Журнал «Если», 2002 № 09 - Тейлор Джон Альфред - Страница 8

• Предыдущая
• 8/79
• Следующая

Несмотря на обилие странных терминов, доктор Ивинс понимал, что такое «фронтир»[2]. Это серый треугольник в центре доски. Виридиан, синебар и лепис[3] — соответствующие секторы треугольной доски. Каждый, включая фронтир, в свою очередь, разделен на восемьдесят один равнобедренный треугольник. Но таскеры и риперы?!

Чтобы освежить память, доктор Ивинс отложил журнал и потянулся к истории болезни Роу, разбухшей едва ли не до четырех дюймов в толщину из-за вложенных в нее страниц дневника, который согласился вести утративший память бедняга, замечаний Ивинса и дополнительных рисунков и диаграмм, начерченных Роу в ответ на расспросы. Чертил он так же четко, как и писал. К сожалению. Потому что в изображениях абсолютно отчетливо проявлялась злоба таскеров. Бивни[4], давшие фигурке это название, загибались, как у слона или вепря, и дополнялись тигриными клыками. Кроме того, тварь обладала шестью ногами. Больше похожа на млекопитающее, чем на насекомое. Или что-то среднее между тем и другим?

Рипер[5] был еще более трудноопределим: квадратная голова со стертыми чертами и четыре серповидные лапы, вращающиеся в верхней части тела и заканчивающиеся то ли колесами, то ли изогнутыми щупальцами. Ивинс так и не понял, что это — механизм или живое существо.

Как большинство фигур, эти были донельзя схематизированы и выглядели чуть получше абстрактной скульптуры. По крайней мере, Ивинс надеялся, что изображения достаточно условны. Не хотел бы он жить во вселенной, где существуют создания, напоминающие риперов и таскеров.

Доктор вдруг опомнился и, вздрогнув, огляделся, смущенный тем обстоятельством, что он, психиатр, пусть и на секунду, принял чьи-то видения за реальность. Не то чтобы он совершенно не воспринимал всерьез дневник Роу. Случай весьма интересный. Ивинс с нетерпением ждал продолжения.

В бодрствующем состоянии Роу был обычным, ничем не примечательным «амнезьяком». Хотя не совсем обычным… Шести футов шести дюймов роста, с гривой золотисто-рыжих волос и волевым лицом. Был найден шагающим по Пичтри-стрит, в тысячедолларовом костюме и эксклюзивном галстуке, без всяких этикеток и лейблов от портного. Новехонький бумажник из кожи угря был пуст, если не считать таких же новых пяти стодолларовых банкнот. И все. Днем он оставался всего лишь одним из потерявших память пациентов. Зато по ночам превращался в параноика. Правда, Ивинс подозревал о существовании связи между его снами и амнезией.

— Как вы неоднократно утверждали, вас девять человек, иначе говоря, три команды играющих друг против друга на треугольной доске…

Ивинс взял за правило беседовать с больным после очередного чтения дневника, и Роу неизменно был готов, даже рад ответить на все вопросы.

Пациент поудобнее устроился в кресле. Лицо буквально сияет уверенностью, голос — звучный и глубокий, такой же впечатляющий, как внешность:

— Да, но помните, что иногда две команды временно объединяются против третьей. Правда, ненадолго. Потому что Игра Девяти всегда переменчива, я сказал бы, непостоянна. Каждый ход вносит сюда очередные изменения.

— Сюда?

— В то, что вы именуете реальностью, вселенной.

— Но где это «сюда»? Я имею в виду, где доска? В том, что вы называете «за кулисами»?

Роу невозмутимо улыбнулся.

— Я использовал метафору. Для простоты. Все находится за кулисами. Доска — единственное, что там есть. Остальное — это лишь поверхность; вся ваша жизнь — поверхностный слой, тоньше луковой шелухи, и все, что вы видите и о чем думаете, не более чем результат Игры.

Все та же старая песенка, хотя Ивинс продолжал упрямиться, как всегда, желая узнать о бреде пациента больше.

— Вы по-прежнему заявляете, будто мир — это то, что в представлении философов есть эпифеномен?[6]

— Ваш мир, — поправил Роу.

— Но не ваш?

