Ленточка на небосклоне - Лейнстер Мюррей - Страница 7
- Предыдущая
- 7/12
- Следующая
Шестеро неуклюже одетых мужчин толкали сани, а Кальхаун хмурился, сидя в них. Мургатройд начал дрожать от холода, и Кальхаун засунул его себе под парку. Мургатройд повертелся, чтобы устроиться поудобнее, и через некоторое время его нос высунулся из-под подбородка Кальхауна, чтобы принюхаться к морозному воздуху, но очень скоро снова нырнул под парку: его мордочка покрылась кристалликами льда.
В двух милях от города-пастбища сани остановились. Один из сопровождающих Кальхауна мужчин повернул что-то под сиденьем саней, заработал двигатель. Люди облепили странный экипаж, который стал медленно двигаться, а потом сани вдруг метнулись вперед и заскользили вниз по крутому склону. Они набирали скорость, снег поднялся с обеих сторон и взметнулся, образуя волны, похожие на те, что оставляет катер на воде. Сани низверглись в лавину чистейшего снега и звук двигателя усилился эхом, многократно повторившимся в горах.
На протяжении получаса Кальхаун совершал такую поездку на санях, которую трудно описать словами, потому что здесь смешались восторг, красота и ужас скоростного спуска, когда хочется кричать от страха. По сравнению со спуском на санях в снежной лавине космические перелеты Кальхауна можно было сравнить с чтением книги у камина холодным и неприятным ноябрем где-нибудь в Лондоне.
Вот сани резко выскочили из-за ледяных скал, сверкающих в свете негасимой ленточки на небосклоне, и понеслись вниз так быстро, что ветер буквально звенел в ушах. Затем двигатель заработал громче, сани притормозили, почти поползли. Гибкость конструкции саней помогала экипажу управлять ими. Четверо мужчин сложили сегменты саней, и сани в полном смысле этого слова начали извиваться по поверхности ледника, где мелкие и крупные наросты перемежались с острыми ледяными вершинами.
Но вот сани остановились, тонкие трубки выдвинулись из полозьев и образовали вместе с санями мост через очередную расщелину, затем они снова спустились по склону. Трубки исчезли, взвыл двигатель — и сани поползли к гребню горы. На фоне сине-золотого неба стали видны горы разной высоты, образующие, очевидно, местные горные цепи. Последний раз сани совершили захватывающий дух спуск с горы в долину, промчавшись через естественный туннель, и начали приближаться к скалистому обрыву. Видимо, эта скала и была их местом назначения. На глубине нескольких тысяч метров Кальхаун увидел темное удлиненное пятно не более трех квадратных километров, Сине-золотое сияние не освещало эту полоску земли, но то, что земля подогревалась искусственно, было совершенно очевидно. Это была та самая обогреваемая подземными элементами питания луговинка, которая окружала энергорешетку в Городе—Один. От этой темной проталины в снегу шел пар, образуя над землей своеобразную «крышу», которую рвал в куски налетающий ветер.
Сани замедлили скольжение и остановились на краю скалы у каменного строения, если это можно было так называть. Внизу хорошо была видна долина.
— Это мы, — громко сказал Хант. — Мы привезли его. Все в порядке?
— Не все!.. — глухо ответил невидимый голос. — Они сбежали! Сначала ему удалось вырваться, он освободил ее, и они убежали! Нам надо было убить их тогда еще, когда мы первый раз их поймали. А мы этого не сделали и совершили ошибку!
Человек в санях, казалось, окаменел от этого сообщения, от общего чувства трагедии и потери всякой надежды.
Кальхаун ждал. Хант не двигался. Один из сопровождающих его плюнул со злостью. Другой пошевелился.
— Зря старались, — снова произнес тот же хриплый голос из темноты. — Вся эта суета, оказывается, ни к чему.
Кальхаун деловито спросил:
— Что случилось? Мои пациенты сбежали?
Снова заговорил невидимый глухой голос (обладатель его, кажется, был на грани бешенства):
— Это медик со звездолета? О котором мы слышали? Конечно, они сбежали: этот мужчина и девушка. Они сбежали вдвоем. И это после того, что мы влезли в неприятности с Городом—Три только потому, что не уничтожили беглецов сразу. И еще вляпались в неприятности с Городом—Один, когда проникли туда, чтобы вывезти вас с корабля Медслужбы! — Голос еле сдерживался от гнева. — Нам следовало их убить или дать им возможность умереть тогда… Пусть бы погибли в снегах, как они этого просили!
