Последнее пророчество - Легостаев Андрей - Страница 4
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
Где-то там, далеко внизу, раздавались крики разгоряченных гневом и жаждой мести бывших сородичей.
Варрос, в надежде, что в устье реки какой-нибудь корабль набирает пресную воду, рвался туда.
На морском берегу он все понял, увидев полусожженный австазийский корабль с порванным парусом и переломанными веслами, вытащенный на берег. Вокруг на берегу валялись трупы, не пожалели ни рабов-гребцов, ни немногочисленных женщин, плавающих с пиратами. Исключение было сделано лишь для Сариты, и то, чтобы казнить ее публично. Засада, по всему видать, была хорошо подготовлена — ни одного погибшего потомка Леопарда на берегу не видно.
Варрос, постояв мгновение, резко развернулся и побежал обратно в горы, стараясь не нарваться на погоню. Он прекрасно отдавал себе отчет, что в родных горах ему больше не жить. К вечеру гонцы и барабанный бой оповестят все племена о скрывшемся беглеце, нарушившим и осквернившим законы чести потомков Леопарда. Но и выбраться с острова пока было невозможно — даже самый могучий и опытный пловец не в состоянии переплыть море, отделявшее архипелаг от Австазии или материка.
Оставалось одно — спрятаться в знакомых горах и, охотясь на диких животных, пересидеть погоню и дождаться какого-либо корабля, наняться выполнять любую работу и достигнуть берегов вожделенной Лунгарзии.
Варрос и верил и не верил одновременно в чудесное сновидение, посетившее его в ночь перед тем, как столь резко изменилась его жизнь. Не поддайся он странному порыву сострадания — когда-нибудь стал бы мудрым и уважаемым вождем своего народа…
Оружия у него не было, ни считая голых рук. Но отсутствие оружия не беспокоило юного охотника — в этих горах он вырос и чувствовал себя здесь, как дома.
Почти месяц он скрывался в прибрежных скалах, сделал себе новый нож, вырубил из молодого стройного деревца копье. Справил новую шкуру, выдержав изнурительный поединок с двухгодовалым пещерным медведем, оставившим отметины когтей на плече и спине Варроса на всю жизнь. Однажды он увидел издали белого жителя гор — ужасного монстра, издающего звуки, напоминающие рев роговых труб, которые завораживают любое живое существо, будь то хищник, олень или человек, подманивают к себе и убивают. Каждый потомок Леопарда, заметив белого жителя гор, обязан был бросить все, охоту или путешествие к другому племени, и бежать к ближайшей стоянке, оповещать старейшин о появлении чудовища. Любой его сородич так и поступил бы. Но Варрос никуда не пошел, он уже не потомок Леопарда, он — изгой, приговоренный собственным народом к жуткой казни.
И каждый вечер Варрос взбирался на высокое облюбованное дерево, чтобы, прячась в густой листве, посмотреть на море, где за далеким маревом горизонта скрывалась Лунгарзия, явившаяся ему в чудесном сне. Он смотрел — не появится ли в предзакатной мгле корабль, чтобы пополнить в реке запасы пресной воды.
Своего часа он наконец-то дождался — корабль не был похож ни на лунгарзийский фрегат, ни на быстроходную орнейскую галеру, хотя тоже был с длинным рядом мощных весел и под парусом.
Варрос быстро спустился с дерева и, не забывая об осторожности — ведь он приговорен соплеменниками к смертной казни, бросился к морскому берегу, чтобы успеть к кораблю до его отплытия: долго у этих берегов торговые суда старались не задерживаться.
Он успел вовремя — почти в полной темноте хмурые матросы закатывали по трапу бочки с водой. Варрос подошел к стоявшему в стороне мрачному мужчине с витой плетью в руке.
— Довезите меня до Лунгарзии, — попросил Варрос, — во время пути я буду выполнять любую самую тяжелую работу.
Только сейчас до юноши дошло, что мужчина может не знать языка потомков Леопарда. Но тот знал, он смерил презрительным взглядом дикаря и кивнул на последнюю бочку:
— Взвали на плечи и тащи, — немного коверкая слова, сказал он. — Посмотрим, на что ты способен.
Варрос с легкостью взвалил тяжеленную бочку и чуть ли не побежал по трапу: дивная Лунгарзия уже маячила у него перед глазами. Он поставил бочку рядом с остальными и повернулся к взошедшему на борт мужчине с плетью.
— Ну как, гожусь?
