Еще жива - Шарай Владислав - Страница 11

• Предыдущая
• 11/71
• Следующая

— Потому что вам это уже снилось раньше?

Он неохотно улыбается. Его темные глаза серьезны.

— Много раз. И всегда одно и то же. Когда я оборачиваюсь, меня оглушает звук одиночного выстрела. Красные пятна на ее животе. Они быстро расходятся, и вскоре она вся в собственной крови. Я подбегаю, подхватываю падающую женщину, но слишком поздно. И я беспомощен.

— Человек, который всем может помочь, беспомощен, — констатирую я.

— Не всем, — улыбаясь, возражает он. — Не могу помочь тем, кого показывают в телевизионных реалити-шоу.

Солнечный свет — вот чем он пахнет. Я закрываю глаза на одно мгновение — и оказываюсь во дворе моей бабушки среди свежевыстиранных простыней, сохнущих под высоким летним солнцем. Снова открыв глаза, я вижу, что он смотрит на меня. Спрашиваю:

— И что это, по-вашему, значит?

Пожимая плечами, он тыкает в кнопку «стоп», и лифт возобновляет движение.

— Ничего, просто сон.

На плоскости его щеки обозначается ямочка.

— Если только это не что-либо другое. У меня для вас задание. Проявите во сне инициативу. Возьмите вазу в руки и посмотрите, что у нее снизу.

— Допустим, я это сделаю. И что?

— Тогда я приглашу вас на ужин.

Несомненно, именно этого я и хочу.

Лифт останавливается, заставляя нас слегка покачнуться. Доктор Роуз продолжает на меня смотреть в ожидании ответа.

Слова будто застряли у меня в горле, затем с трудом вырываются наружу.

— Мне очень жаль, — говорю я, — но это едва ли приемлемо. Однако если завтра наступит конец света, имейте в виду, я буду жалеть о том, что не приняла приглашение.

Но на следующий день конец света не наступил. Не наступил и через день. А через шесть месяцев человечество было уже слишком поглощено своим стремительным исчезновением, чтобы переживать из-за отвергнутых приглашений на свидание.

День тянется мучительно. Каждый последующий час тяжелее предыдущего. Теоретически, по мере приближения к Бриндизи все должно быть наоборот, но, как и любая теория, этой тоже нужно пройти испытание практикой.

Когда я говорю об этом Лизе, она спрашивает:

— А что в Бриндизи?

— Корабли. Точнее, корабль. «Элпис».

— Я могу поехать с тобой?

Утром ее глаза казались остекленевшими, но сейчас она свежа и бодра. В треугольном вырезе ее футболки видны выпирающие ребра — словно ксилофон, обтянутый кожей. Мои точно такие же под дождевиком.

— Если хочешь.

Правда, мне пока не приходило в голову, куда бы она могла податься без меня.

— Я на это рассчитываю.

— Ура! — Она хлопает в ладоши. — А куда идет корабль?

— В Грецию.

— И зачем тебе нужно в Грецию?

— Потому что там мне надо кое с кем встретиться.

Она обдумывает сказанное несколько секунд.

— А если его там не будет?

— Будет.

— Но если все же нет?

— Будет.

— Будет, — повторяет она.

У Бена воспаленные глаза, с покрасневшего ободка левой ноздри каплей свисает сопля.

— Ты видела Стиффи?

Сейчас 2:53 ночи. В последние пять часов я не видела ничего, кроме своих сумбурных снов. Пытаюсь сосредоточиться. Когда я в последний раз видела его кота? В тот вечер, когда приходил Джеймс? Это было два, нет, три дня назад. Видела ли я мармеладного котика с тех пор?

— Он пропал?

Идиотский вопрос. Конечно, он пропал, иначе Бена сейчас здесь не было бы. Но сон наполнил мой мозг туманом, который еще не полностью рассеялся.

Бен вытирает под носом рукавом и плотнее запахивает свою извечную вязаную коричневую кофту на своем тощем теле. Сейчас я замечаю, что он очень бледен, и не только от яркого света в прихожей.

— Ага, уже пару дней нет. На него это не похоже, правда?

— Далеко от своей кормушки он не уходит.

— Ага.

Мне жаль Бена, Стиффи — все, что у него есть.

