде, у меня к тебе возникает настоящая симпатия… А сейчас, братец, мой, внимание! Прошу тысячу раз прощения!

Он наполовину выпрямился и изо всех сил нанес барону сокрушительный удар под диафрагму. Тот захрипел, потерял сознание, затих.

— Вот к чему приводит отсутствие логики, милый друг, — сказал Люпэн. — Я предлагал тебе целую половину твоих богатств. Теперь ты не получишь ничего… если только что-нибудь выпадет на мою долю. Так что главное — в этом. Куда этот сукин сын спрятал свои деньжонки? В этот сейф? Черт возьми, найти будет нелегко. К счастью, впереди у нас — целая ночь…

Он обшарил карманы барона, взял связку ключей; убедившись в том, что чемодан, спрятанный за портьерой, не содержит драгоценностей и бумаг, он направился к несгораемому шкафу.

Но в эту минуту остановился: где-то слышался сильный шум. Слуги? Невозможно, их мансарды находились на самом верху здания. Он прислушался. Грохот доносился снизу. И он вдруг понял: услышав оба выстрела, полицейские ломились в парадную дверь, не ожидая более утра.

— Дьявольщина! — воскликнул он, — я попался! Эти милые господа являются в ту минуту, когда мы должны были пожать плоды наших добросовестных трудов! Спокойно, спокойно, Люпэн, сохраняйте хладнокровие. В чем задача? За двадцать секунд открыть несгораемый шкаф, запоры сейфа, секрет которых тебе неизвестен. Потерять голову из-за такого пустяка? Давай, надо только найти секрет. Сколько же букв в этом слове? Всего четыре?

Он продолжал размышлять, разговаривая, но также слушая передвижения, происходившие снаружи. Заперев на два оборота дверь в прихожую, он вернулся к сейфу.

— Четыре цифры… Четыре буквы… Четыре буквы… Кто мог бы, черт возьми, малость подсобить? Самую малость? Кто?.. Да Лаверну, черт возьми! Бедняга Лаверну, который принял решение, рискуя жизнью, воспользовался оптическим телеграфом. Боже, какой я болван! Ну да, ну да, теперь мы у цели. Дьявол, я чересчур волнуюсь. Люпэн, надо считать до десяти и унять слишком быстрые биения твоего сердца. Иначе работа не будет успешной…

• Предыдущая
• 4/5
• Следующая