Край Ветров: некроманс - Кусуриури Диэр - Страница 70

• Предыдущая
• 70/149
• Следующая

— Я выросла в темноте, но вкус твоей крови мне не забыть никогда. И там была только луна, но ты был… ты горел. Ты пылал, и внутри меня сейчас горишь, как будто бы солнце добралось до моих потрохов. Но то была только лишь кровь из пальца. И я почувствовала, как бывает. А кровь, сама по себе, ничего не значит. Но ты уже сам обо всем догадался, мальчик. И мир вращается вокруг нас адреналиновым забытьем.

— Вера, а если без аллегорий? Ты помнишь Даньслава?

— Коготь — не коготь, — ответила Вера, — а вот ты — оголенный провод, человек без кожи. Был. Тогда. Я жила в темноте, потому что это была моя перемена. А мы же слепнем и глохнем, когда становимся проклятыми.

— Но как же я тогда «сиял»?..

— Я пила твою кровь три раза, и каждый раз она была другой. И сияние было разное, черное, белое, переменчивое. Это была твоя любовь-просьба, любовь-жажда, твой крючок, твоя спичка, твоя причина. Без этого бы ты не горел.

— Я… был тогда влюблен?.. — медленно проговорил Мйар. — Но как же я тогда… зачем я тогда сбежал из лагеря? И почему — один? Или это была… невзаимная любовь?

Вера помолчала немного, будто бы раздумывая.

— В твоём мёде не было горечи. А кровь неудачников — терпкая.

И она замолчала, как будто бы сказала все, что нужно было сказать. По крайней мере, выглядела она настолько довольной собой, что казалось, будто бы она решила этими словами какую-то очень сложную задачу.

— А может, ты совсем сумасшедшая?.. — проговорил Мйар, хмурясь.

— Если ты будешь давать мне свою кровь, то я буду служить тебе, — ответила Вера. — Пускай остальным помогает судьба. А мне будет достаточно этого жара внутри. Он лучше чего бы то ни было, лучше мужчины, да. И я не боюсь жизни.

Мйар молчал. Ему подумалось, что он зря вот это проделал, — нет, не кормежку Веры произвел, с этим-то все как раз в порядке, — зря он ее слушал и о чем-то спрашивал. Вампирша не в себе. Хоть она, возможно, и не врет, но память ее так же ненадежна, как и его. И что же с ней потом делать… не отпускать же умалишенную с садистскими наклонностями просто так?.. И не кормить же ее с рук всю ее… вечность. Вот уж, и правда, непростая ситуация.

А впрочем… разбираться с ней должен Камориль. Это, в конце концов, его знакомая, и пускай делает с ней, что хочет. Это у него с ней счеты… хотя нет. Сюда Веру привел Эль-Марко — на нем теперь и ответственность.

Мйар молча развернулся и пошел прочь, к выходу. Вздрогнул, когда Вера, вцепившись в прутья клетки, стала трясти ее и кричать ему вслед:

— Шикарная женщина, это был ты! Я буду тебе служить, как хочешь! Я даже умру, если хочешь! Вот увидишь, я разнесу тут всё в прах! Пускай все пропадает! Это судьба, солнышко! Это судьба!

Мйар только покачал головой. Поплутав немного подвалами, он вышел в коридор и закрыл за собой дверь на засов. На всякий случай.

А перед тем, как дверь захлопнулась, он расслышал Верино тихое:

— Прикурить бы дал…

Проходя мимо гостиной, я заметил Николу, читающую что-то с мобильного.

— Вы чего весь в пыли? — спросила девочка.

— А ты чего в саже? Камориль тебя не похвалит за сидение на его диване в таком виде.

— Ромка сообщение прислал, — сказала Никс, — длинное. Только что.

— Что пишет? — оживился я. — А ты пробовала ему звонить до этого?

Никс замялась:

— Ну, нет. Просто… у меня его номера не было. Он мой спросил, а я сделала вид, что мне его номер не нужен. Ну, это тогда, у моря было. Кто ж знал…

— Так и что он пишет? — я прошел внутрь гостиной и сел в кресло напротив Никс.

— А вот, почитайте, — Никола передала мне свой тяжеленький телефонный аппарат, закованный в титановый корпус.

«Привет, Никс! В общем, Варамира привезла меня в свой дом, он возле какого-то поселка (если ехать по западной трассе, там еще у памятника в виде чайки поворот), на мысе у Оливковой бухты. Она живет хорошо. Просто замечательно. Учить меня пользоваться силой она собирается долго, и пока что ничего не рассказала, только показала немного. Она что-то меняет в Изнанке, но я еще не понял, как. Пока что я научился только грести на веслах (тут есть лодка). Честно говоря, мне кажется, что я теряю время, а она кормит меня домашними пирогами, а о Зубоскале и компании говорить не хочет вообще. Как они там? Есть какие-то новости? Если так и дальше пойдет, я отсюда сбегу. Не знаю, правда, как. Странно тут все, и еще она не отвечает на многие вопросы, мол, ей тяжело это вспоминать. Зря я, в общем, сорвался. Прости пожалуйста. Я думал, что она меня быстро научит и я сразу смогу всем помочь. Жду ответа, Рома.»

