Прозрачный старик и слепая девушка - Ленский Владимир - Страница 77

• Предыдущая
• 77/98
• Следующая

— Ваше обучение закончено, — объявила бабушка. — Фехтование, уроки красноречия и танцев, студенческое пьянство и влюбленные белошвейки остались в прошлом. Ваш дядя вам все объяснит.

Господин Адобекк, младший брат госпожи Ронуэн, ворвался в комнату в тот самый мот, когда бабушка завершила свою тираду и простерла руку в сторону двери. Выглядело это эффектно.

Конюший ее величества правящей королевы-матери был высоким, крепким мужчиной лет пятидесяти, с мясистым носом, широким подбородком, сочными губами и небольшими, рассеянными, но на самом деле очень цепкими глазами. Одетый в длинную тяжелую мантию поверх придворного платья, с пышными оборками, похожими на пузыри, на плечах, локтях и коленях, господин Адобекк выглядел устрашающе величественно.

Он зачем-то обтер об одежду руки и, поднеся их к глазам, внимательно осмотрел каждый палец. Это занятие полностью поглотило его на несколько минут.

— Я велел подать вина и фруктов прямо сюда, — проговорил Адобекк отрывисто. Он обращался непосредственно к внучатым племянникам, не обращая внимания на недовольную гримасу госпожи Ронуэн. — Поговорим сейчас, чтобы у вас было больше времени подумать.

Вино и фрукты немного запоздали, поэтому слуга, их доставивший, удостоился свирепого взора — что, впрочем, не произвело на нерасторопного малого большого впечатления. Он невозмутимо поклонился и покинул комнату.

Вслед за ним вошла полуголая служанка, разрисованная минеральными красками. Желтые и синие растения на ее коже чередовались с волнистыми линиями красного цвета.

При виде этого дикарского великолепия у бабушки Ронуэн перехватило дыхание. Она устремила на своего брата пронзительный взгляд, однако тот и бровью не повел.

Девушка поставила таз для умывания с ароматизированной водой, в которой плавали лепестки, положила рядом вышитое полотенце и робко удалилась вслед за первым слугой.

Братья переглянулись. Дядюшка никогда не упускал случая подразнить суровую Ронуэн. Надо полагать, созерцание негодующего лика старшей сестры входило в число излюбленных удовольствий Адобекка.

Ренье сразу схватил персик и принялся уничтожать его. Эмери рассеянно точил зубами виноградную кисть. Адобекк, ловко управляясь с широченными рукавами, взял бокал с легким, разбавленным вином и заговорил с племянниками вполголоса:

— Что вам известно о Древней Крови?

— То же, что и всем в Королевстве, — ответил Эмери. — Эльсион Лакар, Древняя Кровь, — это эльфы, предки правящей династии. Эльфийское происхождение королевы — основа нашего процветания и благоденствия. Есть что-то еще, что нам следует узнать?

— Дорогой дядя, это похоже на экзамен, — заявил Ренье, чавкая.

— Не умничай, — вмешалась бабушка.

Дед, пользуясь важностью беседы, которая поглотила его родственников, всерьез принялся за кувшин с вином.

Разрисованная служанка опять всунулась в комнату, пристально глянула на Адобекка и почти сразу скрылась.

— А фейерверк вечером будет? — ни с того ни с сего спросил Ренье. — Раньше вы всегда привозили фейерверки из столицы, дядя.

— Мастер, у которого я воровал фейерверки, сейчас слишком занят, — ответил дядя Адобекк. — Впрочем, когда вы окажетесь при дворе, вы увидите их довольно.

— А нам предстоит жить при дворе? — хладнокровно удивился Эмери. — Вот так новость!

Ренье поперхнулся. Нет, конечно, они с братом ожидали, что когда-нибудь это случится. Молодые дворяне, потомки древнего рода, который из поколения в поколение верно служил эльфийской династии, естественно, рано или поздно очутились бы при дворе ее величества королевы. Но так скоро!

Новость произвела впечатление и на Эмери, хотя тот сдерживал чувства куда лучше. Он побледнел и сильно сжал губы.

Дядя Адобекк усмехнулся, наслаждаясь эффектом.

— Да уж, жизнь при дворе — сплошной фейерверк, — повторил он задумчиво и вдруг буквально напал на бабушку: — Дорогая Ронуэн, почему у вас такой кислый вид?

