Пламя страсти - Лей Тамара - Страница 49
- Предыдущая
- 49/79
- Следующая
В следующее мгновение вдова невольно передернула плечами. Боже, какая сумасбродная мысль!
— Ваш дядя уверен, что мы уже согрешили. Он пригрозил мне тем, что отправится к епископу и расскажет о нас, если мы не прекратим наши отношения. Иво собирается потребовать для нас наказания, Лайм.
Глаза лорда Фока засветились совсем другим огнем.
— А что вы ему ответили?
— Разумеется, все отрицала. А потом… я, конечно, поступила не как истинная христианка, но я сказала ему, что если он обратится к высшей церковной власти, то я сделаю то же самое. И пообещала рассказать епископу о нападении разбойников.
— И о том, что ответственность за него лежит на Иво, да?
Джослин покачала головой.
— Нет, этого я не говорила, но, думаю, ваш дядя понял, что я имела в виду.
Некоторое время мужчина задумчиво молчал.
— Сомневаюсь, что ваша угроза надолго остановит его. — Убрав пальцы с ее подбородка, он отвернулся. — Старый дьявол! С первого дня моего рождения он стоял между мной и тем, что мне принадлежит.
Что ему принадлежит? Она не ослышалась? Нет, не может быть, чтобы Лайм причислил и ее к тому, на что, по его мнению, имел права. Нет, не может быть.
Но растерялась не только Джослин, но и Лайм. Слова неосознанно сорвались с его губ. Смысл сказанного он понял слишком поздно, когда ничего уже не мог изменить. Проклятие! Повернувшись, мужчина испытующе посмотрел на прекрасную вдову и по выражению ее лица мгновенно понял, что его слова не остались незамеченными.
— Я хочу тебя, Джослин, — выдохнул он, тщетно убеждая себя в том, что испытывает лишь физическое влечение. — Но я не готов рисковать: нас могут отлучить от церкви. Иво нужны лишь доказательства. Если же он получит их, то не побоится угрозы и немедленно отправится к епископу. Мой дядя, боюсь, успокоится только в могиле. Или тогда, когда окончательно избавится от меня и завладеет Эшлингфордом. Правда неизвестно, что произойдет раньше.
На лице Джослин появилось выражение сомнения и растерянности.
— Я много узнала за последнее время. Но до сих пор не могу понять, почему Иво вас ненавидит лютой ненавистью. Он ведет себя так, словно вы отобрали у него баронство.
— Да, вы правы.
— О чем вы говорите? Даже если бы ваш отец назвал наследником не вас, им все равно стал бы Мейнард. У отца Иво не было шанса.
В мгновение ока воспоминания снова нахлынули на Лайма. Словно согнувшись под тяжким бременем прошлого, он опустился на скамью.
— Наверное, мне придется объяснить кое-что.
— Да, придется, — согласилась хозяйка Эшлингфорда.
— Несмотря на то, что отец любил мою мать, он знал, что не может жениться на ней. В то же время Монтгомери Фок должен был оставить после себя наследника. Дед не позволил бы ему взять в жены простолюдинку, поэтому ему все равно пришлось бы выполнить свой долг и жениться на Анне, с которой он долгие годы был помолвлен. Моя мать любила отца так сильно, что не хотела делить его ни с кем. Она девятый месяц носила меня под сердцем, когда решилась тайком покинуть замок. Поначалу отец старался забыть ее, но в конце концов не выдержал и, отказавшись от прав на Эшлингфорд, отправился искать ее, чтобы жениться на ней.
— Значит, в случае смерти вашего деда именно Иво получил бы Эшлингфорд.
— Да, и он мог бы в течение двух недель сложить с себя обязанности священника, чтобы получить то, чего желал всю жизнь.
Джослин задумчиво опустилась на скамью рядом с лордом Фоком.
— Но ваш отец вернулся.
Лайм напрягся. Женщина находилась так близко, что он едва устоял от соблазна прикоснуться к ней. Усилием воли подавив порыв, мужчина вонзил ногти в ладони.
— Отец нашел мою мать за день до моего рождения. Но я появился на свет слишком рано, чтобы стать законнорожденным. Папа так и не успел жениться на любимой женщине. А спустя несколько часов после родов она умерла. — Лайм не помнил мать, но при мысли о ее смерти его всегда охватывала безграничная печаль. Возможно, потому, что Монтгомери Фок до конца дней скорбел по ней. — Если бы не я, отец не вернулся бы в Эшлингфорд. Во мне же он видел возможность исправить допущенную ошибку. Твердо вознамерившись в один прекрасный день сделать меня своим преемником, Монтгомери Фок привез меня в баронство.
