Девушка, которую ты покинул - Мойес Джоджо - Страница 76

• Предыдущая
• 76/97
• Следующая

Лив внимательно следит за тем, как судья что-то пишет. Она смотрит на Марианну Эндрюс, которая болезненно морщится, видя, как прямо на ее глазах подвергают сомнению безупречную репутацию матери. Смотрит на Джейн Дикинсон, которая победно улыбается братьям Лефевр. Смотрит на Пола, который, положив руки на колени, подался вперед, словно в безмолвной молитве.

Лив отворачивается от репродукции своей картины, чувствуя, как ее, будто одеялом, накрывает с головой что-то тяжелое, заслоняющее свет.

— Эй! — вернувшись домой, кричит Лив.

Уже половина пятого, но Мо не слышно и не видно. Лив проходит на кухню и обнаруживает на столе записку: «Я у Раника. Вернусь завтра. Мо».

Выронив записку, Лив тихо вздыхает. Она уже привыкла к тому, что Мо снует туда-сюда по дому, привыкла к звуку ее шагов, шуму в глубине дома, журчанию воды в ванной комнате.

В последние дни Мо от нее слегка отдалилась. Интересно, догадалась ли она, что случилось с Лив после возвращения из Парижа? Что заставило Лив снова броситься в объятия Пола?

Но думать сейчас о Поле абсолютно бессмысленно.

В почтовом ящике пусто, если не считать рекламы встроенных кухонь и двух счетов.

Лив снимает пальто и наливает себе чаю. Звонит отцу, но его нет дома. И только автоответчик звучно призывает ее оставить сообщение: «Вы должны! Мы РАДЫ будем услышать вас снова!» Лив включает радио, но музыка действует на нервы, а новости угнетают. В Интернет влезать тоже неохота: вряд ли она получит новые предложения относительно работы, но зато может обнаружить новые комментарии относительно судебного процесса. Лив боится, что пикселизированная ярость миллионов человек, которые раньше о ней даже не слышали, через компьютер обрушится на ее бедную голову.

На улицу выходить тоже не хочется.

«Ну давай же! — ругает она себя. — Ты сильная, ты справишься. Вспомни, через что пришлось пройти Софи».

Лив включает музыку, так как не может больше слышать эту звенящую тишину. Загружает белье в стиральную машину, чтобы создать ощущение обычной домашней жизни. Затем берет стопку конвертов и документов, скопившихся за последние две недели, придвигает кресло к письменному столу и начинает их изучать.

Счета она складывает в центр стола, письма из банка — с правой стороны. То, что не слишком срочное, отодвигает влево. Счета от адвокатов идут в отдельную стопку.

Потом она записывает цифры колонкой в большом блокноте. Она методично складывает и вычитает нужные суммы и подводит итог внизу страницы. Снова садится в кресло, поднимает глаза на черное небо наверху, потом долго смотрит на полученные цифры.

Наконец она откидывается на спинку кресла, пытаясь разглядеть свет далеких звезд. Но темнота стоит такая, словно уже полночь, хотя на часах около шести. Она смотрит на прямые, безупречные линии творения Дэвида, еще раз обращая внимание на то, что через стеклянный потолок с любого ракурса видно небо. Смотрит на стены из термического стекла с подложкой из невероятно тонкого теплоизоляционного материала, который Дэвид в свое время выписал из Китая и Америки, а именно из Калифорнии, чтобы в доме всегда было тихо и тепло. Смотрит на белую бетонную стену, на которой, еще в первые дни совместной жизни с Дэвидом, после очередной ссоры из-за ее неаккуратности маркером написала: «Почему бы тебе не отвязаться от меня?» И, несмотря на все усилия специалистов по реставрации, при определенных атмосферных условиях на стене видны призрачные очертания тех ужасных слов. Она снова смотрит на небо сквозь прозрачную стену, которая есть в каждой комнате, что создает ощущение, будто Стеклянный дом висит прямо в воздухе над шумными, суетливыми улицами.

Лив проходит в спальню, к портрету Софи Лефевр. И, как всегда, встречает направленный прямо на нее взгляд Софи. Хотя сегодня девушка на картине вовсе не кажется высокомерной или безучастной. Сегодня за дерзким выражением лица Софи Лив видит какую-то тайну. Словно та знает что-то такое, что неведомо другим.

