Любимый мой - Леклер Дэй - Страница 19

• Предыдущая
• 19/26
• Следующая

— Не знал, что такое вообще возможно, — начал он, — но ты действительно напугала Джимбо.

— Наверно, мой список дел вывел его из равновесия, — не оборачиваясь, согласилась Шейн.

— Джимбо сейчас дрожит в моем кабинете, как испуганный щенок, — усмехнулся Чэз. — Надеюсь, он не намочит ковер.

— Прости, — в ее голосе слышались веселые нотки, — я просто хотела организовать все как можно лучше.

— Сделай мне одолжение: постарайся поменьше организовывать втихую, тогда твой помощник обязательно вернется. — Шейн согласно кивнула, и Чэз спросил:

— Родились какие-нибудь идеи?

— У меня очень много задумок. Полагаю, ты приготовил это для Сариты?

— Угадала.

Шейн открыла коробочку, которую держала в руках, и извлекла оттуда куколку. Чэз считал, что именно такая кукла приведет в восторг маленькую девочку: фарфоровое лицо, длинные черные волосы, открывающиеся и закрывающиеся большие карие глаза, атласное платьице с кружевами, туфельки. Но сейчас он чувствовал, что ошибся, а где и в чем — не знал.

— Я слышал, маленькие девочки очень любят ярких кукол, — неуверенно объяснил Чэз.

Шейн закрыла глаза, неожиданно почувствовав усталость. «Ну почему такой заботливый человек, как Чэз, убедил себя, что он бессердечный? Это просто не укладывается в голове!» подумала она, а вслух сказала:

— Она прелестна. Сарите понравится твой подарок.

— Я хочу подарить ей эту куколку на Рождество или просто так, чтобы она чувствовала себя как дома. Неплохо придумано, да?

Только сейчас Шейн осознала, насколько важен для Чэза этот ребенок, и поняла, что ей никогда не занять в его сердце столько места, сколько занимает Сарита.

— Думаю, это замечательный подарок для нее, сказала она, поднимаясь. Чэз удержал ее за руку:

— Я что-то не то сказал?

— Нет, конечно, нет.

— Ты расстроена, — он внимательно посмотрел на Шейн. — Почему? Из-за шкафа?

— Не будь смешным.

— Значит, из-за вчерашнего разговора. Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту?

Шейн не ответила: у нее не было сил спорить. Она не знала, как объяснить мужчине, который не верит в любовь, тот факт, что она всю свою сознательную жизнь искала настоящую любовь (и однажды нашла ее в его объятиях), что его маленькая дочь жаждет отцовской любви больше всего на свете и ее не заменит даже самая красивая кукла. Шейн потеряла родителей еще в детстве и росла в атмосфере строгости без любви, радости, спокойствия. Это были самые ужасные годы в ее жизни, оставившие в сердце глубокие раны. И она сделала вывод, что жизнь без любви пуста.

Шейн посмотрела в глаза мужу. Эти удивительные голубые глаза — то мрачные и холодные, как зимний вечер, то нежные и заботливые, как солнечный день.

— Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту? — настойчиво повторил Чэз.

«Неужели он не понимает!» — в отчаянии подумала Шейн, а вслух сказала:

— Нет, я не боюсь этого. Мне страшно, очень-очень страшно, когда ты говоришь абсолютно серьезно о том, что… разучился любить… по-настоящему.

Шейн посмотрела на него: на солнечный небосклон снова набежали тучи, лицо стало каменным, усмешка искривила губы.

— Не надо бояться правды, дорогая. Лучше смотреть ей в лицо.

Моей давно потерянной невесте

Я был на Рождественском Балу Золушки, а ты нет.

Я не знаю, о чем писать, что думать. Полагаю, это потому, что во мне не осталось вообще никаких чувств. Никогда не предполагал, что сдамся… Но результат налицо…

Я встретил другую женщину, Шейн. Я не люблю ее. Я чувствую, что не способен больше любить. Мы с Мадлен понимаем друг друга, и она выглядит счастливой, несмотря на то, что мне нечего ей предложить. Если честно, то абсолютно нечего! Да она и не просит. Мадлен пустая женщина. Ее пустота однажды погубит меня.

И почему я чувствую себя обманщиком по отношению к тебе? Я предал тебя, дорогая. Проcти, мне очень жаль. Но ничего уже не изменишь. Я не могу больше бороться. Итак, моя давно потерянная невеста, я говорю тебе «прощай».

