Молитва любви - Лей Тамара - Страница 4

• Предыдущая
• 4/69
• Следующая

– Внук, – пробормотал он. – Единственное, о чем я прошу тебя.

Жалость переполнила сердце девушки, заглянувшей в умоляющие, полные отчаяния глаза отца. Он был беспомощен, жалок. Он страдал, сердце его было разбито… Да, этого человека она больше не боялась… этот человек должен был быть ей хорошим отцом в течение последних десяти лет. Может быть, еще не поздно. Склонившись к несчастному старику, она порывисто прижалась губами к его морщинистой щеке.

– У вас будет внук, я обещаю, – прошептала она. – Клянусь.

Подняв голову, девушка посмотрела в глаза, засветившиеся благодарностью и затуманившиеся слезами.

– Спасибо, – тихо вымолвил он и сильнее сжал руку девушки. Через несколько мгновений старик уже спал.

Выйдя из комнаты, Грей тихо закрыла дверь и стала спускаться вниз по лестнице. Но не успела она сделать нескольких шагов, как за спиной послышался звук, который привлек ее внимание. По спине девушки пробежали мурашки, когда ей пришлось бросить взгляд на маленькую часовню в конце коридора. Факел горел только возле комнаты Эдуарда, поэтому трудно было разглядеть что-либо в полумраке.

Больше всего на свете Грей хотелось сделать вид, что она ничего не слышала, и вернуться к споим повседневным занятиям, но она понимала: нужно наконец преодолеть ужас перед воспоминаниями, тревожившими ее сон с первого дня пребывания в Медланде.

Девушка расправила плечи, глубоко вздохнула и двинулась вперед. «Откуда этот странный шум?»; – размышляла она, не позволяя воображению связать пугающие звуки со смертью брата. Может быть, крыса или ветерок шевелит тростник на полу часовни, успокаивала она себя.

Чем ближе она подходила, тем яснее различала царапание и учащенное дыхание. Сердце Грей подпрыгнуло. Резко остановившись, девушка стала всматриваться в темноту.

– Кто здесь? – громко спросила она дрожащим голосом.

В ответ не раздалось ни звука, но вскоре послышалось хриплое рычание. В следующее мгновение из темноты выскочил какой-то громадный зверь и остановился прямо перед ней.

Грей прижала ладонь к гулко бьющемуся сердцу, крик ужаса застрял в горле. Наконец она рассмотрела в полумраке большую, свирепого вида собаку.

– Ворчун! – воскликнула девушка.

Глядя на хозяйку большими преданными глазами, с языком, свисающим из пасти, пес так усердно махал хвостом, что спина у него прямо ходуном ходила.

Грей с облегчением опустилась на колени и обняла собаку.

– Противный ты пес, испугал меня, – пожурила она его, увертываясь от влажного собачьего языка.

Гладя собаку по голове, Грей улыбалась при воспоминании о том, как испугал ее этот пес, явившийся знакомиться с новой хозяйкой в день ее приезда. До сих пор она редко имела дело с собаками и уж конечно никогда не видела таких огромных, поэтому вскрикнула от страха, когда Ворчун за обедом покорно положил ей голову на колени. Девушка испытала очередное унижение, так глупо испугавшись, потому что собака сидела неподвижно, не собираясь ее кусать, а мужчины вокруг разразились смехом.

Грей предложила псу вкусный кусок в надежде, что он уйдет, наевшись, но пес все время возвращался. Эдуард пренебрежительно посоветовал не кормить собаку, а бить – тогда пес не будет надоедать. После этого брошенного вскользь замечания желание защитить преданного пса сменило в душе Грей страх.

С этого дня Ворчун – так назвала его Грей из-за склонности издавать низкие рокочущие звуки -привязался к молодой хозяйке и не раз доказывал ей свою преданность, стараясь услужить всеми силами.

Грей с содроганием вспомнила одну из ночей.

Через неделю после возвращения в Медланд, когда сэр Уильям подошел к ней в холле, где она собиралась лечь спать. Будущий муж стал злобно насмехаться над ней, отпускать жестокие, унизительные замечания. Грубые пальцы оставляли синяки на нежной коже, когда его руки стали ширить по трепещущему телу. Хотя сэр Уильям должен был стать ее мужем, и вряд ли удалось ли ей избежать насилия, но Грей сопротивлялась изо всех сил.