— И его отец, ваш дед, простил его? — поинтересовалась Джослин.
— Да. Зная, что Иво не достоин титула и положения барона, он завещал Эшлингфорд моему отцу, тем самым отвергая Иво.
— Но неужели старый барон согласился, узнав, что его сын намерен сделать наследником незаконнорожденного ребенка? Если он возражал против женитьбы Монтгомери Фока на простолюдинке, то, несомненно, не мог принять вас с радостью.
— Да, он не мог принять незаконнорожденного полуирландца, — сказал с горькой усмешкой Лайм. — Только через год после смерти старого барона отец сообщил всем, что считает меня своим наследником. Так как никто не возражал, разумеется, кроме Анны и Иво, он решил, что даже если они после его смерти будут оспаривать мои права на Эшлингфорд, король признает бароном именно меня.
Джослин сосредоточенно обдумывала услышанное.
— Видимо, Анна тоже ненавидела вас.
Вспомнив оскорбительные слова, пинки и пощечины, которыми изо дня в день одаривала его мачеха, мужчина печально проронил:
— Не больше, чем Иво. Хотя надо сказать, что у нее были причины для ненависти. В конце концов, отнимая баронство у Мейнарда, я отнимал его и у нее.
Взгляд Лайма соскользнул с лица молодой вдовы на ее колени, где лежали судорожно сжатые руки. Пальцы женщины в отчаянном бессилии сжимали ткань юбки. Казалось, только усилием воли ей удавалось удержать руки на месте, не позволяя им прикоснуться к нему, Лайму. Боже, ведь именно он заставляет ее так страдать! И все же… все же он вынужден поступать именно так, чтобы не причинить ей еще большую боль, ради благой цели. Но прав ли он?
Проследив за его взглядом, Джослин тоже посмотрела на свои руки и, осененная догадкой, замерла.
— Значит, вас, а не Мейнарда хотел видеть бароном Монтгомери Фок, — попыталась она утешить Лайма. — Не вы принимали решение, и здесь нет вашей вины. Как нет моей вины в том, что Оливера признали наследником Эш-лингфорда.
В следующее мгновение мужчина неосознанно протянул руку и накрыл ладонью ее дрожащие от волнения пальцы. Боже, что он делает?
— Теперь Я это знаю, Джослин. Простите меня за все. Я был не прав, считая, что вы с Мейнардом, вступая в брак, договорились отнять у меня Эшлингфорд.
Вдова сочувствующе смотрела на него. В ее прекрасных, выразительных глазах засверкали слезы.
— Вам не за что извиняться, — прошептала она. — Я все понимаю, Лайм. Все.
Несколько секунд мужчина колебался, затем, не устояв перед соблазном, осторожно убрал прядь жгуче-черных волос, спадавших на лоб Джослин, и обнял ее. Он ожидал, что она сразу же отпрянет, но ошибся: женщина, затаив дыхание, приоткрыла губы так, словно хотела что-то сказать.
Лайм склонил голову. О, какое божественное ощущение! Прикосновение ее губ напомнило ему первый весенний день после долгой суровой зимы. От нее веяло свежестью и цветами.
Внутренний голос твердил ему, что пора остановиться. Но Лайм не мог оторваться от ее губ и впился в них жадным поцелуем. Тихое дыхание Джослин лишь распаляло его желание. Язык мужчины все глубже и глубже погружался в глубины ее рта. Да, он желал жену своего покойного брата. Только ее. Ему страстно хотелось медленно, не торопясь, снять с нее одежду, часть за частью обнажить прекрасное тело, изучить каждый изгиб ее соблазнительной груди, волнующих бедер, упругого живота. Когда же, наконец, она останется совсем обнаженной, он осторожно уложит ее на пол и начнет ласкать, целовать каждую частичку ее тела, каждую ямочку. Джослин будет принадлежать ему. Только ему.
— Мой господин!
На неожиданно раздавшийся голос Лайм не мог не обратить внимания, хотя ему и не хотелось прерывать поцелуй. Его тело мгновенно напряглось, он резко отстранился от женщины, встал и повернулся к лестнице, туда, где на нижней ступеньке в нерешительности переступал с ноги на ногу сэр Хью. Обычно великана-управляющего было не так просто привести в замешательство, но сейчас, застигнув Лайма и Джослин в столь пикантной ситуации, он выглядел смущенным и растерянным. Покраснев до корней волос, сэр Хью с притворным вниманием разглядывал стены, стараясь не смотреть на господ.
- Предыдущая
- 49/79
- Следующая
