Звезда гарема - Лей Тамара - Страница 77

• Предыдущая
• 77/93
• Следующая

– Останься, Александра, – услышал он собственный голос. – Останься и поговори со мной, пока Эрве будет надевать на меня доспехи.

Глубоко вздохнув, девушка высоко подняла плечи. Обернувшись, она презрительно произнесла:

– Совершенно ясно, где находится твое сердце, Люсьен де Готье. И мне не надо ни единого его кусочка.

– Ты так думаешь? Действительно, ни единого кусочка? – У де Готье и в мыслях не было дразнить ее, но слова сами собой пришли на ум. – А как же любовь, о которой ты столько говоришь?

– Я очень люблю тебя, – отреагировала она, – хотя мне очень стыдно, что я признаюсь тебе в этом.

Люсьен поднялся.

– Оставь нас, Эрве.

Нерешительно потоптавшись, брат исчез.

Наконец они остались одни. Как долго они не были наедине, слишком долго. Сжав руки перед грудью, девушка смотрела на де Готье. Он решительно направился к ней, и лицо его оставалось бесстрастным, хотя она знала, что раны его болели.

Мужчина остановился на расстоянии вытянутой руки.

– Ты потеряла перчатку, – сказал он, указывая взглядом на ее обнаженную руку.

Александра взглянула на перчатку на другой руке.

– Да.

– Может, она была отдана какому-нибудь рыцарю в знак признательности?

– Может быть.

Он удивленно поднял брови.

– Опять сэру Рексолту?

– Нет, другому. Люсьен шагнул к ней.

– А как же знак внимания ко мне? – откидывая рыжие локоны с ее лица, сказал Люсьен. —Что ты преподнесешь мне на память перед последним сражением?

Напоминая себе, что все еще сердится на него, Александра боролась с искушением поцеловать его ладонь.

– Что ты хочешь получить от меня? – как можно небрежнее спросила дочь Катарины. – Мой пояс? Чулки? А что ты скажешь по поводу оставшейся перчатки?

Де Готье довольно долго смотрел ей в глаза, потом перевел взгляд на брошь, прикрепленную к ее плащу. Дотронулся до броши, затем пальцы его скользнули по нежной шее девушки, заставив замереть ее сердце. Секундой позже плащ упал на пол.

– Мне нужна только память, – сказал Люсьен, глядя на нее горящим страстью и нежностью взглядом.

Девушка понимала, что должна оттолкнуть его так же, как он когда-то оттолкнул ее, но была не в силах пошевелиться, даже когда его пальцы стали расстегивать пуговицы на ее платье. «Разозлись! – приказывала себе дочь Байярда. – Он растоптал твою гордость, не позволяй ему делать с собой все, что ему захочется».

Его грубая шершавая ладонь накрыла ее грудь, заставив Александру вздрогнуть и прижаться к нему. Ее гнев исчез.

– Ты... не надо... – слабо запротестовала она. Большим пальцем мужчина нежно провел по затвердевшему соску.

– Кому ты принадлежишь, Александра? – задал он вопрос, низко склоняя голову. Его губы находились в нескольких дюймах от ее рта.

«Ему, только ему и никому другому».

– Я... – девушка судорожно вздохнула. – Люсьен, не участвуй больше в поединках. – Подняв руку, дочь Байярда дотронулась до покрытого синяками лица де Готье. – Возьми меня в жены, и земли будут твоими.

Мужчина нежно провел губами по ее рту.

– Не могу, – пробормотал Люсьен и затем снова задал свой вопрос: – Кому, Александра?

Заглянув ему в глаза, она поняла, что нужно говорить только правду.

– Тебе, – прошептала она. – Я принадлежу тебе, Люсьен де Готье.

Ее любимый улыбнулся.

– Хорошо, а теперь подари мне знак признательности.

Прижимая податливое тело Александры к обнаженной груди, Люсьен раздвинул языком ее губы и начал ласкать ей рот.

Девушка мгновенно забыла о событиях последних нескольких недель, застонав от разгоревшегося в ней желания. Руки ее сомкнулись у Люсьена на шее. Это было то, чего она так давно хотела, – начало великого обладания, огромной страсти, в которой ей когда-то было отказано. Может, сегодня ей суждено узнать?

Лаская одной рукой ее грудь, а другой нежно гладя по спине и ягодицам, Люсьен погрузил язык глубже. Языки влюбленных слились в бешеном танце любви.