«Софи, так что же на самом деле с тобой произошло?»

Лив прекрасно понимает, что рано или поздно придется принять это решение. Всегда понимала. И все же чувствует себя предательницей.

Она перелистывает телефонную книгу, снимает трубку и набирает номер:

— Алло! Это риелторское агентство?

— Итак, когда пропала ваша картина?

— В тысяча девятьсот сорок первом. Возможно, в сорок втором. Трудно сказать, так как все, на чьей памяти это произошло, уже умерли, — горько усмехается блондинка.

— Ну да, по вашим словам получается так. А вы можете представить мне полное описание?

Женщина придвигает к нему папку:

— Все, что у нас есть. Основные факты изложены в письме, которое я отправила вам еще в ноябре.

Пол, пытаясь освежить в памяти детали, изучает содержимое папки.

— Значит, вы установили, что картина находится в галерее в Амстердаме. И сделали первоначальный запрос…

Постучав в дверь, Мириам приносит кофе. Пол ждет, пока она поставит чашки на стол, виновато качает головой, словно секретарша прервала их на самом интересном месте, беззвучно шевеля губами, изображает «спасибо», на что Мириам удивленно таращит глаза.

— Да, я написала им письмо. Как, по-вашему, сколько она стоит?

— Простите?

— Как, по-вашему, сколько она стоит?

Пол отрывает глаза от документов. Женщина сидит, свободно откинувшись на спинку кресла. У нее красивое, хорошо очерченное лицо, гладкая кожа без признаков старения. Но лицо какое-то безжизненное, будто она привыкла скрывать свои чувства. А возможно, все дело в ботоксе. Он украдкой смотрит на ее густые волосы. Вот Лив в два счета определила бы, натуральные они или нет.

— Потому что Кандинский стоит кучу денег. По крайней мере, так говорит мой муж.

— Несомненно, если удастся доказать, что картина принадлежит вам, — осторожно подбирая слова, отвечает Пол. — Однако мы забегам вперед. Давайте вернемся к вопросу собственности. У вас имеются какие-либо свидетельства о том, где была приобретена картина?

— Ну, мой дедушка дружил с Кандинским.

— Понятно. Но у вас есть какое-либо документальное подтверждение? — спрашивает Пол и, увидев озадаченное выражение ее лица, уточняет: — Фотографии? Письма? Упоминания о том, что они дружили?

— Ой, нет. Но дедушка часто об этом рассказывал.

— Он еще жив?

— Нет. Я уже говорила об этом в своем письме.

— Простите меня. А как звали вашего деда?

— Антон Перовский. — Она произносит фамилию по слогам, одновременно показывая на то место в его бумагах, где приводится фамилия Перовский.

— А остался ли кто-нибудь из членов семьи, который мог бы об этом знать?

— Нет.

— А картина уже где-нибудь выставлялась?

— Нет.

Пол с самого начала знал, что давать рекламу их агентства было большой ошибкой, поскольку это неизбежно привело бы к появлению сомнительных дел типа этого. Но Джейн настояла.

«Мы должны работать на опережение, — перейдя на лексикон из области менеджмента, заявила она. — Нам необходимо стабилизировать свое положение на рынке, упрочить репутацию. Мы должны занять все ниши этого рынка». Джейн составила список аналогичных агентств и предложила отправить туда Мириам под видом клиентки, чтобы узнать методы их работы. Пол сказал, что она сошла с ума, но Джейн упорно стояла на своем.

— Вы пробовали узнать историю картины? Например, в Google? Или в книгах по искусству?

— Нет. Полагаю, именно за это я и собираюсь вам платить. Вы ведь лучшие в этом бизнесе. Так? И именно вы нашли картину Лефевра. — Она выпрямляется в кресле, скрестив ноги, и бросает взгляд на часы. — Как долго обычно тянутся такие дела?

— Ну, это трудно сказать. Некоторые дела удается решить на редкость быстро, но только в том случае, если у нас имеются все необходимые документы и провенанс. Но некоторые тянутся годами. И вы, наверное, знаете, что само судебное разбирательство может обойтись очень недешево. Так что мой вам совет — все хорошенько обдумать.

• Предыдущая
• 76/97
• Следующая