Проклятое дитя - де Бальзак Оноре - Страница 24

• Предыдущая
• 24/24

— Вот мой сын, — сказал старый герцог и, взяв Этьена за руку, подвел его к дамам.

Этьен молча поклонился. Графиня де Гранлье и дочь ее переглянулись, что не ускользнуло от старика д'Эрувиля.

— Плохой муж для вашей дочери, — шепотом сказал он графине. — Так вы думаете, правда?

— Вот уж чего я не думаю, дорогой герцог. Совсем наоборот! — улыбаясь, ответила мать невесты.

Маркиза Нуармутье, сопровождавшая сестру, лукаво усмехнулась. Усмешка этой знатной дамы была как нож острый для Этьена. А посмотрев на рослую девицу де Гранлье, он почувствовал отвращение.

— Ну как, герцог? — игриво сказал ему отец, понизив голос. — Красивую лошадку я для вас нашел? Что скажете, ангелочек мой? Хороша девица, верно?

Старик герцог нисколько не сомневался в покорности сына. Этьен, по его мнению, был по характеру вылитая мать, натура мягкая, как воск.

«Дай мне внука, а потом можешь подыхать! — думал старик. — Невелика беда!»

— Батюшка, — кротким голосом сказал Этьен, — я вас не понимаю.

— Пойдемте в вашу комнату, мне надо вам кое-что сказать, — сердито пробормотал герцог, направляясь в парадную опочивальню.

Этьен последовал за отцом. Дамы, сгорая от любопытства, которое разделял и барон д'Артаньон, сначала прохаживались по залу, а потом все остановились кучкой у дверей опочивальни, которые герцог оставил полуоткрытыми.

— Дорогой мой мальчик, — сказал старик, смягчая свой грубый голос. — Я выбрал тебе в жены ту высокую и статную девицу, которую ты сейчас видел. К ней перейдут по наследству все земли младшей ветви дома Гранлье, а это старинный дворянский род, один из самых лучших в Бретонском герцогстве. Прошу тебя, будь учтивым кавалером, припомни самые галантные комплименты из твоих излюбленных стишков. Так уж полагается: сначала любезные слова, а потом и дела.

— Батюшка, верность своему обещанию — первый долг дворянина, не так ли?

— Конечно.

— Вспомните, ведь это вы виноваты, что моя мать скончалась безвременно. И когда я простил вам ее смерть, признав вас отцом, разве вы не дали мне слова никогда не противоречить моим желаниям? «Я сам буду повиноваться тебе, как богу нашего рода», — сказали вы тогда. Я ничего от вас не требую, ни на что не посягаю, я желаю только, чтобы мне предоставили свободу самому принять решение в том деле, от которого зависит моя жизнь и которое касается только меня одного.

У старого герцога вся кровь бросилась в лицо.

— А я полагал, — сказал он, — что ты не станешь противиться продолжению нашего высокого рода.

— Вы не ставили мне никаких условий, — сказал Этьен. — Не знаю, что общего между любовью и высоким родом, но хорошо знаю, что я люблю дочь вашего старого друга Бовулуара, внучку былой вашей возлюбленной, Прекрасной Римлянки.

— Но ведь девица Бовулуар умерла! — ответил старый великан, произнеся эти слова с мрачным и насмешливым видом, выдававшим его намерение убрать Габриеллу с дороги.

На мгновение воцарилась глубокая тишина.

Старик заметил трех дам и барона д'Артаньона, стоявших у двери. И в этот драматический момент Этьен, обладавший тонким слухом, различил донесшийся издали голос Габриеллы. Желая послать возлюбленному весть, что она уже проникла в библиотеку, девушка пропела:

Из бездны смерти, в которую низвергли его слова отца, проклятый сын вознесся к жизни на крыльях этой песенки. Хотя у него едва не разорвалось сердце при столь внезапном переходе от ужаса к счастью, он собрал свои силы и, впервые в жизни взглянув отцу прямо в глаза, ответил на презрение презрением и с ненавистью сказал:

— Дворянин не должен лгать!

Бросившись к двери, которая вела в галерею, он крикнул:

— Габриелла!

Во мраке, словно лилия из темной листвы, появилось вдруг прелестное личико Габриеллы, но тотчас она отшатнулась, увидев группу насмешливо улыбавшихся дам, уже осведомленных о «любовных шашнях» Этьена. Старый герцог, онемев от неописуемого бешенства, стоял мрачнее грозовой тучи, черным пятном выделяясь на фоне блистающих богатых нарядов трех придворных дам. Любой отец задумался бы, выбирая между жизнью сына, продолжателя рода, и неравным браком, но в этом старике вмиг вспыхнула привычная свирепость, с которой он разрешал все трудности человеческой судьбы. Он выхватил на всякий случай шпагу, как единственное знакомое ему средство разрубать те гордиевы узлы, что завязывает жизнь. От злобы мысли мешались в его голове, натура деспота взяла верх надо всем. Дважды его уличили во лжи, и кто уличил? Ненавистный сын, которого он проклинал тысячу раз, и проклинал в эту минуту больше, чем когда-либо, ибо это хилое существо, достойное презрения и бесконечно презираемое им, восторжествовало над непререкаемым доселе могуществом герцога д'Эрувиля. Он уже не был человеком, не был отцом: лютый тигр вышел из своего логовища, где он прятался. Казалось, помолодев от жажды мести, старик с ненавистью устремил тяжелый взгляд закоренелого убийцы на чету двух прекрасных ангелов, слетевших на землю.

— Так околевайте оба! Сдохни, поганый недоносок, позор рода моего. Подыхай и ты, нищая распутница, змея, отравившая своим ядом мой дом.

Свирепое это рычание наполнило ужасом две светлые души. Увидев меч, занесенный широкой дланью герцога над головой Габриеллы, Этьен упал бездыханным, Габриелла хотела подхватить его и рухнула мертвой вместе с ним.

Старик в бешенстве захлопнул дверь и сказал девице де Гранлье:

— Я сам женюсь на вас!

— А что ж, вы еще молодец! У вас будут прекрасные дети, — сказала графиня на ухо старому герцогу, служившему при семи королях Франции.

Париж, 1831—1836 гг.

• Предыдущая
• 24/24