Время пришло - Эльтеррус Иар - Страница 19

Халег издал неопределенный звук и кивнул.

– Я могу на вас рассчитывать, если потребуется?

Виконт пожал плечами:

– Я предпочитаю карьеру военного.

Герцог усмехнулся и ничего не сказал, он привык к подобной реакции на дела второго аррала.

– Можете идти.

Халег слегка поклонился и пошел. Страха или неприязни ко второму арралу и Мертвому Герцогу лично он, в отличие от многих, не испытывал, но и желания заниматься подобными делами не имел.

Не прошло и пары месяцев после выхода Лодана в отставку, как по предместью столицы, на самой окраине которого поселился мастер, пошли слухи. Недавно закончившаяся война была первой на памяти большинства, и мечты о военных подвигах вскружили головы юного поколения. Люди судачили, что мастер-лучник в одиночку перестрелял вражеский заслон, чем и обеспечил одну из решающих побед в войне. Лодан не имел понятия, откуда пошли эти слухи, хотя некоторая часть правды в них присутствовала, и втихомолку посмеивался, но совершенно не представлял, к чему может привести людская молва.

Вскоре чуть не половина окрестных подростков ходила за Лоданом по пятам, а молодые люди постарше старались отловить мастере наедине, чтобы расспросить о войне и попроситься в ученики.

Неожиданно для всех Нэдри выбрал Марни, нескладного мосластого юношу лет девятнадцати с конопатым лицом и рыжими вихрами. Парень работал грузчиком в порту и за обучение честно приносил назначенную мастером плату, не догадываясь, что она была чисто символической по меркам других мастеров. Нэдри знал, что парень содержит себя и сестру. Их родители умерли несколько лет назад.

Однажды вечером на пустыре в перерыве тренировки с Марни Лодан спросил нового ученика, с чего тот решил стать именно лучником и почему выбрал обучение за деньги у мастера, а не завербовался в королевские войска, где жалованье, наоборот, платили бы ему.

– Я хочу стать генералом, – покраснев, ответил парень и, глядя на онемевшего от изумления наставника, сбивчиво пояснил: – В Военную академию берут только аристократов. Чтобы получить титул, надо стать отличным бойцом и прославиться на войне, например, застрелив вражеского генерала, командующего сражением.

Мастер только охнул, услышав о планах своего подопечного.

– Ты думаешь, что будет еще одна война? – слегка рассеянно спросил Лодан.

– Конечно, а как же… – уверенно ответил Марни.

Мастер не нашелся что ему ответить, причин для новой войны не было никаких, но таковых и для прошедшей тоже не было, не считая желания дорских аристократов вернуть свою власть.

– Вербоваться в армию я не хочу потому, – продолжал ученик, – что вряд ли меня там будут учить стрелять. Узнав, что я работал грузчиком, пошлют строить укрепления. А настоящий мастер, говорят, может все.

Лодан приподнял брови, он знал продолжение этой поговорки: «… даже сделать из быка танцовщицу». Вот так! Сам назвался мастером, никто за язык не тянул. Конечно, он знал, что большинство мастеров выбирают одаренных учеников и потом гордятся их успехами. Неумех не любит никто. Но раз уж он считает себя мастером…

И Нэдри вернулся к обучению новичка со всей тщательностью и терпением.

Шаги мо мокрой прибрежной гальке, солнце стремится к закату. Это все уже было много лет назад, когда Ирион впервые очутился в неизвестном ему мире. Галька поскрипывала под сапогами. Молодой человек задумчиво шел, поглядывая то на изумрудные волны моря, то себе под ноги. Он вернулся на острова после многих лет, проведенных на руднике среди болот. Острова почти не изменились с тех пор, а вот его старый знакомый рыбак Сиглан совсем постарел. Ирион нашел приятеля на одном из небольших зеленых островов в центре архипелага, где тот мирно проживал в аккуратненьком домике вместе с улыбчивой и такой же пожилой рыбачкой. Они нашли друг друга лишь на склоне лет, всю прежнюю жизнь Сиглан провел бобылем. В том ли оказалось его счастье, которого Ирион пожелал другу при расставании?..

Солнечные лучи расплавленным золотом вливались в тонкие синие пряди облаков над горизонтом. От нагретых за день камней веяло теплом. Так тихо и так спокойно, словно мир только появился из вод океана и ему пока неведомы печали и заботы.