— Ни почему, — отрезала бабушка. — Я думаю о Фекки.

— В такой важный момент, когда решается судьба ваших внуков, думать о Фекки?

— А что? — величественно возмутилась бабушка. — Что в этом дурного? Фекки — весьма важная особа. В конце концов, ей предстоит быть изображенной на моей гробнице, а вы вчера, сразу по прибытии, изволили привязать к ее хвосту медную кружку...

— Это была совсем маленькая кружка, — сказал Адобекк. — Кстати, два года назад Фекки изволила укусить меня за палец.

— Адобекк всегда был злопамятным, — вступил в разговор дед, совершая тем самым большую ошибку, ибо обратил на себя внимание бабушки и был тотчас лишен кувшина с вином.

Фекки, забавная собачка с белой волнистой шерстью, самолюбивая и умная, была бабушкиной фавориткой. Поэтому, заблаговременно заказывая себе красивое надгробие, госпожа Ронуэн распорядилась поместить изображение Фекки у себя в ногах. Если собачка переживет хозяйку, то ей предстоит провести последние годы в почете и ласке, а затем упокоиться рядом, в ногах бабушкиной могилы. Фекки как будто знала о важном месте, которое она занимала в завещании почтенной госпожи, и держалась соответственно.

— Судьба моих внуков, как я понимаю, уже решена, — продолжала бабушка, — и мне остается лишь принять ее. Так почему я должна о ней думать? От лишних мыслей на лице появляются лишние морщины.

— К делу! — вскричал дядя Адобекк, обращаясь к племянникам. — Вы нужны при дворе, вы оба. Вы отправляетесь со мной в столицу, соблюдая величайшую секретность. Ну, не величайшую, — тут он стрельнул глазами в сторону Ронуэн, — но существенную. У ее величества правящей королевы есть для вас важное поручение. Для вас обоих.

Эмери сидел у открытого окна и быстро записывал ноты, поспевая за оркестром из арф, костяных рожков и низкого женского голоса, похожего на голос их матери. Эта музыка пока что звучала только в его воображении. Женщина пела приглушенно, как бы издалека, а арфы гремели торжествующе и вдруг утихали, словно отступая, и тогда вступали рожки, пронзительные, тревожные.

Грифели ломались в пальцах Эмери, и он стремительно хватал другие. Ноты скакали по линейкам, быстрые крючки обозначали их длительность и силу звука. Эмери давно следовало обзавестись собственным переписчиком, который разбирал бы его странный, нервный нотный почерк. А пока, в ожидании этого кудесника каллиграфии, в папках копились песни, короткие и длинные пьесы — для голоса, клавесина, арфы и других инструментов.

Сегодняшние события взбудоражили Эмери и вызвали из его души совершенно новую музыку. Младший брат знал, чем занят старший, и потому не решался его беспокоить. Он рассеянно бродил по замку и двору, в беседке встретил Фекки и поиграл с ней немного, бросая ей палочку. Фекки снисходительно приносила палочку и вежливо виляла хвостом. В конце концов она удалилась, оставив молодого наследника в одиночестве.

Ренье задумался об Аббане, о Гальене, которых они оставили так стремительно, даже не попрощавшись. Мысль пронеслась рассеянно, в ней не было ни заботы, ни сожаления, словно он вспоминал о розовом кусте, что когда-то рос у них под окном, или о симпатичной молочнице, которая приносила сливки и сметану и всегда ухитрялась так заглянуть в окно, чтобы ее грудь встопорщилась и возможно более открылась взору.

Все это очень мило, но осталось в прошлом, вот и все. Вот и все...

И, словно набежала морская волна, смывая хрупкие песчаные замки, пришла новая мысль — о предстоящей жизни в столице. Ведь дядя Адобекк, по обыкновению, так ничего толком и не рассказал.

Возле кухни служанка счищала с тела краску, а дядя Адобекк, о котором только что раздумывал Ренье, сидел на низкой ветке старой яблони, как был, в роскошной одежде, и любовался потеками разноцветной воды на теле девушки.

Служанка всхлипнула.

— Ну, ну, — успокаивающе молвил дядя Адобекк, покачивая ногой. — Не так уж это было и неприятно.

• Предыдущая
• 77/98
• Следующая