— Хорошо, я поищу его. Через несколько часов мне уже вставать на работу, но вечером мы будем вместе его искать.

— Правда?

Я стараюсь его ободрить, и вскоре Бен уходит. Сон не возвращается, в эту ночь уснуть уже не удается. Пятница, последний день рабочей недели. Сегодня вечером я увижу доктора Роуза. А это значит, что я видела Джеймса три дня назад, а не два.

Пар поднимается над чашкой в моих руках, образуя тонкую дрожащую преграду, отделяющую меня от доктора Роуза. Он смотрит на меня, но не как на женщину — как на пациента. Между нашей прошлой встречей и нынешней он повернул невидимый переключатель, и теперь каждый из нас опять играет положенную ему роль. Я этому рада. Действительно рада. Потому что я люблю эти пятничные вечера и хочу увидеть его в следующий раз. И через раз.

— Почему вы этим занимаетесь?

Мои мысли отвлекаются от кофе.

— Почему я занимаюсь уборкой?

Он кивает.

— Поверите ли вы мне, если я скажу, что люблю физическую работу?

Секунды тикают, он молчит. Он не двинется дальше, пока я не позволю ему исследовать эту часть моей личности.

— Потому что, когда умер Сэм, я поняла, что жизнь очень коротка и что я больше не желаю тратить ее на то, что мне не по душе. Поэтому я нашла работу уборщицы, не требующую от меня больших умственных усилий, причем с достаточно высокой оплатой и приличными условиями. Она дает мне возможность обдумывать, что делать дальше, куда пойти учиться. И меня это устраивает. К тому же налицо немедленный результат: что-то было грязным, затем стало чистым.

— И кем бы вы хотели стать в дальнейшем?

— Хочу стать счастливой.

— Я бы хотел это видеть.

— Что случилось с твоими друзьями? — спрашивает Лиза.

— Умерли.

— Мои тоже.

И чуть позже…

— Ты думаешь, для них это лучше?

— Иногда.

— Почему?

— Потому что не каждый может с этим совладать.

— Но мы ведь можем.

— Мы делаем все, что в наших силах.

— Как ты думаешь, что с нами будет?

— Я не знаю, — отвечаю честно. — А ты что думаешь?

Она пожимает плечами.

— Думаю, что я скоро умру. Мне страшно. А тебе страшно?

— Иногда. Но я стараюсь на этом не зацикливаться.

Импровизированная трость Лизы беспрерывно постукивает, помогая ей одолевать милю за милей. Мозоли на моих подошвах и пятках превратились в твердые мясистые шишки.

— Ты когда-нибудь была влюблена? — спрашивает она.

— Да.

— И как это?

— Захватывает дух и приводит сердце в трепет.

— А я никогда не была влюблена. По крайней мере я так думаю. Был у меня бойфренд Эдди. По-настоящему бойфрендом он, вообще-то, не был, скорее просто друг. Он поцеловал меня один раз, а после этого больше ни разу со мной не заговорил. Я проплакала целую неделю. Как ты думаешь, это была любовь?

— Может быть. Только ты можешь знать это наверняка.

— Я думаю, это не было любовью. Надеюсь. Но также надеюсь, что это была любовь. Потому что я не хочу умереть, не влюбившись хотя бы один раз.

Джеймс сидит на софе и, откинувшись на спинку, сосредоточенно изучает учебник размерами больше, чем его голова.

— Ну и что ты думаешь, Человек дождя?

Я смеюсь.

— Боже мой, ты не можешь его так называть.

— Очень даже могу. — Джеймс подмигивает мне.

Рауль оборачивается ко мне от вазы и улыбается такой ослепительной улыбкой, что я вспоминаю о солнцезащитных очках.

— Я знаю, как они меня называют за глаза. Могло быть и хуже. Как у Джеймса.

Джеймс пожирает Рауля глазами каждый раз, когда отрывается от книги. Отчасти похотливо, отчасти восхищаясь квалификацией молодого коллеги.

Рауль не обращает на это внимания.

— Она, должно быть, древнегреческая.

Джеймс вскидывает голову, как попугай.

— Именно это я и сказал.

— Но из какой эпохи? — произносят они одновременно.

— Похоже на недостающее звено, — заявляет Рауль, — связывающее два исторических периода.

• Предыдущая
• 11/71
• Следующая