Молодой человек присел на галечник и задумался. Где же его собственный путь, его собственное счастье? После прохода через Кольцо Богов он почувствовал, что чужой мир наконец-то принял его, признал своим. Потом он был счастлив с Леалой и детьми даже вдали от моря, среди бескрайних болот, где мало кто из пришлых оставался жить по доброй воле. Но что-то новое, непонятное с каждым годом зрело в нем, чтобы теперь заявить о себе. Ирион долго бежал от него, не понимая, что это и как жить дальше. Но неизвестное настигало, пока наконец его собственная маленькая жена не сказала напрямик, что сплетни о нем как о сыне духа озера могут быть правдой. Но почему мать не сказала ему об этом сама?

Ирион снял с себя всю одежду, бросил на гальку подальше от прибоя и вошел в море. Чем дальше он заходил, тем меньше чувствовал сопротивление воды и напор волн, как будто шел в облаках, которые кажутся плотными только издалека. Небольшие волны ласкались к нему так, что молодой человек даже смутился, но продолжил свой путь.

Когда прибрежная отмель закончилась, Ирион нырнул и поплыл, опускаясь все глубже. Еще в детстве он мог не дышать очень долго, а теперь дышать и вовсе не хотелось, словно молодой человек плыл по воздуху, парил, опускаясь в глубину. Сначала становилось все темнее. Лучи солнца, пронизывающие толщу вод и превращающие ее в небывалый, играющий всеми оттенками живой самоцвет, начали блекнуть. Но неожиданно Ирион увидел свет, подобный солнцу, исходящий откуда-то из глубины, и направился к нему. Свет становился все ярче, но не было понятно, откуда он исходит. Золотисто-зеленые и золотисто-голубые волны с горящими огнем прожилками накладывались друг на друга, сплетаясь в невиданные фантастические узоры, все это двигалось и дышало, как живое, и от него исходило необыкновенное тепло – тепло дома. «Мама!» – вскрикнул про себя Ирион. Та, которая воспитала его и назвалась приемной матерью, оказалась родной, сейчас он не то чтобы понял это, скорее ощутил всем телом, и ему захотелось расплакаться. «Почему ты не рассказала обо всем, мама?!» – вырвалось у него, стало очень обидно, что он не знал, не понимал всего связанного с его рождением раньше.

На фоне мерцающих переливов начали появляться образы. Первым появилось женское лицо, обретшее черты матери, потом лицо очень странного и очень красивого мужчины. «Отец», – подумал Ирион. Он хотел заговорить с родными, но не успел, их видения пропали, и возник образ странной женщины, той самой, что представилась некогда заезжей сказительницей. Женщина пристально, с интересом взглянула на Ириона, что-то произнесла и тоже исчезла. Картины перед глазами юноши замелькали быстрее и померкли.

Очнулся Ирион на берегу невдалеке от оставленных им вещей, хотя не помнил, как выходил из воды. Грудь болела, кружилась голова, и немного подташнивало, наверно он пробыл внизу слишком долго и погрузился слишком глубоко. Обо всем увиденном под водой будет еще время подумать. А пока, со стоном перевернувшись на живот, молодой человек встал и начал искать место для ночлега и плавник для костра.

Легкая лодка быстро скользила по невысоким волнам широкого пролива, отделяющего архипелаг от материка. Ирион, сидя на дне, почти не управлял ею, он думал, и суденышко больше слушалось мыслей, чем рук, хотя сам молодой человек этого не замечал.

Уезжая на острова искать Сиглана, а главным образом собственный путь, Ирион оставил семью в небольшом прибрежном поселке милях в десяти от той самой конторы, возле которой они сошли на берег. Сначала молодой человек хотел отправиться на острова со всей семьей, чтобы показать места, ставшие его первым пристанищем в этом мире. Они обладали своим особым очарованием, сильно отличавшимся от странного мира болот и даже от сурового побережья материка. Но потом он не без намека жены рассудил, что, много лет не посещая острова, даже не знает, где нынче можно остановиться на ночлег, а ведь у них теперь дети. Поэтому Ирион, оставив знакомство семьи с Райнским архипелагом на следующий раз, отправился один на легкой верткой лодке, напоминавшей сделанную некогда Сигланом.