Привяжи меня! - Дэвитт Джейн - Страница 21
- Предыдущая
- 21/75
- Следующая
Он услышал, как Оуэн выдохнул, словно ждал ответа, затаив дыхание, и задумался, не было ли это испытанием, а не выбором. Стерлинг все еще не мог свыкнуться с мыслью, что подчинение так возбуждало его после стольких лет борьбы за то, чтобы никомуне подчиняться, неудивительно, что Оуэн тоже сомневается.
Тот намотал шелковую ленту, все еще обвивающую запястье Стерлинга, себе на руку и повел его к кровати.
– Я мог бы сделать это несколькими способами, но тому, что поза «положив на колени» так и не вышла из моды, есть основание, кроме того, это моя любимая позиция для спанкинга. – Он поднял руку. – И я могу перечислить множество причин, почему лучше пользоваться этим, а не щеткой или паддлом, хотя для более долгих сессий это и непрактично. Я ударю тебя ровно двадцать раз, достаточно, чтобы кожа горела, но на самом деле это только первое знакомство. Двадцать – почти ничто. Просто для разогрева. Ты должен считать про себя, и если я остановлюсь и спрошу, до скольки ты успел досчитать, надеюсь, что ты ответишь, или придется добавить еще два удара. Какие-нибудь вопросы?
Сердце Стерлинга бешено стучало, и он рассеянно подумал, сколько месяцев жизни потерял из-за этого выброса чистого адреналина. Хотя на самом деле его это не волновало.
Вопросы? Единственный вопрос, который возник у Стерлинга, это почему он все еще стоит, если мог бы уже лежать на коленях Оуэна.
– Я не… нет. Никаких вопросов. – Двадцати шлепков уже казалось недостаточно, но он доверял Оуэну, который сел на кровать и стал ждать. Оуэн не должен ждать.
Пытаться понять, как лучше лечь другому мужчине на колени, было очень неловко. Стерлинг участвовал в спанкинге лишь однажды – и это была игра, он просто пару раз шлепнул другого парня по заднице – одетого парня. Сейчас, прижимаясь грудью к бедрам Оуэна, он снова почувствовал себя неуверенно.
Первое прикосновение ладони Оуэна, поглаживающей ягодицы, заставило его забыть обо всем, что должно было случиться. Напряжения, обычно охватывавшего Стерлинга, когда его трогали там, словно и не существовало; он хотел, чтобы его трогали, если это делал Оуэн, к тому же это ведь не секс, а спанкинг.
Оуэн прижал ладонь к пояснице Стерлинга, удерживая его на месте, и слегка сменил позу, раздвинув колени, так что члену Стерлинга не обо что было потереться. Пальцы ног зарылись в густой мягкий ковер у постели, кончики пальцев рук могли дотянуться до пола, если бы Стерлинг расслабился и разжал стиснутые кулаки.
– Готов? – спросил Оуэн и, только дождавшись хриплого «да», ударил.
Стерлинг ждал этого и все равно громко охнул от удивления. Оуэн даже не пытался смягчить первый шлепок; его ладонь обрушилась вниз, сильная и горячая, отчего по ягодице растеклись жар и боль. Боль, причиненная не от гнева, не от разочарования… боль, от которой защитные барьеры Стерлинга таяли, как лед на солнце, оставляя его открытым перед Оуэном, что радовало и пугало одновременно.
Мысленно уцепившись за «один» – число словно помогало держаться, обещая еще девятнадцать точно таких же ударов, – Стерлинг вдруг понял, что приподнимает бедра и раздвигает ноги, молча умоляя об очередном шлепке.
Следующий оказался еще сильнее – как будто первый был проверкой – и Стерлинг тихо вскрикнул, когда легкое жжение усилилось. Чтобы удержать в уме «два», ему потребовалось время, а затем последовал третий удар, почти такой же по силе, как и второй, но так как нервные окончания стали чересчур чувствительными, более болезненный. Он снова вскрикнул, вспомнил, что надо считать, но при следующих ударах мозг словно отключился, сознание сосредоточилось на боли и секундах между ударами. Задница горела, горло саднило от вырывавшихся вскриков, голова кружилась.
– Сколько? – спросил Оуэн, когда Стерлинг готовился к очередному приливу боли, ждал ее.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы собраться и сообразить, что нужно ответить, но тут он понял, что сбился со счета. Было три, а потом, наверное, еще восемь.
