Практика Сергея Рубцова - Далекий Николай Александрович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/41
- Следующая
Когда Сергей вернулся в кабинет Николаева, майор сидел за столом. Вещи Смирнова, за исключением часов и мешочка с коронкой, были уложены в чемодан.
Кияшко встретил Сергея беспокойным взглядом.
— Ну, как себя чувствуйте, товарищ Рубцов? Бодрее, свежее? Отлично. Теперь слушайте: рецепт пошел в лабораторию, в отношении бритоголового согласовано с начальством. Если он в поезде, его задержат. Кроме того, будет обследован поезд и постараются обнаружить место, где было совершено убийство, а также опрошены свидетели. Я имею в виду всех, кто мог видеть Смирнова в поезде. Вы сильно подозреваете бритоголового?
«Если у него будут обнаружены документы с фамилией, начинающейся буквами «Ди» или «Ды» и его отчество начинается с буквы «Д», это наверняка — Смирнов», — хотел было ответить Сергей, но передумал и сказал уклончиво:
— Важно узнать его фамилию, имя и отчество.
— Ага! — усмехнулся Кияшко, — на этот раз «не утверждаю», а «склонен думать». Прекрасно! При задержании бритоголового сфотографируют. Я просил фотографию выслать самолетом. Завтра к вечеру она вместе с другими материалами будет у нас. Тут мы его кое-кому покажем.
На этот раз Кияшко показался Сергею суетливым и даже немножко заискивающим. Видимо, дело Смирнова и то, что в розысках этого явно подозрительного человека допущены проволочки, всерьез обеспокоило майора. «Вот тебе и «шведская спичка», — угрюмо думал Сергей.
— Мне-то что, я практикант… А вас, товарищ майор, следует полагать, ожидают большие неприятности по службе».
Но то предполагаемое наказание, какое, по мнению Рубцова, мог понести майор за свое излишнее спокойствие и странную беспечность, не утешало Сергея. По своему душевному складу он был чужд злорадства, и неудачи других могли его только огорчать. Кроме того (и это было главное!), он чувствовал свою личную ответственность — дело Смирнова с первого же дня было поручено ему. Что с того, что он как практикант застрахован от серьезного взыскания даже в том случае, если Смирнова не сумеют найти.
Все равно вина перед народом останется на нем — он упустил врага.
Судя по всему, майор Кияшко был далек от таких мрачных размышлений и не испытывал особых угрызений совести в связи с последними неприятными событиями.
К нему вернулось обычное благодушное настроение. Похлопывая ладонью по листам с записями Рубцова, он заявил бодрым тоном:
— Между прочим, одобряю этот метод. Есть такой афоризм: самая хорошая память не может заменить самого плохого карандаша. Это — верно! Значит, Голубев как ушел из своей квартиры, так и пропал. Куда же его понесло?
Рубцов рассказал о том, что он узнал о Голубеве от Милицейского следователя.
— Ну, этот учитель далеко от нас не уйдет, — небрежно и, как показалось Сергею, самоуверенно заявил майор. — Кстати,/ как вы думаете, товарищ курсант, кого легче разыскивать — молодого или старика, если тот и другой пытаются скрыться?
Ожидая ответа, Кияшко почти с детским любопытством смотрел на Рубцова.
— Старика. Почему? Молодой бойче, резвее, ему легче убежать? — хитровато прищурился майор.
— Нет, не только это. Стариков значительно меньше, чем молодых, и, мне кажется, они приметней. Не каждый доживает до шестидесятилетнего возраста.
— Пожалуй, верно, — вздохнул майор и приложил руку к боку.
— Ох, в наш век атомной энергии и рака…
Он что-то вспомнил, быстро взглянул на часы, крякнул, с удовольствием потирая руки, и подытожил разговор неожиданно бодрым выводом.
— Да, жизнь наша коротка. Посему, товарищ курсант, едем те ко мне, пообедаем и махнем на стадион. Сегодня должна быть интересная игра. Билеты есть. Вы как насчет футбола?
Сергей был изумлен такой беспечностью.
— Товарищ майор, думаю, мне следовало бы еще поработать…
— Э, работа! Есть такая украинская пословица — от работы волы дохнут… — заявил Кияшко.
