Княгиня Ольга - Антонов Александр Ильич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/90
• Следующая

И в гриднице все взорвалось. Даже сам Свенельд не предполагал, какую бурю негодования вызовуг его слова по поводу священника Григория.

— Огню, огню предать злодея! — кричал на весь зал старый воевода Карл.

— Веди нас в Берестово, воевода!

— Богомил, готовь кострище! — неистово поддерживали воеводу старцы и бояре.

Свенельд попытался утихомирить вельмож и старцев, но ему не удалось. И тогда вышел вперед Богомил и зычно крикнул:

— Дети бога разящего! Дети мироправителя! Слушайте мое слово, вашего пастыря! — В покое воцарилась тишина. — Еще конунг великий Олег пострадал от христианского колдуна Чура и пал жертвою. С той поры назареи проникли в наши города и именем Христа, сына безвестного плотника Иосифа, разрушают нашу многовековую веру. От их зловонного дыхания темнеет золото на голове мироправителя Перуна. От их гнусных слов скудеет воинский дух славян. Скоро на Руси не останется воинов, но только бабы да слуги назареевы. Потерпим ли сие нашествие назареев?! Седлайте коней, дети Перуновы, мчите в Берестово, схватите главного назарея Григория и бросьте его на жертвенник там же, в селе! Спасите великую княгиню от змеиного жала, коим был сражен конунг Олег!

Слово верховного жреца Богомила еще больше распалило боевой дух вельмож, старцев и воевод. Они как будто помолодели или проснулись от долгого сна, в коем пребывали уже несколько лет за отсутствием жертвоприношений на Перунов огонь. Язычники жаждали крови. В гриднице были и те, кто помнил Олега, который не запрещал жрецам после своих побед бросать на жертвенный огонь рабов и рабынь, приведенных в Киев из военных походов.

Гридница бушевала. Почтенные бояре кричали, как молодые безусые воины. Убеленные сединами старцы поднимали к потолку сухие и дрожащие от немочи кулачки, требовали покончить с назареями в Киеве. В помещение набились воины — сотня Свенельда и десятки гридней Претича, которых водил в походы князь Игорь. Отроки и гридни тоже поддались страстям, бушующим в зале и на дворе. Многие обнажили мечи и кричали, чтобы воевода Свенельд вел их в христианские кварталы. По всему было видно, что эта предрождественская ночь может стать последней для многих ни в чем не повинных киедлян.

И в самый высокий всплеск ярости, гнева, ненависти и жажды крови прозрел воевода Претич. Он понял, что этой ночью может случиться непоправимое, повторится то, чему он был свидетелем в Древлянской земле. Он отрезвел от угара, ум его прояснился и побудил к действию. Он крикнул своим воинам:

— Игоревы дети, за мной! Все за мной! — И выбежал из гридницы. Он побежал к казармам Игоревой дружины, и воины бежали следом. Возле казарм Претич увидел тысяцкого Блуда и приказал ему поднять своих воинов.

— Велю тебе встать заслоном вокруг кварталов, где живут христиане. Останавливай всех именем княгини, всех, кто вздумает туда ворваться! Повторяю, все делай именем княгини Ольги! Помни сие. И даже Свенельду закрой туда путь! Надеюсь на тебя, побратим. Я же иду с сотней к храму Святого Илии.

Не прошло и нескольких минут, как тысяцкий Блуд поднял своих воинов в седло, сотские получили задание и сотни одна за другой умчали в город. Покинул со своей сотней теремной двор и воевода Претич. Уже близ храма он позвал десятского Дамора и приказал:

— Скачи со своими в село Берестово, передай матушке княгине, чтобы береглась, а пуще священника защитила от людей Свенельда и Богомила.

— Сделаю, как велено, батюшка воевода, — ответил Дамор. Он позвал своих воинов и ушел с ними на рысях из Киева в морозную степь.

Ночь перед Рождеством расколола Русь на два лагеря. Но под рукой главного воеводы Свенельда оказалась лишь личная сотня воинов, с которыми воевода не расставался. Дружина его зимовала в Белгороде и не могла помочь идолянам в погроме киевских христиан. Однако в это время Свенельд и Богомил еще бушевали в гриднице и не знали расклада сил. Правда, воеводе Свенельду вскоре передали, что воины воеводы Претича уже умчались в христианские кварталы. И он был уверен, что Претич выполнит волю старейшин. Потому решал другое: кому и какими силами мчать в Берестово, дабы взять там назарея Григория. И было одно мнение у вельмож — только верховному жрецу дано выразить недовольство подданных княгине Ольге. Она хотя и назвала себя правительницей при Святославе, на самом деле ее по — прежнему величали великой княгиней. Да она и вела себя, как положено вести государыне.