Я отдал мобильный обратно Николе.

— Ты ему ответила? — спросил я.

— Угу, — сказала Никс.

— А что так невесело?

— Да вот… Мне та женщина, знаете, не понравилась. А тут — пироги.

— Судя по тексту, он более-менее в безопасности, — хмыкнул я.

— И вот, казалось бы, дядька Зубоскал, — поговорила Никола, и от этого обращения я вздрогнул, — вроде как все хорошо, относительно, но мне почему-то тревожно и даже… как-то страшно за Ромку. Она его не учит, чему обещала, а живет с ним, как с сыном, и пироги печет. Идиллия прям такая. А она же мёртвая женщина.

Я нахмурился.

— Но я ведь живой, — ответил я. — Хотя мне тоже, как бы, лет гораздо больше, чем положено.

— Но вы-то не умирали, так?

— Да вроде, нет, — согласился я. — Вообще, хорошо, что он написал. Мы теперь знаем, где он.

— Дядька Зубоскал, нам нужно туда поехать и убедиться, что все хорошо. Если эта Варамира — и правда его бабка, то она не станет желать ему зла. Если у нее дом на берегу моря, в котором «все хорошо», то она не будет против гостей. А если она будет против гостей…

— Значит, все отнюдь не хорошо, — кивнул я. — Так, что-то я совсем потерялся… где все? Может быть, в комнате Мари?

— Наверное, — Никс повела плечом.

— А что такое? А ты почему не там?

— Да мы ж с ней не знакомы, — Никс посмотрела на меня исподлобья. — Я стесняюсь.

— Ох ты ж, — хохотнул я, — нашла причину! Пойдем знакомиться. Если у Ромки все более-менее хорошо, судя по письму, то у Мари — нет. У нее кто-то бабку украл.

— Да уж, скучать вам не приходится, — сдержанно улыбнулась Никс. — Просто…

— Мм?..

— Она вся такая «леди»… А я рядом с красивыми девушками себя неуютно чувствую.

— Ох! Ты так говоришь, как будто бы…

— Да, я — лягушонок, — Никс забралась на кресло с ногами, и, внезапно, заплакала.

Я не успел даже опомниться. Плачущие женщины — это страшно. Внезапно плачущие женщины — это… в общем, это что-то, не поддающееся ничему! Ни описанию, ни уговорам… разве что…

Я сел на диван рядом с Никс и обнял ее за плечи:

— Ну-ну, не реви, никакой ты не лягушонок. Ну что ты вдруг, Никс?

— Ну он же ушел с этой своей бабкой, — сквозь слезы, проговорила Никола, — и меня оставил!

— Никола, он же мальчишка младше тебя, — я заглянул ей в глаза, — там, у него в голове, такое творится — у-у! Ты можешь мне поверить. Он, наверное, вообще о красоте-то и не думает. Так бывает, что людям до какого-то возраста — все равно. Да и вообще, это все фигня. Он же тебе сообщение прислал, так?

Никс неохотно согласилась:

— Так.

— Не мне. Не Камориль. Тебе. Понимаешь? А у него ведь был номер Камориль, наверняка!

— Ну он-то думал, что вы в плену, — и Никола снова заревела. Да уж, если плачущая девушка не лишена логики — с ней вдвойне сложнее!

— Слушай, а что ты ему ответила?

Я решил, что надо Николу от беды ее отвлечь, — это же, вроде как, самый верный способ развеять приступ жалости к себе, которая бурные рыдания и провоцирует.

Девочка, шмыгнув носом, буркнула:

— Сказала, что все хорошо и что мы у Камориль.

— Ну так… и ладно. Может, напиши еще, что мы к нему приедем?

— А вы думаете, можно что-то еще написать?.. — засомневалась Никс.

— А почему нет? — хмыкнул я. — Ты, конечно, можешь мне не верить, но я бы правда хотел повидаться лицом к лицу с этой Варамирой. Есть, конечно, такое прошлое, с которым лучше бы не встречаться, а есть такое, на которое поглядеть весьма любопытно. Ну, и мне хотелось бы у нее спросить, как так получилось, что официально ее разодрали росомахи в лесу, а фактически она жива-здорова и молода. Как я.

• Предыдущая
• 70/149
• Следующая