— Работы будет много. С этим Смирновым придется еще повозиться… Но сейчас-то делать вам нечего. Все равно нужно подождать сообщения о результатах, которые получим по нашему заданию, а их получим только ночью. Вот и отдохните, вам нужна свежая голова. Поехали, а то на матч опоздаем.
Весь вечер Сергей провел с майором Кияшко. И в кругу семьи Кияшко оставался таким же самым, каким знал его Сергей по службе, — грубовато-добродушным, бодрым, неунывающим здоровяком. Жена и дети (детей было четверо: два мальчика и две девочки), видимо, обожали своего «старого», как называла майора его жена. За обедом Кияшко пил «Ессентуки» № 17, при этом хватался свободной рукой за бок и хитровато поглядывал на Сергея. На матче Кияшко проявил свой характер полностью. Он то кричал, подбадривая игроков, то, сунув пальцы в рот, оглушительно свистел, волновался, негодовал на судью, принимавшего якобы неправильные решения, спорил с соседями, толкал их локтем, ерзал на скамье, дергал ногами, когда игроки синегорской команды били по воротам противника, словом, вел себя, как отпетый и невоздержанный юный болельщик футбола.
Рубцов также с интересом следил за игрой, но его сознание как бы раздваивалось. Хлопая в ладоши, когда синегорцы забивали гол, он; в то же время под грохот аплодисментов и радостный рев зрителей думал: «Предположим, Смирнов убил неизвестного, фамилия которого начинается на буквы «Ди» или «Ды». Какова цель убийства? Желание ложной смертью запутать свои следы или Смирнов охотился за документами неизвестного? Скорее всего, и то и другое. Кому же тогда фабриковал документ Голубев?»
Все оставалось по-прежнему неясным, кроме одного — Смирнов жив. Но и это было не фактом, а предположением, зиждущимся на шатком основании — рецепте, найденном в кармане убитого. Бритоголовый пьянчуга из шестого вагона разжигал фантазию Сергея. Неоднократно Рубцов при помощи различных догадок уже готов был утверждать, что бритоголовый не кто иной, как Смирнов, ловко одурачивший своих соседей, проводника, начальника поезда и его, Сергея. Даже то, что он, по словам женщины, явился в свой вагон и заснул «как убитый» почти на два часа раньше того момента, когда произошло убийство неизвестного, даже это не смущало Рубцова. Он спотыкался на другой, мелкой, но удивительной по своей правдоподобности детали. Сергей помнил, как бритоголовый, только что проснувшись, обратился к старушке: «Мамаша, я вам свою кружечку давал…» Старушка вернула чашку и сказала: «Вот она, сынок. Как же! Раз я взяла чужую вещь…»
Эта чашечка с синим ободком разрушала все предположения Сергея. Смирнов мог обрить голову, мог занять место своей жертвы в вагоне, он мог, наконец, быть похожим на того, кого он убил, и поэтому соседи по купе не заметили «подмены», но как он мог знать и помнить такую мелочь, как то, что «его» чашечка находится у старушки?.
Матч закончился. Победили синегорцы со счетом 5: 4. Кияшко казался очень довольным — он, конечно, «болел» за свою команду. «Эпикуреец», — с чувством раздражения подумал о нем Сергей, когда они выходили в шумной толпе из ворот стадиона.
Как было условлено, ровно в двенадцать часов ночи Рубцов позвонил майору. Тот пригласил практиканта зайти к нему в кабинет.
— Частично расшифровали ваш рецепт, — сказал Кияшко, показывая увеличенные фотоснимки рецепта, на которых некоторые недостающие линии букв были обозначены пунктиром. — Он выписан для получения ихтиоловой мази некоему гражданину по фамилии «Дымин» или «Дынин» — по поводу одной буквы эксперты колеблются. Инициалы — «И. Д.». Фамилию врача сам черт не разберет, но он, как можно заключить из штампа, работает в какой-то второй поликлинике. В нашей второй городской поликлинике штамп иной, не подходит, придется искать…
— Мало ли вторых поликлиник… — невесело сказал Сергей.
— А не так-то и много! — возразил майор, — Рабочие поселки, маленькие города отпадают. Нет, это дело легкое, так сказать, чисто техническое. Если эта поликлиника находится где-либо в наших краях, то дней через пять, а может быть, и раньше рецепт будет полностью расшифрован. Кроме того, мы будем располагать всеми анкетными данными об этом Дымине или Дынине.
- Предыдущая
- 24/41
- Следующая
