Воспоминания биржевого спекулянта - Лефевр Эдвин - Страница 19

• Предыдущая
• 19/73
• Следующая

Я не ставил деньги вслепую. Я не был безумным медведем. Я не был опьянен успехом или мыслью, что вся страна может рухнуть вслед за почти стертым с карты Фриско. Нет, конечно! Я не ожидал всеобщей паники. Уже на следующий день я закрыл сделку. Я сделал двести пятьдесят тысяч долларов. Тогда это был мой самый большой выигрыш с самого начала участия в спекуляциях. Все было сделано в несколько дней. Биржа не обращала внимания на землетрясение первые один или два дня. Они будут рассказывать, что причина в том, что первые сообщения были не столь уж тревожными, но я думаю, что дело в ином. Публике потребовалось время, чтобы изменить свое понимание Рынка акций. Даже профессиональные биржевики отреагировали большей частью с задержкой и без понимания.

У меня нет для этого никакого объяснения, ни житейского, ни научного. Я всего лишь рассказываю о том, что и почему я делал и что из этого вышло. Меня гораздо меньше занимала загадка моего наития, чем то, что оно принесло мне четверть миллиона долларов. Это означало, что, когда придет время, я смогу оперировать куда более мощными линиями акций.

В то лето я уехал на воды в Саратогу. Предполагалось, что это будет отдых, но я все-таки приглядывался к рынку. Прежде всего, я не так уж устал, и это меня не утомляло. А потом, все мои знакомые были так или иначе связаны с рынком. О нем мы, естественно, и говорили. Я заметил, что есть важная разница между разговорами о торговле и участием в торговле. Попадались собеседники, напоминавшие фельетонных клерков, которые хвалятся, что вчера круто поговорили со своим хозяином, как с подлой и ничтожной личностью.

В Саратоге у братьев Хардинг было отделение – здесь отдыхали многие из их клиентов. Но главной идеей, я думаю, была реклама. Отделение на курорте – это первоклассная реклама. Я к ним регулярно захаживал и проводил время среди таких же, как я. Управляющим был отличный малый из нью-йоркской конторы, который был занят поддержанием и налаживанием контактов с отдыхающими биржевиками, а при возможности был рад поучаствовать в бизнесе. Место было просто создано для распространения слухов о вероятных чемпионах – на бегах, на бирже и тому подобном. В конторе у Хардингов знали, что я не принимаю ничьих советов, поэтому управлявший никогда не подходил ко мне, чтобы доверительно шепнуть на ухо о новостях, полученных из нью-йоркского офиса. Он просто передавал мне телеграммы со словами: «Вот что они мне присылают» – или что-либо в этом роде.

Я, конечно, наблюдал за рынком. Для меня смотреть на котировочную доску и расшифровывать ее сигналы – это одно и то же. Я заметил, что моя приятельница. Тихоокеанская железная дорога, похоже, приготовилась расти в цене. Цены на ее акции были высоки, но их движение выглядело так, как будто их кто-то окупает. Я наблюдал за ними несколько дней и все больше убеждался, что их скупает кто-то очень не робкий, располагающий не только большими деньгами, но и знающий, что к чему. Он накапливал акции очень по-умному.

Как только я окончательно уверился в этом, я, естественно, тоже начал их покупать, примерно по 160. Он продолжал свое дело, и я покупал и покупал – порциями по пятьсот акций Чем больше я покупал, тем больше рос курс но безо всяких рывков, так что я чувствовал себя очень уверенно. Я не видел препятствий к их дальнейшему росту; лента об этом ничего не говорила.

Неожиданно ко мне подошел управляющий и сказал, что из Нью-Йорка его по телеграфу спрашивают – у них, естественно, была прямая связь с Нью-Йорком, – нет ли меня поблизости, а когда им ответили, что я здесь, пришел ответ: «Задержите его в офисе. С ним хочет говорить мистер Хардинг».

Я сказал, что, разумеется, задержусь, и купил еще пятьсот акций Тихоокеанской железной дороги. Я совершенно не представлял, о чем хочет со мной говорить Хардинг. Вряд ли о делах. Моей маржи с избытком хватало на покупку того, что я сейчас скупал. Очень скоро меня разыскал управляющий и попросил пройти к междугороднему телефону.

– Привет, Эд, – сказал я.

Но тут на меня обрушилось:

– Что за чертовщина с тобой происходит? Ты свихнулся?

– А ты? – огрызнулся я.