– Эмм, одиннадцать? – попытался угадать он.
Оуэн сухо усмехнулся.
– Хорошо, что не я преподавал у тебя математику. Нет. Двенадцать. А это значит, что осталось?..
Поразительно, как трудно оказалось сосредоточиться, чтобы выполнить задачку, с которой справился бы и пятилетний ребенок. Происходящее заставило его надломиться – как физически, так и эмоционально – раздробило на множество неровных осколков, но не из-за болезненных, жалящих шлепков, а из-за стараний не поддаваться настойчивой пульсации члена, не кончить. Если он уже был возбужден, когда ложился Оуэну на колени, то сейчас все стало еще хуже. Он не мог описать свое состояние словами; он никогда, никогда раньше не был на грани оргазма на протяжении столь долгого времени. Никогда не осознавал, что сделает с ним простой запрет.
– Десять, – сказал он, и какой-то бунтарской частью рассудка пожелал, чтобы снова ошибся, и Оуэн добавил два удара. Стерлинг хотел еще. Это была пытка, и он не знал, как долго сможет сдерживаться, но боль, сладкая, обжигающая, такая долгожданная, того стоила.
И да, ему было любопытно, каким будет наказание, при одной только мысли об этомвозбуждение становилось просто невыносимым.
– Десять, – повторил Оуэн строгим голосом, посылая озноб по спине Стерлинга. – Не сбивайся больше, Стерлинг. Сосредоточься, прошу тебя.
Следующие три удара пришлись на одно и то же место, Стерлинг просто не мог терпеть – на глазах выступили слезы. Перед глазами все расплывалось, слезы капали на пол, когда он зажмуривался. Еще два шлепка по тому же месту, и Оуэн перешел к другому, оставив в покое пульсирующую кожу.
Всего пять, значит, осталось столько же. После следующего удара Стерлинг резко втянул в себя воздух, а потом выдохнул, слезы потекли всерьез – он плакал. Пытался взять себя в руки, подавить всхлипы, но потерял всякий контроль – он не мог сдержать волну, которая росла годами. Хоть и с трудом, но Стерлинг продолжал считать удары той частью мозга, которая еще могла считать, так что когда Оуэн остановился и снова спросил:
– Сколько, Стерлинг?
Он ответил уверенно, хоть и слабым голосом:
– Де-девятнадцать.
Глаза все еще жгло от слез, член ныл. Не так, как плечо когда он его вывихнул – та боль была просто ослепляющей, перед глазами расплывались белые круги, у него даже откололся кусок зуба оттого, с какой силой он их стискивал. Сейчас он хотел кончить, кончить немедленно.Он так долго ждал, его ягодицы должны быть уже ярко-красными.
Нет, он не кончит. Не станет. Как бы больно ни было, как бы здорово он себя ни чувствовал, Стерлинг был упрям и не собирался позволять себе кончить.
Последние три удара были ничуть не менее болезненными, даже несмотря на то, что дело близилось к концу; Стерлинг тяжело дышал через рот, слезы продолжали течь, губы пересохли, член все так же сочился смазкой. От острой боли последнего удара его член предостерегающе дернулся, но Стерлинг не стал ждать, чтобы увидеть, что случится – он без разрешения вскочил с колен Оуэна и обхватил пальцами основание члена, с такой силой сжимая, чтобы не кончить, что застонал.
– Простите, – выдохнул он. – Простите, мне надо было…
Оуэн ничего не сказал, и это молчание подействовало на Стерлинга как ведро холодной воды на голову, чуть успокоив возбуждение и превратив желание «сейчас-сейчас-сейчас»в просто «скоро». Никакого одобрения или укора, Оуэн просто смотрел на него, слегка нахмурившись и прищурив глаза. Молчание затянулось, а потом Оуэн поманил Стерлинга пальцем.
– Ложись обратно, – сказал он, и стало совершенно ясно, что Оуэн им недоволен. Но когда Стерлинг, наскоро вытерев мокрое лицо, подчинился – тело требовало разрядки, мышцы протестовали, не желая возвращаться в положение, в котором находились так долго, – Оуэн прижал прохладную – левую – ладонь к коже, которая сейчас должна была быть ярко-красной, забирая часть жара, а правой – горячей и шершавой – погладил Стерлинга по бедру.
- Предыдущая
- 21/75
- Следующая