Отпор, который дала Грей, не охладил пыла Уильяма. Казалось, он даже радовался, что она сопротивляется. Он сорвал с девушки одежду и, уже сжимая ее обнаженное тело, пригрозил, что если она родит ему ребенка с такой же отметиной, как у нее самой, он убьет его своими собственными руками.

Это вселило в душу Грей еще больший ужас, чем неминуемое насилие.

Она уже готова была криком позвать на помощь, как появился Ворчун. С лаем он кружил вокруг Уильяма, припадая на передние лапы и готовясь к прыжку.

Мужчина, у которого хватило храбрости лишь силой покорить слабую, испуганную женщину, поспешно ретировался, предоставив Грей возможность излить свою благодарность нежданному защитнику.

Вспомнив о своем решении не предаваться неприятным воспоминаниям, Грей выпрямилась.

– Пошли, – позвала она собаку, – я найду тебе вкусный кусочек.

Собака, однако, вернулась к двери часовни и снова принялась скрести когтями дерево и повизгивать.

Грей закусила нижнюю губу. «Сколько же можно избегать это место?» – спросила она себя. Рано или поздно она должна войти туда и побороть свои страхи. Иначе ей никогда не освободиться от них.

– Хорошо, – сказала Грей. – Посмотрим, что так интересует тебя там, Ворчун.

Сделав еще несколько шагов, она положила дрожащие пальцы на ручку двери, а потом, сглотнув слюну, толчком открыла дверь.

Ворчун сразу же устремился вперед. В часовне царила темнота, совсем не так, как в день приезда, когда сияние свечей заливало все вокруг. Сегодня часовня выглядела сумрачно, лишь из маленького окошка, открытого для проветривания, проникал дневной свет.

Перекрестившись, Грей переступила порог. Взгляд ее сразу же упал на высокий стол у противоположной стены. В ту первую ночь в Медланде на том столе лежал ее брат. Его израненное, растерзанное тело разлагалось, издавая тошнотворный запах, который, казалось, чувствуется здесь до сих пор.

Сама того не желая, Грей как бы заново переживала события той ночи, когда Эдуард привел ее в эту часовню. Она была не в силах перешагнуть через порог из-за ужасного запаха, и отец силой втолкнул ее внутрь.

– Хочу, чтобы ты своими глазами увидела Филиппа, – сказал он, – чтобы ты знала, как жестоко расправились с ним. – Подтолкнув девушку вперед, он откинул покрывало, закрывавшее останки Филиппа, лицо которого застыло в жуткой предсмертной гримасе.

– Видишь раны на его руках и груди? – спросил отец, пробегая пальцами по застывшему телу. – От этих ран он бы оправился. Убила его стрела.

Подавив приступ тошноты, Грей спросила:

– Стрела?

Раны от стрелы видно не было.

– Да, стрелу пустили в спину, – последовал ответ. В свете мерцающих свечей лицо отца налилось кровью, глаза застыли. Неподвижно глядел он на мертвого сына, устремившего невидящий взгляд в пустоту.

Грей торопилась покинуть часовню и дернула отца за рукав.

– Пойдемте, – позвала она, – поговорим в другом месте. Здесь…

– Это была та самая сучка из Бальмейнов и ее брат! – оборвал барон свою дочь, яростно бросив обвинение.

Грей вскинула голову. Бальмейн? Ведь именно в этой семье Филипп учился быть доблестным рыцарем. Да, она была уверена в этом. Их владения граничили с Медландом.

– Боюсь, я чего-то не понимаю, отец, – сказала Грей. – В этом виноваты Бальмейны?

Барон поднял взгляд от мертвого тела, на лице его отразилась такая жгучая ненависть, что сердце Грей сжалось от ужаса.

– Да. Гильберт Бальмейн вызвал твоего брата на поединок, а когда Филипп стал брать верх, его хитрая сестрица пустила ему стрелу в спину.

Грей испуганно вскрикнула. Хотя ее привязанность к членам семьи была не слишком сильной вследствие жизни вдали от родного дома, но несправедливость, допущенная по отношению к брату, вызвала негодование в душе.

– Почему? – прошептала она. Эдуард сжал плечо дочери:

– Это месть сестры Бальмейна за то, что Филипп разорвал помолвку с ней.

Грей не знала о помолвке брата. Отчаяние охватило ее при мысли о потерянных вдали от мирской жизни годах. Может быть, все обернулось бы иначе, если бы мать осталась в живых, а сама Грей выросла в Медланде.

• Предыдущая
• 4/69
• Следующая