Лишь Богомил хорошо помнил, как Ольга отказалась от титула великой княгини. И теперь он считал, что может проявить над нею всю полноту власти, ибо он по воле Перуна наречен верховным жрецом над всеми язычниками великой Руси и другому быть не дано.

На княжеском дворе нашлись теплые сани. Богомила посадили в них, укрыли медвежьими шкурами. Свенельд выделил Богомилу пятьдесят воинов. Он же прихватил еще троих услужителей. И вскоре, с разницей в один час после отъезда в Берестово Дамора, верховный жрец покинул Киев, окунулся в искрящуюся снегами под светом полной луны степь.

Исполнив свой долг на теремном дворе, воевода Свенельд поблагодарил старцев и бояр за участие в спасении великой княгини, поднялся в седло и повел оставшуюся полусотню в город, намереваясь принять участие в погроме христианских кварталов. Однако уже на подходе к площади храма Святого Илии Свенельд наткнулся на заслон из сотни воинов, выставленных Претичем. Знал Претич, что Свенельд явится на «потеху». Вот и решил остановить его от безрассудного шага.

— Прочь с дороги! — крикнул Свенельд, подъехав к воинам.

— Не велено пускать! — ответил тысяцкий Блуд.

— Ты что, ослеп, Блуд? Я же главный воевода! — тесня грудью своего коня тысяцкого, кричал Свенельд.

— Не велено пускать! — повторил Блуд и дернул поводья своего коня. Кони захрапели, оскалились.

— Чьим именем стоите? Где воевода Претич? Отвечай, — потребовал Свенельд.

— Стоим именем великой княгини. И потому будем стоять насмерть, — ответил Блуд.

Сей ответ охладил пыл Свенельда. Он понял, что ежели рваться вперед, то начнется междоусобная брань, чего он никак не хотел.

— Позови Претича, — велел Свенельд Блуду.

— Никак не могу. Я не знаю, где он, — Блуд, однако, знал, где Претич, но не хотел, чтобы Свенельд давил на него своей властью.

Главного воеводу задело самолюбие: как посмел Претич остановить его? Он сказал своим воинам:

— Ждите меня здесь, — Сам же рванул коня, наехал на Блуда.

— Прочь с пути! Я найду этого Претича под землей!

Молодой тысяцкий оказался разумен, он пропустил воеводу и вновь замкнул строй.

Воевода Свенельд и впрямь очень быстро нашел Претича. Тот мирно сидел в седле близ храма Святого Илии. Подскакав к нему, Свенельд осадил коня, зло спросил:

— Как ты осмелился встать у меня на пути?!

Претич ответил почтительно:

— Воевода батюшка, творю тебе же во благо.

— Но я выполняю волю совета старейшин. Сказано же выгнать всех назареев из Киева, дабы не мутили нашу веру!

— Слышал я сказанное на совете старцев. Однако есть еще устав великой княгини о терпимости к иноверцам и о почитании нравов и обычаев других племен и народов. Они же славяне, потому братья по крови.

— Я забыл Ольгин устав ей же на пользу, потому как иноверцы — назареи посягнули на нашу веру Они хотят отнять у нас великую княгиню. Вижу, что ты ослеп, воевода Претич. Тебе не место быть во главе дружины. И об этом я скажу великой княгине.

— Великая княгиня знает, чего я стою. И моя судьба в ее руках, как и твоя, воевода — батюшка.

— Ну вот что, воевода Претич, не сносить тебе головы. Свенельд не прощает обид.

Претич же оставался почтителен и сдержан.

— Я же говорю, батюшка воевода, что о тебе пекусь. А своей головы мне не жаль. Тебе же пора отдохнуть. Того и гляди, из седла упадешь. — И Претич с места послал коня рысью.

За ним последовали его воины. Свенельд остался на площади один. И впервые в жизни Свенельд почувствовал растерянность и колебание земли под ногами. Она будто уплывала куда?то в сторону. Он дернул поводья, и конь медленно побрел неведомо куда.

• Предыдущая
• 38/90
• Следующая