Тело Александры пронизала дрожь, и она затрепетала от счастья, почувствовав затвердевшее доказательство его желания, упершееся ей в живот. Его рука, скользнув под платье, дотронулась до обнаженной внутренней поверхности бедер. От нахлынувших ощущений девушка глубоко вздохнула и запрокинула голову. Рука Люсьена поднялась выше, мягко касаясь влажной расщелины.

– Пожалуйста, Люсьен, – умоляла Александра странным, надтреснутым голосом, показавшимся ей чужим. – Сейчас.

Люсьен мгновенно отреагировал, убрал руку и переложил ее на бедро. Не выдержав, он застонал от досады.

– Нет, еще нет. Еще не время и тем более сейчас. Мне надо надевать доспехи и готовиться к поединку.

Понадобились долгие секунды, прежде чем смысл сказанного дошел до Александры. А когда это, наконец, произошло, девушка крепко зажмурила глаза, потом открыла их, втайне надеясь, что ее страстное желание сбудется. Но ничего не произошло.

– Прошу тебя, пожалуйста, не надо сражений... Прямой, немигающий взгляд Люсьена сказал ей, что спорить бесполезно. Отвергнутая Александра замолчала. Мужчина заботливо одернул ей юбки, убрал руку с груди и прикоснулся пальцем к ее вспухшим губам.

– Ты уверена, что испытываешь любовь ко мне?

Дочь Байярда кивнула, но убедить де Готье было не так-то легко.

– Посмотри на меня, – приказал он, – я не красавец, весь в шрамах, не говоря уже об этом, – он дотронулся до полумесяца, навечно запечатленного на лице. – Да и раньше меня вряд ли можно было назвать красивым, не то что Винцента или Эрве;

Дерзко протянув руку, Александра дотронулась до шрама, заканчивающегося у внешнего угла глаза.

– Да, это правда, что ты некрасив, – согласилась дочь Байярда, глядя ему прямо в глаза. – Не сравнить с Винцентом или Рашидом. Но здесь, – она приложила руку к груди, где тяжело ухало и колотилось сердце, – здесь ты самый красивый, Люсьен, или будешь таким, если себе позволишь. Ты человек, которого я люблю.

«Может, она действительно другая, – подумал мужчина. – Не похожая на тех двух, с которыми я был помолвлен?»

С момента ее прибытия в Корберри он внимательно наблюдал за дочерью Байярда, но ни разу не заметил, чтобы она смотрела на его брата коровьими влажными глазами, как другие женщины. В самый первый день турнира Люсьен видел, с какой неохотой Александра, стоявшая у стола со знаменами и шлемами, разговаривала с Винцентом. А когда он отошел, она ухитрилась что-то сделать у стола, чего он не понял, да и остальные тоже.

И только гораздо позже, да и то случайно, де Готье, понял, что она сделала. Приняв шлем из рук оруженосца, он увидел начертанный на отполированной поверхности крест. Александра благословила его.

В нем сейчас постепенно возрождалась, ширилась и росла вера в женщин. А потом эта чертовка вдруг оказала внимание сэру Рексолту.

От огорчения де Готье чуть не рехнулся. Память об этом горьком чувстве, а вовсе не стремление во что бы то ни стало получить назад свои земли, заставила его сражаться в тот день и вновь бороться все это время. Тягостное воспоминание давало ему силы побеждать каждого очередного противника и принимать новые вызовы, даже когда от усталости вес его доспехов грозил пригвоздить его к земле.

– Мы поговорим об этом позже, – отходя от Александры проговорил он.

Девушка горячо молилась, чтобы ее собеседник произнес слова любви, открыл ей свое сердце, как это сделала она, но тот не внял ее молчаливым увещеваниям. Люсьен или слишком горд, чтобы их сказать, или в нем горит лишь желание плоти, а не стремление души.

Смесь гнева, огорчения и страха за его жизнь, опасения, что он может получить серьезное ранение или вовсе погибнуть в схватке, заставили Александру сказать:

– Если бы ты по-настоящему любил меня, ты бы никогда так не поступил. Ты бы сложил оружие и отверг вызов.

Его взгляд стал жестким.

– Это что, ультиматум?

Ультиматум? Она никогда не думала, что ее просьбу можно выразить таким словом, но если есть возможность предотвратить этот бой, почему бы не воспользоваться военным термином?

• Предыдущая
• 77/93
• Следующая