– Что ты там выделываешь? – послышалось из трубки.

– Да в чем дело-то?

– В том, что ты скупаешь эти акции.

– Но ведь с моим залогом все в порядке?

– Дело не в марже, а в том, чтобы не быть полным лопухом.

– Я что-то не улавливаю.

– Ты зачем скупаешь эти железнодорожные акции?

– Они собираются расти, – объяснил я.

– Расти, черт их дери! Ты разве не видишь, что инсайдеры просто скармливают их тебе? Ты для них просто легкая добыча. Лучше бы ты спустил эти деньги на скачках – все развлечение. Не позволяй им себя одурачить.

– Никто меня не дурачит, – возразил я. – Я об этом деле не говорил ни единой душе.

Но он продолжал наседать:

– Ты думаешь, что всякий раз, как ты влезаешь в эти акции, тебя будет спасать какое-нибудь чудо? Выбирайся отсюда, пока еще есть шанс. Просто преступление ставить на рост при такой цене, когда эти бандюги выбрасывают их прямо тоннами.

– Но лента говорит, что они их скупают, – настаивал я.

– Ларри, когда начали поступать твои приказы, у меня чуть сердце не лопнуло. Бога ради, не будь лопухом. Избавься от них! Прямо сейчас. Они могут рухнуть в любую минуту. Я свой долг исполнил. Будь здоров! – И он повесил трубку.

Эд Хардинг был большая умница, необычайно хорошо информирован и к тому же настоящий друг, бескорыстный и преданный. Еще важнее было то, что, как я знал, он занимал положение, позволявшее знать о многом. Я-то при покупке железнодорожных акций опирался только на свой многолетний опыт изучения ленты: я увидел в движении котировок определенные симптомы, которые обычно предшествуют существенному росту курса. Не знаю, что со мной случилось, но думаю, я решил, что вычитал на ленте признаки того, что кто-то скупает акции, просто потому, что умные манипуляции инсайдеров заставили ленту рассказывать эту лживую историю. Может быть, на меня произвели впечатления хлопоты Эда Хардинга, который пытался предотвратить то, что считал моей колоссальной ошибкой. Не могло быть никаких сомнений ни в его уме, ни в добросовестности мотивов. В общем, я не могу сказать, что подтолкнуло меня последовать его совету, но я последовал, да, я так и поступил.

Я продал все свои акции Тихоокеанской дороги. Ну, конечно, если было глупостью играть на их рост, то было бы столь же глупо не сыграть на их понижение. Так что, продав купленные без покрытия, я продал без покрытия четыре тысячи акций. Большую их часть я выставил по цене 162.

На следующий день директоры Тихоокеанской компании объявили о выплате десятипроцентных дивидендов. Сначала никто на бирже не мог этому поверить. Это было слишком похоже на отчаянные финты загнанных в угол игроков. Все газетчики набросились на директоров компании. Но пока мудрецы с Уолл-стрит пассивно размышляли, рынок вскипел. Акции пошли нарасхват, и в результате цена на них еще подскочила. Некоторые сделали на этом состояние, и позднее я слышал про довольно тупого специалиста, который по ошибке заработал триста пятьдесят тысяч долларов. На следующей неделе он уже продал свое место на бирже и стал сельским джентльменом.

Понятно, что в тот самый миг, когда я услышал о беспримерных десятипроцентных дивидендах, я осознал, что получил по заслугам, послушавшись не собственного опыта, а совета со стороны. Я пренебрег собственной убежденностью а послушал приятеля только потому, что тот был бескорыстен и обычно знал, что делает.

Как только эти акции пошли вверх, я понял, что сейчас играть на их понижение просто глупость. Все мои деньги лежали в виде маржи на счету в конторе Хардинга, и это было нормально. Удручало меня то, что ленту я прочел верно, но потом как дурак позволил совету Эда Хардинга сбить себя с толку. Но на сожаления не было времени, да и смысла в этом занятии никакого; что сделано, то сделано. Поэтому я распорядился избавиться от акций, выставленных на продажу без покрытия. Когда я послал приказ о закрытии этой операции, акции на рынке шли по 165, и при этой цене я уже терял три пункта. Но брокеры сумели закрыть сделку только по 172 и 174. Когда я получил брокерский отчет, выяснилось, что дружеское и доброжелательное вмешательство Хардинга обошлось мне в сорок тысяч долларов. Небольшая плата за недостаток веры в собственную правоту! Это был дешевый урок.

• Предыдущая
• 19/73
• Следующая