Кальхаун покивал головой просто так, сам себе, никто и не заметил. И опять начал анализировать ситуацию на планете, а точнее, продолжал анализировать ее. Наличие запрета общения между коммунами-сообществами является синдромом, указывающим на то, что каждое сообщество под угрозой наказания своих членов борется с теми из них, которые страдают синдромом изоляции, чтобы запретить всякого рода общение вне пределов данного сообщества. Скорее всего, молодые люди поддались романтическому чувству. А правила обоих сообществ запрещают смешанные браки: они опасны для выживания целого сообщества. И чем строже запрет, тем больше шансов подобного поведения среди представителей этих сообществ, особенно юного поколения. Это не было новостью для Кальхауна. Ни для кого не секрет, что в условиях изоляции и строгих правил, принятых в обществе, обаяние чужака всегда притягательно для отдельных членов и опасно для общества. Известно, что экипажи звездолетов становятся очень популярны на тех планетах, где колонии поселенцев очень немногочисленны, а полеты туда редки. Не менее понятно и то, что девушка не может найти себе жениха в своем малом сообществе, и спасением для нее является отлет на другую планету, если ей удастся сэкономить денег на «проезд». Кальхаун мог предсказать нарушение всех традиций и законов, а равно и карантинных мер, как только начал размышлять над ситуацией, сложившейся на этой планете. И бешеная злоба, вызванная этим «особым случаем» (бегством молодых людей), была вполне естественной.
Некая девушка, должно быть, влюбилась, а некий молодой человек, без сомнения, ответил ей взаимностью. Они полюбили друг друга так сильно, что приняли изгнание от обоих сообществ и решили начать новую жизнь подальше от них, уйдя в теплые земли, куда они физически никогда не смогли бы дойти. Для тех, кто полюбил, это было равносильно самоубийству. И это же явилось причиной конфликта, даже войны, для тех, кто неукоснительно выполнял правила сообщества.
Хант снова заговорил. Его голос приобрел более трагический тон:
— Покончим с этим! Это — мои проблемы. Я сделал все это для своей дочери. Я хотел, чтобы она не умерла. Я заплачу за попытку спасти ее. Они будут удовлетворены… в Городе—Три… и в Городе—Один, если вы скажете им, что я виноват и вы изгнали меня навсегда.
Кальхаун резко спросил:
— Что происходит?
Человек, невидимый из тени, ответил, не скрывая неприязни:
— Его дочь Ним была на посту, чтобы предотвратить проникновение из Города—Три. А они выставили постового против нас. У обоих были передатчики, и они стали разговаривать друг с другом. Потом она взяла видеоприставку, и он, наверно, тоже. В конце концов они решили, что стоит умереть вместе, и сбежали, надеясь дойти до теплых земель. Но шансов у них не было никаких!
Кальхаун отметил про себя, что теплыми землями они, очевидно, называли экваториальный пояс планеты.
— Надо было отпустить их, и пусть бы умерли! — с печалью сказал Хант. — Но я убедил Совет разрешить мне привести их. Мы были очень осторожны, чтобы не заразиться! Я запер их по отдельности, и я… я надеялся, что моя дочь не умрет от болезни, распространенной в Городе—Три. Я даже надеялся, что молодой человек не умрет от болезни, которая, как считают в Городе—Три, есть у нас и которую мы не замечаем, а они могут умереть от нее. А потом мы услышали о вашей посадке в Городе—Один. Мы не могли вам ответить, но мы все слышали, даже эту «торговлю» с больной коровой. И мы слышали о медиках со звездолетов, которые умеют лечить болезни. Я надеялся, что вы сможете спасти Ним, чтобы она не умерла от болезни из Города-Три. Мои друзья рисковали очень многим, чтобы привезти вас сюда. А они, моя дочь и молодой человек, сбежали. Опять.
Снова вмешался хриплый голос:
- Предыдущая
- 7/12
- Следующая