— Только когда я, как вы объясняете, бодрствую и нахожусь в человеческом облике. Но не когда я один из Девяти.

— Когда вы спите…

— Если только ЭТО не сон. Как у Чанга Цзу.

— Да-да, — нетерпеливо отмахнулся Ивинс. — Тот китайский философ, которому приснилось, что он стал бабочкой, а потом, проснувшись, долго гадал, не бабочка ли он, которой приснилось, что он стал Чангом Цзу. Но в кого превращаетесь вы, когда теряете этот самый человеческий облик? Когда играете в Игру? И кто эти Девять?

— Я уже объяснял.

— Расскажите еще раз.

Роу нахмурился и заговорил, тщательно подбирая слова.

— Можете называть нас богами. Другого слова в вашем языке просто не найдется. Мы больше вас, куда больше, с лицами, светящимися так ярко, что глазам человека не выдержать этого блеска.

— Но как же вы различаете друг друга, если ваши лица сверкают? Откуда знаете, кто есть кто?

— Знаем.

— Вы женщины или мужчины?

— Ни то, ни другое. И то, и другое. Мы не делимся на эти категории.

Ивинс упорно продолжал, пытаясь услышать что-то новенькое или поймать Роу на противоречии, но пациент упрямо стоял на своем. Это самое раздражающее в параноиках: их бред на удивление устойчив и обладает некоей извращенной, не поддающейся никаким аргументам логикой.

Наконец он решил бросить Роу открытый вызов.

— Вы всегда говорите, что каждый ход в игре влияет на наш мир…

— Создает мир, — перебил великан.

— Хорошо, создает. Это означает, что вы способны предсказывать явления до того, как они происходят. По крайней мере, за небольшой срок до их осуществления. Итак, предскажите нечто такое, что я мог бы проверить.

— Хотите знать победителя завтрашних скачек? — рассмеялся Роу.

— Нет. Но это стало бы убедительным доказательством.

— Слишком тривиально, чтобы напрягаться.

— А я думал, вы за это ухватитесь.

— Куда больше внимания я уделяю другой форме ваших азартных игр. В вашем мире все довольно банально: некоторые вещи чуть больше, другие чуть меньше. Вы сказали, что ставите на акции и облигации.

— Не ставлю. Вкладываю деньги, — подсказал Ивинс, сгорая от желания услышать прогноз.

— В таком случае, следите за тем, что вы называете акциями предприятий высоких технологий. Избавьтесь от них не позже следующего вторника. Именно тогда выяснится, что все компании получили меньшие доходы, чем ожидалось, а это, в свою очередь, вызовет стойкое падение ценных бумаг на бирже.

— Неужели?

— Представьте себе.

— Благодарю, магистр Нострадамус.

Ответная улыбка Роу была таинственно-потусторонней, как у Будды.

Сначала Ивинс посмеивался над предсказаниями Роу, но внезапно обнаружил у себя неестественно пристальный интерес к биржевым ставкам. Мало того, он проверял свои акции едва ли не каждый час. В пятницу он не выдержал и вопреки здравому смыслу продал все, что имел — уверенность Роу начинала действовать на нервы.

В понедельник номиналы всех проданных им акций взлетели до небес. Ивинс чувствовал себя полным дураком.

Еще хуже стало во вторник, когда он понял, что полным дураком не оказался. Показатели ценных бумаг сползли вниз на целых сто тридцать девять пунктов. Ивинса буквально затрясло, когда в среду они упали еще на восемьдесят четыре пункта.

Вечером того же дня в дневнике Роу промелькнуло знакомое имя.

Клото ответила на перестановку Морриганом лепис-тремплеров, атакой своих тремплеров. Не слишком благоразумно, поскольку и те, и другие сшиблись лбами. Следующие трижды три хода будут отмечены грубой игрой.

Кажется, «Клото» — это из греческой мифологии? Ивинс уже встречал в дневнике еще одно имя — «Лахесис». Вторая из трех богинь Судьбы или Мойр. Интересно, почему не упомянута Атропос — та самая, что перерезает нить человеческой жизни.

Но кто такой Нимейн? Или Урт, о котором упоминалось несколько недель назад? И какое имя носил сам Роу, когда воображал себя одним из Девяти?

• Предыдущая
• 8/79
• Следующая