— Годишься, — с усмешкой на губах кивнул тот.
И тут же сокрушительный удар сзади обрушился Варросу на голову.
Очнулся он уже закованным в цепи, по лицу стекали струи воды.
— Очухался? — еще сильнее, чем первый мужчина, коверкая слова, произнес огромный австазиец со свисающими складками густо поросших волосами груди и живота. Он был в одних широких штанах, даже без сапог. Лицо его украшала отвратительная гримаса, долженствующая означать улыбку. — Вставай! Пшел в трюм, там теперь твой дом родной!
Варроса бросили в грязное, темное, вонючее помещение, переполненное людьми — такими же, как он теперь, рабами-галерниками.
К нему подошли двое рослых, грязных мужчин, тоже в кандалах.
— О, какой очаровательный мальчик! — воскликнул один из них. — Не хочешь полюбить меня, птенчик?
Варрос промолчал, поскольку фраза была произнесена на австазийском, из которого он знал едва несколько слов, да и те имели отношение не к любви, а к смерти.
Детина приблизился к Варросу, обнял его, обдав волной отвратительной вони. Привыкший к запаху пота и смерти Варрос и то почувствовал дикое отвращение. С Варроса попытались снять его шкуру, обернутую вокруг бедер. Варрос оттолкнул незнакомца.
— Ах ты, тварь, не хочешь по-доброму?! — ничего хорошего в тоне детины не было.
Намерения его ясно отражались на лице. Вокруг сверкало множество любопытных глаз, раздались подбадривающие галерника возгласы.
Варрос звериным, врожденным чутьем понял, что опасность надвигается стремительно и времени на раздумья или переговоры нет. Да он и не собирался вступать в переговоры — перед ним враг. А с врагом разговор короткий. Варрос словно забыл, что с ним произошло и где он.
Он взмахнул правой рукой с тяжелым кандалом, одновременно поведя левой, чтобы не шибко длинная цепь не помешала удару. Он не бил кулаком — железо наручника попало прямо по виску насильника. Тот с диким криком инстинктивно отступил на шаг и кулем рухнул вниз.
В грязном помещении на мгновение повисла мертвая тишина. И тут же взорвалась десятком криков — слов было не разобрать.
Распахнулся люк, и по лестнице быстро спустились в трюм четверо воинов с мечами и плетьми в руках. Галерники подались к стенам, указывая на Варроса и распростертого перед ним мертвеца. Товарищ убитого что-то быстро говорил солдатам на австазийском.
Двое подхватили мертвеца за ноги и подняли наверх — голова со спутанными волосами и искаженным гримасой смерти лицом билась о жерди лестницы. Один солдат недвусмысленно подтолкнул Варроса, чтобы тот тоже выбирался на палубу.
Наверху его били — кулаками, рукоятями мечей, ногами в тяжелых сапогах.
Очнулся он, когда ярко светило солнце. Он был прислонен к борту, в весельную прорезь лился добрый свет, столь неподходящий для вонючего полутемного помещения, врывающийся снаружи морской ветер трепал Варросу волосы. Перед ним ровно двигалось весло, которым гребли трое соседей по скамье.
— Пить! — едва нашел он силы вытолкнуть просьбу из разбитых и опухших как шляпки лесных грибов губ.
Ответом ему последовали свист плети и острая боль в плече; соседи отодвинулись, чтобы ненароком не досталось и им, но не прекратили натужного движения весла. Бой большого барабана задавал медленный, непрерывный ритм.
Так дикий вольный охотник стал галерником на пиратском корабле.
Больше полугода гребцы не выдерживают — умирают от непомерных нагрузок и постоянных ударов плетьми. Варрос сидел за тяжелым веслом почти два года.
В первую же ночь после дня напряженной однообразной работы он хотел покончить с собой, но в последнее мгновение призрачный прекрасный город из сновидения встал во всех своих сказочных подробностях перед глазами. И Варрос решил бежать.
Он пытался сделать это семь раз, но его ловили и нещадно били, иногда ломая ребра, так что потом резкая боль пронзала тело при каждом взмахе весла, а тяжелый бой барабана не давал передохнуть ни секунды. Но после каждого избиения, прежде чем вновь усесться за весло, он еще несколько суток маялся привязанным к мачте на верхней палубе, под палящим солнцем, облепленный слепнями и прочей гнусью. И в полдень, когда терпеть сил уже нет, пираты специально выводили остальных гребцов, чтобы полюбовались, какие муки ждут провинившегося.
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