Знай: моей настоящей любовью была и будешь только ты.

Чэз стоял на приставной лестнице и чистил водосточный желоб, забитый почерневшими листьями. Его не покидала мысль о том, что он мог потерять Шейн. Чэз годами искал ее, а ведь несколько лет назад она могла погибнуть в автокатастрофе на извилистых горных дорогах Коста-Рики — и он никогда бы не узнал о ее судьбе. От одной мысли об этом его бросало в жар. Закончив работу, Чэз поспешил в дом. Он нашел Шейн наверху: она отдавала приказы, что и как ломать в смежных спальнях. Шейн обернулась на звук шагов и вопросительно посмотрела на Чэза:

— Тебе что-нибудь нужно?

— Да, — хрипло ответил он, — нужно… Чэз отослал рабочих, снял перчатки и небрежно бросил их на пол. Затем подошел к Шейн и нежно провел рукой по ее щеке. Какое-то время Чэз просто смотрел на нее, наслаждаясь каждой черточкой нежного лица. Какая мягкая, гладкая кожа! Как пылают ее щеки! Шейн смотрела на него как завороженная, чувственные губы были приоткрыты ему навстречу. Какие потрясающие глаза — черные, бархатистые! Чэз долгие годы жаждал увидеть их снова. Да и сейчас они целиком и полностью властвуют над ним.

— Чэз… — прошептала наконец Шейн.

— Пожалуйста, позволь мне сделать это…

— Что именно?

И Чэз ответил на ее вопрос: они замерли в бесконечном страстном поцелуе. Чэз впивался в ее губы все сильнее, но Шейн совершенно не было больно: если б она могла, то застонала бы от удовольствия. Тогда в горах она могла умереть. Эта страшная мысль заставила Чэза желать Шейн как никогда прежде. Он страстно прижал ее к себе, и она прильнула к нему всем телом: ее полные груди дразняще упирались в его торс, а бедра были в опасной близости от напрягшейся плоти. «Неужели это ее стройные ноги обвивались тогда, на балу, вокруг моих бедер, позволяя страсти захватить нас!» — восторженно думал Чэз, опуская Шейн на просторный старый диван. С каждым разом он целовал ее все более жадно, уже не в силах управлять собой. Шейн всецело разделяла его страсть: ее губы были раскрыты навстречу его губам с такой негой и щедростью, что Чэз боялся не вынести этого блаженства. «Моя сладкая, нежная женушка! — стучало у него в висках. — Я могу взять ее здесь и сейчас!»

— Я не понимаю тебя, Чэз, — возразила Шейн, отметив про себя, что, проживи она хоть сто лет, все равно не поймет мужскую логику. — Я думала, ты хочешь, чтобы я сделала твой дом уютным.

— Так оно и есть. Но ты несколько по-другому понимаешь слова «сделать дом уютным». На самом деле, это значит… это значит… — Чэз начал жестикулировать, — переставить мебель, постелить новый ковер, купить яркие диванные подушки, ну, может, сломать какую-нибудь стенку… но не это!

— В ванной комнате Сариты я хочу переделать всю сантехнику так, чтобы маленькой девочке было удобно. Что в этом такого?

— Ты считаешь, что маленькой девочке везде нужны перила?

— Да, особенно в душе. А еще необходимо прикрепить на стену большую полку, где будут стоять детские шампуни и гели. Девочки их просто обожают.

— Хорошо, — Чэз терпеливо стиснул зубы. — Но зачем ей два умывальника?!

— Сразу видно, что в твоем доме никогда не было женщин, — усмехнулась Шейн.

— Одна маленькая девочка и ты — это отнюдь не толпа женщин, — развел руками Чэз.

— Потом их будет больше: Сарита непременно захочет праздновать день рождения с подружками. Девочки любят устраивать также и «Вечеринки в пижамах».

— «Вечеринки в пижамах»? — побледнел Чэз.

— Именно, — безжалостно подтвердила Шейн, вспоминая, что тетя не разрешала ни устраивать, ни посещать подобные вечеринки. — Правда, это бывает уже в школьные годы. Но раз ты отец маленькой девочки, тебе придется научиться обращаться с роем ее подруг…

— Роем… — автоматически повторил шокированный Чэз.

• Предыдущая
• 19/26
• Следующая